Атолл (СИ)
Сэнди быстро выдохлась и была уже не столь свеженькой, когда храбрилась. Стоя на линии подачи, Джон делал вид, что приноравливается, подкидывал и ловил мяч, бил им об землю, подхватывал ракетой, а на самом деле давал время отдохнуть забегавшейся девушке. Она вытирала испарину со лба, подтягивала брючки. "Почему она не наденет юбку, - подумал Джон, - ей бы легче было... и нам приятнее смотреть..."
Джону стало жаль тяжело дышащую Сэнди ("загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?"), и он послал неотразимую крученую подачу. Мяч коснулся площадки Сэнди и улетел в аут.
Третий сет был закончен со счетом 17/8 в пользу Джона.
Сэнди бросила ракету на землю и чуть не заплакала.
- Черт тебя возьми, Джон, разве можно так играть с женщиной!
- Vive la difference!* - пошутил Джон.
[*Да здравствует разница (между мужчиной и женщиной (фр.)]
- Сэнди, надо уметь проигрывать, - примирительно сказал доктор.
- Вот, - сказал Джон расстроенной Сэнди, вручая свою ракету мальчику и подталкивая его к площадке. - Отыграйся на нем, поучи его ударам.
Мальчик начал игру сначала робко и неумело, однако быстро все схватывал, буквально - налету. Только опытность и постоянные тренировки спасли Сэнди от поражения. Обыграв мальчика, у Сэнди улучшилось настроение.
С Генри Уилсоном Джон так сегодня и не сыграл. Доктор пожаловался на усталость.
- Я ждал тебя утром, - сказал он. - Пауль меня так вымотал...
Пресс-атташе Вульфовиц самодовольно рассмеялся, искоса поглядывая на Сэнди. Сэнди принципиально не обращала на него внимания. Джон представил, как консул Паркинс Джиллеспи - тип с холодным пронзительным взглядом, с твердой линией рта и еще более твердым, слегка раздвоенным подбородком - с жестким техасским выговором произносит: "Иди сюда, моя крошка" и ложится на хрупкую Сэнди, которая, в свою очередь, голой лежит на ковре, расстеленном в его кабинете.
И это не фантазии Джона. Об этом под большим секретом рассказывал Вульфовиц, который по совместительству был еще сотрудником ЦРУ и везде понасовал скрытые телекамеры, в том числе и в кабинете своего шефа. Записанный видеоматериал вечерком просматривал, тихонечко мастурбировал, если попадались пикантные сцены. Об этом Джону рассказывала Сэнди (миленький гадюшничек, не правда ли?), когда пыталась его (Джона) закадрить. Но Джон не кадрился. После семейного облома с Джулией ни одна блондинка не могла его вдохновить. Сэнди бы догадаться и перекраситься в брюнетку, но она не догадывалась, а Джон не намекал.
После тенниса они направились в раздевалку. На заднем крыльце, на ступеньках подпираемого колоннами портика, стоял господин консул, собственной персоной. "Сэнди, можно вас на минуточку? - сказал он. - Привет, Джон!"
Джон кивнул, даже не пытаясь изобразить на лице американскую улыбку. Сэнди, деловито нахмурившись, отделилась от их веселой группы и направилась к шефу ("Иди сюда, моя крошка").
Мужчины зачехлили ракеты, приняли душ.
- Куда пойдем? - спросил доктор у Джона.
- Туда, где не видно шествия скарабеев, - ответил писатель.
- Тогда в "Гавану".
- И я с вами, - примазался Вульфовиц.
- Простите, Пауль, - сказал Джон Кейн, - я хотел конфиденциально посоветоваться с доктором по поводу своего здоровья...
- О'кей, тогда снимаю свою кандидатуру.
Вульфовиц направился к себе, в жилую часть здания, в скромную холостяцкую норку.
- Вы заметили, Генри, как этот надутый имперский посланник даже не дал бедной девочке помыться, - сказал Джон. - Он пожелал её, как Наполеон Жозефину.
- Его возбуждают ферамоны самки.
- А как насчет вас, дорогой эскулап? Ведь вы мужчина еще хоть куда.
Взъерошив жесткие серебряные власы, Уилсон ответил, что давно уж перестал мечтать о подобного рода глупостях, и что единственная особа, которую он в силах зримо представить в своих объятьях, - это его жена, скончавшаяся при родах двадцать лет назад.
- Да будет вам, Генри, - произнес писатель, - не хотите же вы сказать, что и вправду не имеете ни ментального, ни висцерального портрета какой-нибудь сговорчивой блондиночки в сногсшибательном мини-бикини, из числа тех, что самозабвенно впитывают ультрафиолет на местных белых песках?
Генри Уилсон, залучась морщинами, ласково похлопал по запястью Джона, дабы его остановить.
- Мой интерес к женщинам теперь скорее галантный, нежели практический. Расскажите лучше, как дела у вашей миленькой шоколадной крошки?
- У ней все в порядке, тьфу-тьфу-тьфу... Знаете, я, кажется, хочу оформить с ней отношения...
- "Кажется" или "хотите"?
- Хочу. Как писал Чехов Куприну: "Чувствую старость... Впрочем, хочу жениться".
- А какие у вас проблемы со здоровьем?
- Да это я так, чтобы отвязаться от Вульфовица, - отмахнулся Джон. - А впрочем, есть проблема... Что-то у меня с памятью последнее время... Иногда какие-то провалы возникают... Я даже, в связи с этим, кой-какие воспоминания стал записывать. На всякий случай.
Доктор молча шагал, глядя под ноги, и это не понравилось Джону. И он, чтобы спровоцировать доктора на сколько-нибудь утешительный ответ, спросил: - Не приведет ли это к распаду личности?