Нас больше нет (СИ)
Сначала бабушка, теперь и отец. Некому сказать: «а помнишь?». Не с кем фотографии старые в альбоме пересматривать. И от этого невыносимо грустно. Пусть с отцом мы и не были близки.
Не знаю сколько времени сижу вот так на поваленном дереве. Успеваю мысленно пережить еще раз каждый миг своей жизни. Не могу понять почему Давид столько времени молчал. Не надеялся ведь, что мы забудем папу или он внезапно воскреснет?
Я вздрагиваю, когда мне на плечи ложится плед. Мужской голос возвращает меня в реальность.
— Прохладно уже, — тихо произносит Давид, присаживается рядом. Его голос отдается вибрацией в груди. — Как ты?
Он обхватывает пальцами мой подбородок, заставляя повернуть голову в его сторону и поднять взгляд. Он взволнован, в глазах вина, словно это он виновен в том что с нами происходит. Большим пальцем стирает слезы, что скользят по щекам к подбородку.
— Нормально. А Настя?…
— Спит. Не мог оставить ее, боюсь как бы глупостей не натворила, все же она не такая сильная как ты, — словно извиняясь за то что мне здесь одной сидеть пришлось, произносит он.
— Она не сильнее, просто к отцу больше привязана была, — качаю головой.
Повисает тяжелое молчание. Давид обнимает меня, прижимаюсь к его боку, прислоняюсь щекой к его плечу. Делаю вдох и легкие заполняет такой знакомый и родной аромат мужчины.
— Что теперь будет? — спрашиваю тихо, даже не надеясь на ответ.
— Подождем пока все утихнет. Ваш отец месяца два назад начал выводить деньги через офшоры, так что на первое время должно всем хватить. Дом, как и остальное имущество, сейчас арестованы. Не знаю разрешат ли вам вернуться и забрать вещи.
— Как это произошло? Почему… почему так случилось, Давид? Что плохого сделал отец? Я не понимаю… — сдавленно произношу я, не стесняясь своих слез.
Давид молчит довольно долгое время, успокаивающе гладит меня по спине, я же вся в ожидании ответа, которого скорее всего не последует. Но Давид все же решает что я имею знать правду.
— Министерство вместе с одним ведомством занимались разработкой беспилотников нового поколения. Об этом прознали не те люди и попытались надавить на твоего отца, чтобы он передал им проектную документацию, а своим дал отмашку все уничтожить и молчать. Получилось бы что левая промышленно-военная компания производила бы оружие, перепродавала бы его нашей стране и, вероятней всего, боевикам и всем, кто готов дать хорошую цену. Этого нельзя было допускать.
От его слов по телу проходит дрожь. Я даже представить не могла что все настолько серьезно. Думала что власть не поделили или это конкуренты по бизнесу дорогу перешли.
— Почему он не обратился в органы? Он ведь… Господи, у отца же столько власти было, — меня заполняет отчаяние. Я все еще не понимаю как так могло получиться?
— Все не так просто, Лер. Откуда ты думаешь та компания узнала о секретных разработках минобороны? За ней стоит определенный круг людей, у которых власти не меньше, чем у твоего отца. По факту две стороны столкнулись в борьбе за возможность поиметь больше денег. Полгода велась спецоперация, чтобы раскрутить этот клубок и собрать доказательства причастности к этому правительственных лиц. Все должно было закончится в тот день, когда я вас увез. Твой отец уехал на встречу с важными людьми и при передаче взятки их должны были повязать. Но среди своих завелась крыса, поэтому твоего отца положили в тот же момент, когда он вышел из машины. Обвинили в том, что он продавал информацию государственного значения, не выдержал такого груза и застрелился.
— И что это получается? Он проиграл? Жизни лишился и проиграл? — мой голос звучит с надрывом. Почему так несправедлив мир?
Давид хмыкает.
— Не проиграл. Скорее унес с собой в могилу то, что так сильно хотели заполучить от него другие. Я не должен тебе этого всего говорить, — смотрит на меня с сожалением.
— Поздно. Ты уже начал. Я понимаю насколько все серьезно и не собираюсь распространятся и делать глупости, доказывая что-то. Все останется между нами. Я имею право знать правду. Не хочу остаток жизни провести задаваясь вопросами: «Почему?».
И Давид сдается. Под моим взглядом, напором.
— Хорошо. Ты у мены умная девочка, Лера. Думаю, нет нужды читать тебе лекцию о том, что произойдет, если эта информация где-то всплывет. Один надежный человек очень осторожно взломал правительственные серверы и теперь большей части информации по проекту нет. Где копия известно было только твоему отцу. Все будет выглядеть так, словно была совершена вирусная атака, которая удалила данные с серверов.
— Получается, оружие никому не досталось?
— Никому, — подтверждает Давид. — Главный инженер, который занимался разработкой несколько месяцев назад напился и свернул себе шею, пытаясь забраться на скалу. Если они и восстановят проект заново, то нескоро.
— Это… это так грустно. Почему ты обо всем знаешь? — поворачиваясь к нему, только сейчас понимая насколько Давид и отец были близки друг другу.
— Потому что твой отец только мне доверял в полной мере. Знал, что я никогда не сделаю того, что причинит вред тебе. Идеальный союзник, — с горечью произносит он.
— Почему? У тебя ведь были причины ненавидеть и меня, и его. Почему ты не отомстил? Почему вообще ушел со службы?
— Потому что ты для меня самое главное, — отвечает он, с вызовом смотря на меня.
Мои глаза расширяются от удивления. Я пытаюсь понять что именно значат его слова. Это вроде признания в любви?
— Ты подал на развод, — сиплым, убитым голосом напоминаю ему. Мне трудно вспоминать то время. Сердце на куски разрывается от предательства. — Ты убил меня, Давид. Ты не любил меня, тебе женится заставили на назойливой девице. Тогда как я могу быть для тебя главным?
Давид тяжело вздыхает. Отворачивается, смотрит на ровную гладь реки в закатных лучах солнца.
— Я пил, Лера. После той аварии, развода слетел с катушек. Запил. Набил морду курсанту. Меня попросили уйти, я закрылся в квартире и не просыхал. Потому что совершил ошибку, которой мог избежать. Помню как выбросил свое обручальное кольцо в окно, а потом под подъездом ползал в грязи чтобы найти его.
Из моего рта вырывается непонятный звук. Вот откуда на кольце царапина.
— В тот момент я понял что нужно менять что-то, а вечером в мою дверь постучал твой отец и предложил работу. Я схватился за нее, потому что только так мог знать наверняка что с тобой все в порядке. Думал, подожду пока ты не найдешь достойного парня, а потом свалю. В голове все было просто, в действительности — неисполнимо. Потому что если бы ты нашла кого-то, я бы его пристрелил, клянусь.
Последние слова он произносит так, что сомнений не остается — и в самом деле пристрелил бы. Но…
— Леша же жив остался, — только и могу, что сморозить очередную чушь. Сердечко в груди бьется неистово быстро, горе, отчаяние и внезапная надежда смешиваются между собой, превращаясь в терпкий коктейль чувств.
— Я просто не успел, — широко улыбается и как-то неестественно произносит Давид. Словно и ему сейчас больно. Словно и в его сердце засел осколок, да так глубоко что убрать невозможно. — В тот день на меня племянников свалили и я немного опоздал.
— Он почти побывал в моих трусиках, — вроде как шучу, но в словах есть огромная доля правды. И Давиду она не нравится.
— Не стоит посвящать меня в такие подробности.
— Тебе повезло что он испугался моих ног, иначе велика вероятность что я уже замужем могла быть.
Давид уже не улыбается. Смотри на меня долгим пронзительным взглядом. Его лицо приближается к моему. Губы легко касаются моих. И шепот — горячий, отчаянный — прямо в рот.
— Ты же знаешь что ты для меня самая красивая. А на мнения других тебе должно быть плевать.
Глава 38. Лера
Мы достаточно долго сидим у реки в объятиях друг друга. Давид утешает меня как может. Словами, нежными касаниями и поцелуями. Я не могу остановить поток слез, подавляю истерику, и через несколько минут она наступает с новой силой.