Игла бессмертия (СИ)
— Что-нибудь ещё о селе можете рассказать?
— Пожалуй, ничего, хотя… В двух верстах от Сухой Берёзовки стоит хутор Степана Перещибки, то человек лихого нрава, из казаков, князь Борис Константинович Семихватов на него жаловался, и тяжба меж ними идёт.
— О чём же?
— Спор из-за земли, его сиятельство утверждает, что земля и хутор принадлежат ему по завещанию его двоюродного дяди, каковое он представил в суд. Перещибка же говорит, что земля была ему высочайше дарована за крымский поход тысяча семьсот восемьдесят второго года и также представил в суд грамоту.
— Кто же прав?
— Один Бог ведает. Я-то скажу за князя, но казаку вместе с землёй было пожаловано личное дворянство, и дело может дойти до Сената. Желаете ли, можно обо всём поподробнее у князя узнать — он в своём имении сегодня вечером ассамблею устраивает, всё наше общество соберётся, кушанья будут французские, турецкие, рекомендую.
— Ассамблеи мне нынче посещать недосуг. А что, Перещибка — смутьян?
— Нынче нет, пообтесался, а когда только у нас поселился, лет десять тому, да, бывало. То крестьян казённых в Берёзовке обидит, то купцов на дорогах пощиплет, с ним в ту пору дюжины три казаков было.
— Три дюжины? Ого!
— Должно быть, теперь меньше, разбежались казачки, когда Степан озоровать перестал.
— Однако ж, мне может понадобиться войсковой наряд. Сколько у вас в Боброцске солдат?
— Один, и тот — калека колченогий.
— Как же так?
— Его превосходительство господин губернатор уже год как забрал солдатушек к себе в Воронеж. Всё ищут ватаги разбойников, что наводят страх на все окрестные уезды. Хотя уж три месяца о них не слышали, но господин губернатор пока разъезды не распускает.
— Кто же поддерживает порядок?
— Его сиятельство Борис Константинович выделил дюжину человек. Людишки вышколенные, я их еженедельно наставляю, и в городе у нас тихо-покойно.
— Что ж, видно, мне всё же стоит поехать к князю на приём.
— Вот и славно, гостей созывают к семи часам, я за вами заеду. Или, если желаете, останавливайтесь у меня. Уверяю вас, будет очень удобно.
— Благодарю, но нет, не желаю вас стеснять. К тому же я задержусь здесь всего лишь на одну ночь.
— Что ж, воля ваша.
Капитан-исправник отбыл, а довольный задержкой Тихон начал переносить поклажу в трактир.
— Барин, надобен ли я вам буду на ансамблее?
— Думаю, нет. Полагаю, у князя достаточно слуг.
— Дозвольте тогда себе постой подешевле сыскать, а то двадцать копеек с души за ночь это озорство, этак и захудать недолго.
— Поищи, поищи, а ещё расспроси у неё про местных знахарок, ведуний и прочих, коих считают ведьмами.
— Расспрошу, расспрошу, всё узнаю, — радостно сказал Тихон и отправился на примеченный по пути двор.
* Гашник — женский пояс.
Глава 3
Ранним утром, когда рассвет ещё только-только позолотил верхушки деревьев, путники уже собирались в дорогу. Кто-то завершал завтрак, кто-то скатывал одеяла, а Фёдор делал Николаю перевязку.
— Эка меня угораздило, — посетовал раненый, глядя на распухшую ногу. — На вот теперь, гляди на собственное своё скудоумие.
— Да, думаю, придётся тебе ходунки смастерить, — сказал Фёдор. — Дёма, сруби подходящее деревце, а лучше пару.
— А что я-то? Нашли себе, что ли, молодого? — возмутился злой с утра Демид.
Ворча себе под нос, он рукой опустил на землю подскочившего было Олега и направился к ближайшим зарослям. Мимоходом плюнул в сторону трёх серых кучек — всего, что осталось от нечистых — и принялся за дело. Несколько сноровистых ударов, и молодое деревце с крепким толстым сучком, как раз под руку, превратилось в костыль — армейский тесак незаменимая вещь в походе.
Демид сунул ходунки пятками в угли костра и присел рядом.
— Паря, что ж от тебя и слова-то людского не слышно? — напустился он на Олега.
Парень в это время жевал и только виновато развёл руками.
— Убогий он — немой, — пояснил Николай, вертя в углях свои новые деревянные ноги.
— Вон оно что… — тон Демида сразу потеплел. — Как же тебя к нам занесло? Жил бы в какой обители, среди монахов.
— А он как раз из Сергиева монастыря, послушником там был.
— Зачем же его оттуда взяли?
— О том доподлинно не ведаю. В монастырь мы с господином капитаном наезжать не забываем, а в крайний раз настоятель нам его в спутники определил. О чем-то они долго разговаривали тогда, а поутру Олег с нами уехал.
— А знаешь ты, зачем идём? — опять обратился Демид к парню.
Тот кивнул и, встав, показал пальцем на кучки серого пепла в отдалении.
— Верно, и не боишься?
Олег помотал головой, молитвенно сложил руки и показал глазами вверх.
— Ну, добро.
Вскоре вся компания снялась с лагеря. Хорошо путешествовать утром — свежо, не жарко, и сил ещё полно, и нет ещё утомления. В такую пору и муж средних лет, и старик, все равно чувствуют себя молодыми.
Шли не спеша, но Николай постепенно, с каждой верстой, ковылял всё медленнее. Нога в месте укуса отдавалась болью при каждом шаге. Так бы и вовсе пришлось носилки готовить, кабы не послышались сзади конский топот да весёлая песенка:
Пошла млада за водой,
Коромысел золотой.
Эй-эй люли, люли,
Коромысел золотой.
А за младой день-деньской
Ходит парень веселой.
Эй-эй люли, люли,
Ходит парень веселой.
У неё чистой водицы
Просит из ручек напиться.
Эй-эй люли, люли,
Просит из ручек напиться.
Млада его напоила
И любовью одарила.
Эй-эй люли, люли,
И любовью одарила.
Говорит: «Приходи сватать,
Будем мы с тобой женаты».
Эй-эй люли, люли,
Будем мы с тобой женаты.
Ночью парень согласился,
А поутру открестился.
Эй-эй люли, люли,
А поутру открестился.
Путников догонял мужик на телеге, запряженной худой, почтенной годами лошадёнкой.
— Здравствуй на все четыре ветра, добрый человек! — обратился Фёдор к мужику и снял шляпу.
— И вам, служивые, поздорову! — смял свою шапку возница.
— Будь добр, довези нашего товарища до Сухой Берёзовки, а то вишь, упал в дороге, нога и распухла.
— Не по пути мне Берёзовка-то, на день крюк выйдет, — с сомнением произнёс тот. — Разве токмо за-ради деньги — повезу.
— Сколько ж возьмёшь за прогон?
— По рубчику с седока, и помчим с песнями!
— Окстись, православный, за десяток вёрст четыре рубля?!
— Ну, воля ваша.
— Мы и сами добре поём, — подошёл Демид, положив руку на рукоять тесака, — и управиться с лошадью можем. Сами.
— Ежели без песен, тогда по гривеннику с души.
— По рукам, — решил Николай.
— Тады деньги наперёд.
Спутники помогли раненому забраться в телегу и расселись сами.
— Э, э? А деньги-то?!
— Будет тебе, будет. Погоняй.
Тронулись, возница ещё какое-то время ворчал, но Николай отсчитал ему положенное, и тот сразу повеселел.
— Вот это дело, вот за это — благодарствуйте.
— Как тебя звать?
— Евсеем нарекли.
— Откуда ты родом?
— Мы-то? Мы-то с Перепашного.
— А в Сухой Берёзовке бывал?
— Бывал, как не бывать, у меня там кума живёт.
— Что ж ты к куме заехать зажилил? — влез Демид.
— Вовсе я не зажилил, но ведь если на дороге деньгу заприметил, то мимо-то не пройдёшь. На подати пойдёт, али вот хоть бы кобыле моей уздечку новую справлю. Нужно? Нужно. Подковать её, родимую, нужно? Нужно. Подкормить её, сердешную, нужно? Нужно. Так вот и выходит, что не я жадный, а житьё-бытье такое.
— Твоя правда. А про Сухую Берёзовку что можешь рассказать? — вернул Николай разговор на нужную тему.