Игла бессмертия (СИ)

— Не велено.
— Merde!
В конце концов, если не проявлять характер, то могут подумать, что его и вовсе нет. Эти глупцы сейчас помогут ему.
Воронцов сделал движение поводом, будто собирается поворачивать, но вместо этого придержал ножны и быстро обнажил рапиру. Ближайший не успел ничего сделать, удар плашмя пришёлся по голове, и он осел, словно подрубленное дерево. Воронцов дал кобыле шенкеля, и второй упал под копыта.
— Стой! — крикнул третий, доставая саблю.
Но Георгий и не думал убегать, он развернул коня и двинулся на последнего охранителя. Тот уже не был столь уверен и попятился, выставляя саблю между собой и всадником. Георгий начал замах, но вместо рубящего удара выполнил укол в руку — татарин вскрикнул и выронил саблю.
— Ну?! Всё ещё не велено? Canailles!
Раненый зажимал рану и причитал, тот, коего сбила лошадь, встал, но только для того, чтобы тут же упасть на колени.
— Херметле, согласен, согласен ехать. Не погуби, князь нас повесит!
— Вам было предложено. — Воронцов отёр рапиру платком, вбросил в ножны и направился за ворота.
Он пустил коня шагом, чтобы его поездка не казалась бегством.
Село вокруг как вымерло, все попрятались в хаты, будто это могло хоть от чего-то защитить.
Уже за околицей, миновав знакомый колодец, Воронцов пустил лошадь в галоп — терять время не следовало, князь мог явиться в любое время.
До лесов было недалеко, верст пять, потом, судя по объяснениям старосты, ещё с версту вдоль опушки. Верхом не более четверти часа. Однако сколько Воронцов ни гнал кобылу, а тёмная полоска деревьев на горизонте всё не приближалась.
Когда лошадь стала дышать тяжело, Георгий сбавил темп, а после спешился и пустил ее в поводу.
Николай рассказывал о том, что в деревню никто не мог попасть из-за полудницы, но раньше она всех выпускала. А теперь что же?
Духи, а может быть, заблудшие души — удивительные существа. Георгий напрямую никогда не встречался с ними и в тот памятный день, в плену у старой ведьмы, глядел на это чудо во все глаза.
«Ах, если бы эти колдуньи согласились на службу, сколь многие бесценные знания можно было бы записать. Пока у нас что-то вроде союза, но кто знает, как обернётся, союзники часто становятся врагами после достижения цели».
Георгий подошёл к краю дороги и дотронулся до высокой травы — щиплет.
— Пороша!
Звук его голоса разнёсся окрест, но ответа не последовало.
Георгий подождал, огляделся и снова позвал:
— Прошу пропустить к лесу! Я вернусь в деревню! Позволь пройти!
Опять никакого ответа.
Солнце припекало, хотя уж скоро должен был начаться вечер. Значит, пускать не хочет. Что ж…
Георгий поднёс к глазам перстень и прочёл заклинание. Крошечный ворон отозвался, смешно поднялся на ножки, встряхнулся и взлетел.
Зрение раздвоилось: быстрая, иногда резко мелькающая панорама из глаз ворона и застывший вид на поля от его, Воронцова, собственных очей.
Оказалось, что Георгий недалеко уехал от деревни — быть может, с полверсты. Но взгляд волшебной птицы увидел не только путника. Полудница стояла в двух шагах от обочины!
Воронцов повернулся в её сторону.
— Почему не пропускаешь? — спросил он.
Полудница вздрогнула и проявилась, а крошечный ворон спустился на плечо хозяина.
— Хозяйка всем путь закрыла.
— Но нас ведь она велела пропустить.
— А нынче не велит.
— Отчего?
Полудница промолчала.
— Быть может, ты проводишь меня к ней?
— Не велено.
— Merde, опять не велено!
Те не пускали, и эта не пускает, что за день сегодня такой? Те… о, постой, постой, а как же князь добрался до деревни?
— А почему ты пропустила большой отряд людей?
— Хозяйка дозволила им пройти.
— А выйти им можно? Меня князь отпустил.
— Нет, не велено.
Вот так-то. К чему ей пропускать столько народу? Неужели старуха ведёт какую-то свою игру? Впрочем, быть может, это не она пропустила, а ей сказали пропустить. Что, если князь каким-то образом нанял её, чтобы скрыть свои дела на хуторе? Ему на руку этакая осада. Но чем же ему так важен хутор? Неужели здесь только борьба за землю? Сколько может стоить земля под Воронежем, чтобы из-за неё городить такой огород?
 
Вопросы, вопросы без ответов.
Воронцов размышлял, полудница, казалось, тоже о чём-то задумалась. Лицо её оставалось безмятежным, оно вообще было маловыразительно, но жесты, движения выдавали работу мысли — то траву погладит, то двинется туда-сюда, то взглянет на капитана.
Наконец, она решилась.
— Молодец, а ты ведь волхв?
— Что? Нет-нет.
— Ведь ты ворожил тогда, в полях.
— А, да. Но видишь ли, волхв — это служитель языческих богов, а я — православный.
— Можешь ты меня отпустить, православный? — попросила Пороша, протянув к Воронцову руки.
— Как?
— Хозяйка меня взяла, а ты отпусти. Я как вспомнила себя, так кручинюсь. Хочу дальше пойти, за дочкой, куда б дорога ни вела.
— А если дорога никуда не ведёт? Ведь ты язычница.
— Всё одно. Что в жизни этой мне, когда моё всё уже в прошлом? И не жива, и не мертва, и к дочке нет пути.
О, это был бы очень интересный опыт, но как действовать? Воронцов перебрал в уме все заклинания из книги, какие знал и даже те, о действии которых только догадывался. Что-то там было о бестелесных, но что именно — он не помнил.
— Я не знаю верного средства, но…
Пороша опустила руки.
— …постараюсь что-нибудь придумать.
Полудница кивнула и истаяла.
— Постой! Как позвать тебя, если я найду средство?
— Выйди в поля, — донёсся ответ из пустоты.
Она исчезла на самом деле, так как ворон, перебравшийся за время беседы на стойку воротника, тоже её не видел.
Георгию более ничего не оставалось, как вернуться в деревню.
Там его уже ждали. Князь вернулся и наблюдал за экзекуцией — троих татар привязали к столбам Антипова крыльца и пороли кнутами. Судя по увечьям, начали недавно — на спинах алело всего по три-четыре кровавых росчерка.
— А, Георгий Петрович! Как прогулялись?
— Благодарю, с приятностью.
— А я вас жду — решил перевести ставку поближе к хутору. Так что приглашаю совершить ещё одну прогулку.
— С удовольствием.
Князь хмыкнул и взглянул на капитана с одобрительной полуулыбкой — пусть Воронцов избавился от стражи, но правила игры он принял.
Семихватов сел в седло, поравнялся с Георгием, и они выехали в сторону хутора, сопровождаемые дюжиной слуг.
Солнце садилось за горизонт, в полях это всегда величественное зрелище. Но нынче наслаждаться видами Воронцову было не с руки, ему предстояло выкручиваться и поддерживать свою ложь относительно цели своей экспедиции.
— Георгий Петрович, скажите, каковы теперь ваши мысли относительно Перещибки? Его ложь выдала его с головой.
— Запись в родословной книге противоречит его словам, вы правы, но нужно услышать, что он скажет в своё оправдание. Пока я не могу сказать, что он является главарём шайки разбойников. Крестьяне показывают, что он не отлучается от своего хутора надолго.
— Крестьяне?! — сказал, будто выплюнул, Семихватов. — Кого вы спрашиваете? Они, если и понимают вопрос, то либо запуганы, либо куплены! А знаете ли вы, что Перещибка со товарищи напал на солдат и перебил их! Ведь это бунт!
— Да, я слышал об этом.
— И вам этого мало? А как он встретил ваших людей?
— Мне трудно судить, ведь никто не учинил следствия по этому делу. Так что вполне возможно, что он встретился с шайкой дезертиров. А с моими подчинёнными они разошлись миром.
— Вы… вы… вы как будто бы защищаете его!
Князь быстро чувствами вскипел, и Воронцов попытался сменить тему:
— А кстати, что это у вас за молодцы?
 
Но Семихватов смотрел неприязненно, мерил капитана взглядом снизу-вверх и обратно, и отвечать не собирался. Нужно было дать ему надежду, иначе «status quo» в миг испарится.
— Нет, я не оправдываю его, — продолжил Воронцов будто бы ничего и не спрашивал, — ведь ещё не установлено, кем были те люди. Но дело это запутанное. Есть сведения, что некто намеренно сжёг церковь вместе со священником.