Игла бессмертия (СИ)

— Диковинные дела, — сказал Николай, указывая на норы.
— Да, я тоже глянул одним глазком. Может, лисы?
— Да уж какие лисы… Город они тут свой затеяли, по-твоему?
— Верно, верно, стаями-то они не ходят, но… не знаю.
— Пошли избу осмотрим.
Поповский дом с небольшим палисадником и огородом, по видимому, не пострадал от пожара. Входную дверь слева сверху перегораживала доска, ещё несколько досок подлиннее стояли рядом.
— Похоже, дверь сначала заколотили, а потом освободили, — поделился наблюдением Фёдор.
— Поглядим.
И действительно, вход в дом был открыт, верхняя доска отвалилась сразу же, как Николай потянул за ручку.
— Куды лезете?!! Нечестивцы! Ирода-царя приспешники! — раздался сзади хриплый крик.
Со стороны сгоревшей церкви, вниз с холма, спотыкаясь на рытвинах, спускался человек. Грязный, с всклокоченной бородой, с торчащими во все стороны космами, в обносках, какие и в канаве не сыщешь и такой худой, что состоял, кажется, из одних костей. Но при этом слабую грудь его дважды пересекала цепь в палец толщиной. Пришелец был столь необычен, столь непохож на сельского жителя, что солдаты поначалу приняли его за нечисть и наставили пистолеты.
— А! Проклятые! Приуготовили уж огненные жала! Да воздастся вам в геенне огненной!
— Ты почто такой сердитый? — первым спохватился Николай и опустил оружие.
Юродивый успел уже спуститься и теперь стоял близко, пригибаясь и кривляясь. Худое лицо его не слишком было приспособлено к лицедейству, и потому гримасы казались неживыми и страшными.
— А оттого, оттого, голубок божий, — ехидно процедил убогий, — что слуги вы раболепные для плода гнилого вонючего, для деток Мишки-царя.
Мужик, нисколько не боясь расправы, прильнул к Николаю и погладил в притворном восхищении мундир, перевязи, а после зашептал, но зашептал громко и горячо:
— Надавали, надавали тебе, голубок божий, нарядов и кафтанов, да серебра насыпали, да против честного народа грамоту. А от кого получил? — Шёпот его становился громче, переходя в визг. — От кого?! От порушителя истинной веры! Осквернителя, от потомков его и друга его ближайшего, мерзкого Никонки-христопродавца!!!
— В обряде мы с тобой расходимся, но веруем одинаково. В Христа. — Николай примирительно поднял руки.
— В антихриста, в антихриста веруете! Ибо срамным кукишем креститесь и дым изо рта пускаете, аки злого духа из задницы! Так кто вы есть?!! Кто?!!
— Ну, будет собачиться. Скажи лучше, что ты здесь делаешь.
— А не твоего умишки дело, не твоего умишки, не твоего! — Юродивый запрыгал вокруг Николая.
— А что это за раскопы?
— А могилки! Могилки, могилки! Для еретиков проклятых! Для их приспешников, для их помощников! Для вас, ребятушки!
И более ничего путного от него было не добиться. Николай с Фёдором осмотрели избу, внутри всё как будто было на местах, даже икона в богатом окладе печально смотрела из красного угла.
Пока солдаты были в избе, Олегу захотелось на божьего человека поглядеть поближе. Бывали, бывали такие люди в монастыре, но никогда надолго не задерживались. Отчего он такой суровый? Может, голодный? Парень пошарил по карманам и вытянул кусок пирога в тряпице, что приготовила ему хозяйка старостина, Авдотья.
Подошёл к убогому, протянул подношение и взглянул как мог открыто, с улыбкой.
Тот посмотрел на мякиш с капустой, принюхался и потянул было руку, хотел взять, но лишь взглянул в глаза парню и отстранился.
— Что зыришь?!! Хер немочный при псах антихристовых! Прикормить меня решил? Я те не скотина! Бесполезный, ненужный, пустой нахлебник!!!
Облаял и отвернулся, поковылял обратно на холм, а Олег так и остался стоять с куском пирога в руке и померкшей улыбкой на лице.
На крики побежал туда от телеги Антип. Но бежал неспешно, далеко вытянув вперёд шею, надеясь таким образом упредить возможную для себя опасность. Однако же ничего враждебного не углядев, шаг прибавил и даже крикнул, не дойдя десятка саженей и подняв руку:
— А, это ты, Митрофан? Здравствуй!
— Здравствуй, здравствуй, Антип Осипович.
 
— Что, как ты жив-здоров?
— Благодарствую за заботу, слава богу.
— Что-то не захаживал ты к нам уж долгонько. Чем живешь?
— Живу божьей милостью, вкушаю плоды дерев и земли.
— Ты уж уважь нас, зайди. Хозяйка моя тебе угощение приготовит.
— Зайду, зайду, побеспокоюсь.
Спокойно и даже уважительно заговорил странный человек. Олег стоял в сторонке и разве что рот от удивления не раскрыл. В дверном проёме показался Николай и тоже замер, прислушавшись.
— Что это такое вокруг случилось? — продолжал староста. — Как будто изрыто всё…
— Чёрные дела творятся здесь по ночам, — заговорил убогий доверительно. — Черти роют нору в преисподнюю, а как дороют, так станут затаскивать туда грешников и в первую голову — никонианцев. Потому ты, Антип Осипович, подумай, крепко подумай…
— Свят, свят, свят… — Староста перекрестился и с выпученными глазами отступил на шаг назад. — А как же ты тут жив?
— Я хоронюсь в избе Федькиной и молюсь до самого рассвета. И пока Господь Бог не дал меня им на растерзание. А главное, главное — вот! — Юродивый показал два пальца, коими крестились все раскольники.
— Свят, свят, свят… Как жить-то нам теперь?..
— Есть путь, есть. Уж говорил тебе: отринь антихристову веру и тем спасёшься!
— Да-да. Что же, видно, так надо.
— Ну, бывай здоров. — И юродивый поковылял к развалинам.
Николай с Фёдором подошли к Антипу, и все втроём поглядели вслед убогому. Тот, словно почувствовав, обернулся и солдатам скроил рожу, а старосте махнул рукой. Потом, задумавшись на мгновение, отвернул от остова и пошёл к избе.
— Это что за человек такой? — спросил Николай.
— Убогий это, Митрофан.
— И давно он тут?
— Да, почитай, с весны.
— И-и-и… Что же, он всегда таков?
— Он мирный обычно, всё в веру старую зазывает.
— А как же он с отцом Феофанием?
— Тоже мирно жил, у него при церкви часто обретался, никогда от него худого слова не слышно было. А как пожар случился, так и вовсе сюда переселился. Я, да и многие, его подкармливаем — божий человек, хоть и раскольник. А что же теперь делать-то? Неужто ж и в самом деле черти?
Николай молчал. Солнце тем временем уже почти погрузилось за горизонт. Выкрашенные им облака показались старосте чересчур красными, будто не лучами были озарены, а сполохами адовых костров.
— Что делать-то? — нервно переспросил Антип. — Пора бы до дому.
— Да, пора, — кивнул Николай. — Ты с Олегом и Евсейкой поезжай, а мы тут останемся.
— Да как же?
— А так. Ежели сюда нечистые ходят, то тут нам их и ждать.
— Пропадёте!
— Не впервой.
Олег ехать отказался, а Николай не стал настаивать. В конце концов, Георгий Петрович ведь за какой-то надобностью взял его в компанию.
Крестьяне уехали, и вокруг как по команде сделалось темнее. Поблёк закатный горизонт, луны нигде не было видно, и оттого резче и чернее сделался остов церкви и мёртвые деревья вокруг.
Люди переглянулись, и тревога промелькнула в каждом взгляде.
— Что ж, где расположимся? — спросил Николай скорее для того чтоб разогнать тишину, чем для обсуждения.
Мест было немного: развалины, попова изба или сарай. К остову уж не пошли, при свете дня его осмотреть не успели. В дому схоронился Митрофан, и делить с ним кров значило излишне шуметь. Решили секрет устроить в сарае; он был невелик, стоял отдельно и не имел окон, что могло быть полезно, коли и в самом деле держать оборону придётся. Внутри его на стене было наколочено несколько полок, стояла бочка да пара ящиков. Судя по обстановке, хозяин нечасто сюда захаживал.
 
— Запалим, может, костерок? — предложил Фёдор.
— Какой костерок — спугнём, — возразил Николай.
— А маленький, в бочке, а на вытяжку можно часть крыши разворошить.
— Нет.
— Озябнем без костра ночью-то.