Мемуары белого медведя

— Ну просто как сосиска в тесте!
Кнут не хотел быть сосиской. Его противником сейчас был не Матиас, а одеяло, тактику которого Кнут достаточно хорошо изучил. Победа была не за горами. Медвежонок пнул одеяло, впился зубами в его тряпичную плоть и храбро продолжил бой. Когда одеяло уже было готово капитулировать, Матиас забрал его и снова попытался закутать в него Кнута. Матиас явно сражался на стороне одеяла, это предательство лишило Кнута возможности победить. После недолгой борьбы Кнут сумел снова высвободиться из одеяла и побежал. Он споткнулся и покатился колесом. Зрители дружно рассмеялись. Кнут догадался, что своим падением объединил людей. В этот миг медвежонок сделал важное открытие, к которому рано или поздно приходит любой талантливый клоун. Или это знание уже было заложено в его генах?
На другой день в комнату вошел директор зоопарка со стопкой газет, которые он держал на вытянутых руках, точно подношение.
— Вчера нас посетило более пятисот журналистов. Министр сказал, что был приятно удивлен. Кто бы мог подумать, что мы привлечем столько внимания?
Кристиан не появлялся весь день — вероятно, у него был выходной. Матиас сидел на стуле, погрузившись в свои мысли. Вид у него был изможденный. Едва директор скрылся за дверью, Матиас закутался в одеяло и, точно больной, лег в углу комнаты. Кнут расценил это как приглашение к борьбе, ведь одеяло принадлежало ему, а Матиас присвоил его себе. Медвежонок радостно набросился на Матиаса, разинул пасть, чтобы спровоцировать его, сделал вид, будто кусает ему руки, царапает ткань рубашки, но Матиас не реагировал. Кнут заволновался, ткнулся мордочкой в его бороду, проверяя, дышит ли ее хозяин. Наконец полуживой человек открыл рот и произнес:
— Не беспокойся! Так быстро я не умру.
Кнут посвящал государственной службе два часа в день. Его работа заключалась в том, чтобы играть с Матиасом на площадке. Зрители выстраивались стеной по ту сторону рва и ликовали. Если бы не эта преграда, они набросились бы на Кнута. Поначалу медвежонку было жаль бедняг, которые не могут участвовать в игре, потому что их не пускают на площадку. Медвежонок телом ощущал, как людская масса жаждет схватить его и тискать долго-долго.
Кнут быстро сообразил, что публика издает одобрительные возгласы в ответ на его собственные движения. Проведя несколько экспериментов, он разобрался, какие позы особенно воодушевляют посетителей, а какие нет. Чистый восторг не был приятен медвежонку. От пронзительных воплей у него болели уши. Поэтому Кнут научился манипулировать зрителями: он медленно поднимал их настроение и незадолго до кульминации резко ронял его. Крики смолкали, и медвежонок снова подогревал всеобщее любопытство, уже начиная наслаждаться своим божественным всевластием. Он манипулировал приливами и отливами общественных настроений.
Утреннее солнце еще не рассеяло тьму, когда в дверях комнаты появился Матиас в новой куртке.
— Кнут, с сегодняшнего дня нам можно гулять по зоопарку. Тебе разрешили прогулки, — проговорил он запыхавшимся голосом.
Кнут не знал, что за игра эти «прогулки», которых с таким нетерпением ждал Матиас. Дверь открылась, медвежьи лапы последовали за ботинками Матиаса, которые широкими шагами выбирались наружу. Вскоре они очутились на свежем воздухе, но не на знакомой площадке. Ветер доносил отовсюду новые запахи, однако на пути Матиасу и медвежонку никто не встречался.
За проволочной сеткой летали птички в курточках цвета яичного желтка. Кнут уже знал их голоса и запахи, но видел впервые. Свободные воробьи приземлились перед сеткой, подобрали с земли несколько зернышек и упорхнули. Воробьи могли путешествовать, куда им вздумается, а красота, населяющая птичью клетку, такой свободой не обладала.
— Здесь живут птицы с Африканского континента. Взгляни! Разве они не восхитительны? В странах, где круглый год цветут красные и желтые цветы, пестрые оттенки считаются маскировочными. В индустриальных странах все одеваются в серое, это тоже что-то вроде маскировки, — объяснил Матиас.
 
Кнут присмотрелся к птицам. Цвет его собственного тела показался ему неуместным. Медвежонку стало неловко. Матиас тоже не выглядел ярко, но в его одежде хотя бы имелись синий, зеленый и коричневый цвета. Белым у Матиаса было только нижнее белье. А вот Кнут носил исключительно белое. Чего доброго, тропические пташки решат, что он ходит в одном нижнем белье, и станут презирать его. Кнут предпочел бы носить коричневый свитер и синие джинсы.
Нахальные птицы щебетали без остановки. Их пение звучало так:
— Медвежонок, медвежонок! Гуляет в одних трусах!
Возможно, все это просто почудилось Кнуту. Он перекатился по земле, утемняя лапы и плечи. Затем лег на спину и с наслаждением потер зудящее место о землю.
— Ты что творишь? — вскричал Матиас, поднимая медвежонка. — Зачем перемазался? Мы еще не были у бегемота, а ты уже ведешь себя, как он. Где ты этому научился?
Внезапно Кнут увидел каменную плиту.
— Это площадка, на которой ты всегда играешь.
Медвежонок с удивлением уставился на знакомое место, которое открылось ему с нового ракурса. В памяти опять раздались восторженные крики публики. Итак, сейчас перед ним другая, оборотная сторона сцены. Что же такое эта оборотная сторона? Кнут почувствовал, как подрагивают клетки мозга. Мозговая масса медленно повернулась вокруг оси, и из ее середины что-то вылетело. А это как понимать? Кнут взглянул на небо, что-то в нем выглядело не так, как прежде. Если бы он мог осматривать мир сверху, смена перспективы не поражала бы его так сильно.
— Кнут, что ты ищешь? Северную полярную звезду? Скоро солнце поднимется высоко и звезд на небе совсем не останется. Идем дальше!
Медвежонок зашагал вслед за Матиасом вдоль забора, на смену которому пришла перегородка из деревянных жердей и соломы. Пространство по ту сторону перегородки было огорожено проволочной сеткой, за которой Кнут увидел белых собак, сидящих кругом. Их узкие мордочки отличались благородной пластичностью, а тонкие костлявые ноги казались слабыми. Как и Кнут, они были полностью в белом, то есть принадлежали к тем видам, которые ходят в одном нижнем белье.
— Подойди, Кнут, отсюда тебе будет лучше видно. Это семейство волков из Канады.
Медвежонок подбежал к Матиасу, который махал ему рукой. Один из волков, очевидно глава семьи, сразу оскалил клыки, едва заметил Кнута. Кожа вокруг его носа была покрыта глубокими морщинами. Он зарычал, поднялся и направился к Кнуту. За ним подошла самка, а потом и остальные члены семьи. Они образовали треугольник, словно пытаясь вместе превратиться в одно огромное животное. Построившись так, волки могли бы победить великана, хотя по отдельности выглядели не особенно грозными противниками. От этой мысли у Кнута по коже побежали мурашки, и он спрятался за Матиаса.
— Не бойся! За сеткой находится глубокий ров, просто отсюда его не видно, — успокоил медвежонка Матиас. — Волк тебе не очень понравился? Понимаю. Волки всегда держатся вместе. Всех, кто не относится к их клану, они считают врагами. Волки убивают врагов, потому что они не из их стаи. Таков волчий обычай. Вы, белые медведи, — сильные одиночки. Вам не понять образ мыслей волков.
Чуть дальше впереди Кнут обнаружил пустой вольер с террасой из каменных плит.
— Тут обитает гималайская медведица. Она еще спит. Может, это разница во времени так на нее влияет. Она азиатская медведица, как и вон та, малайская.
Итак, в Африке поют нарядно одетые птицы, в Азии спят медведи, а в Канаде опасные волки ведут мирную семейную жизнь — таков был скромный итог, который Кнут подвел в конце прогулки.
Медвежонок вернулся в свою комнату, ощутил сильный голод, сунул мордочку в миску с едой и стал есть так жадно, что подавился.
— Сперва прожуй, потом глотай! — пожурил Матиас, но в слякотном завтраке не содержалось ничего, что можно было бы жевать.
Люди хотели кормить медвежонка исключительно легко усваиваемой пищей, чтобы он подрос как можно скорее. Не только белые медведи, но и вообще большинство медведей рождается некрупными. Кристиан говорил, что малый вес новорожденного медвежонка — это скорее плюс, ведь матерям приходится производить их на свет в период зимней спячки. Но тревога за маленького Кнута по-прежнему не покидала Кристиана. При каждом удобном случае он подчеркивал, на сколько граммов успел поправиться медвежонок. Своими провокационными вопросами журналисты то и дело задевали Кристиана за живое: