Ведущая на свет (СИ)

— А вы разве не в штрафной отдел собрались выдвигаться? — Артур приподнимает брови. — Джон уже предупредил меня о том, что вы выпросили у него назначение. Хотя нет, он сказал иначе, но я ведь понимаю, что вы именно что выпросили.
Он говорит довольно честные и неприятные вещи настолько стерильно, что от этого только втройне стыднее. Хотя даже это не заставит меня стушеваться перед бывшим боссом.
— Вы против, мистер Пейтон? — уточняю я на всякий случай. А то, может, он уже и это мое начинание “уничтожил”.
— Отнюдь. Возможно, работа с демонами донесет до вашего ума уровень их опасности, — мистер Пейтон поправляет на носу очки в тонкой оправе. Как всегда опустил двумя фразами. Я буду скучать по этому изощренному цинизму. Наверное…
Эти его очки — ужасно загадочное явление, кстати, ведь никаких привычных человеку болезней в Чистилище нет: отравление ядом демона, переутомление и греховный голод — вот и все наши “проблемы со здоровьем”. Близорукости у лимбийцев нет. Но очки у Артура Пейтона имеются. Вот такая вот загадка. Но вообще есть ощущение, что он их носит просто по памяти из смертной жизни. Кто его знает, может, его возлюбленная жена обожала видеть на лице мистера Пейтона именно эти очки, вот он и привык…
— Идемте, мисс Виндроуз, мое время ограничено, — поторапливает Артур, будто это я его попросила составить мне компанию. Будем честны и откровенны — коробку со своим немногочисленным скарбом до штрафного отдела я бы донесла сама.
Личный носильщик, да еще и в виде бывшего босс-архангела мне совершенно без надобности. Но спорить с Артуром Пейтоном — идея довольно странная, мне не хочется в это влипать. И это будет глупо. Решил мне помочь? Ну окей. Непонятно зачем, правда…
Штрафной отдел находится в другом здании — через дорогу от головного отделения Департамента Святой Стражи. Ну ладно, не совсем через дорогу — через аллею. Мы тут пешком ходим действительно редко, все норовим столкнуться лбами в небесах, никаких воздушных регулировщиков на нас не хватает. Хотя есть и пешеходы — не поймешь, то ли у них аскеза такая, работать ногами, то ли просто они не хотят влипать в воздушное месиво, что творится у рабочих корпусов по утрам.
— Как проходят ваши поиски, мистер Пейтон? — очень осторожно спрашиваю я. Я же имею право знать, да? У меня тут вообще-то срочная командировка в ад под вопросом.
— Без подвижек, — скупо произносит Артур. И я на самом деле очень удивлена, что он ответил.
— Ге… Он не мелькает в сводках? — Я осознанно уклоняюсь от того, чтобы называть Генри в присутствии архангела по имени. Ни к чему им думать, что я действительно могу называть разыскиваемого демона вот так, по-приятельски.
— А вы откуда знаете, мисс Виндроуз? — без особого участия, абсолютно равнодушно интересуется мистер Пейтон.
— Я свои сводки по утрам проверяю, — правду я Артуру выдаю абсолютно спокойно, — ведь в них должна отображаться отрицательная динамика, да, сэр?
— Если Хартман грешит — разумеется, — у Артура тон как у гугл-справочника. Сформулировал запрос — получил сухой и даже слегка нудноватый ответ.
Для демонов выделили типовое многоэтажное здание, оно ничем не отличается от своих серых кирпичных соседей, но все равно, когда подходишь к дверям, ощущаешь странную опасность, которой несет, кажется, от каждого кирпичика.
Артур останавливается у ступенек крыльца, не доходя до двери, оборачивается ко мне — чуть отставшей от него, останавливает меня одним только пристальным изучающим взглядом.
— Как думаете, мисс Виндроуз, каким образом исчадие ада, которое рвать на части должно демоническим голодом, может продержаться трое суток без охоты? — ровно спрашивает он.
От того, насколько четко и метко сформулирован этот вопрос, у меня сердце два удара пропускает. Ведь я-то действительно знаю, как он держится…
— Почему вы спрашиваете об этом у меня? — это я произношу без особой осторожности. Лучшая защита — нападение, как известно. Откуда я могу знать, как выживают демоны высшего уровня? У меня, между прочим, ни одной демонической метки нет.
 
Артур смотрит на меня скептически, и каждая секунда его испытующего взгляда для меня как лишняя секунда на краешке доски. А под доской — открытое море, голодные акулы… Только бы не выдать Генри ненароком, он же ничего еще не натворил.
— Кто его знает, мисс Виндроуз, — неторопливо отвечает мистер Пейтон наконец, — в последние сутки я вообще начинаю подозревать, что знаю об исчадиях далеко не все. Потому что, по моим прогнозам, Хартман не должен был вынести и вторых суток, а у нас уже начались четвертые.
— Но ведь это же хорошо? — мне хочется гордо улыбнуться. — Может, все-таки и у него есть перспективы на… Как это называется у мелких амнистированных? Реабилитация?
— Реабилитация, да, — мистер Пейтон кивает, но выражение лица у него довольно хмурое, — мисс Виндроуз, мы даже с демонами похоти не рискуем связываться, уж очень они не стабильны, а вы ведете речь про исчадие…
— Но ведь он не грешит, — я не сдаюсь, — возможно, если бы вы дали ему шанс…
— Мисс Виндроуз, оглянитесь, — настойчиво советует Артур, — что видите?
Работников. Снующих туда-сюда, вылетающих из серых многоэтажных зданий и исчезающих в них же.
Много работников, тысячи душ…
— Души смертных так просто не повредишь, — замечает Артур, — пока жив смертный — он почти неуязвим, только демоны похоти умудряются присасываться и отрывать свои кусочки. Но в общем, любой смертный целен, и истощить его душу сложно. Если его не убить, разумеется. Вот тогда душа начинает отслаиваться от тела, и, если подгадать момент — можно выпить ее чуть ли не полностью. Вы понимаете к чему я клоню, мисс Виндроуз?
— Жители Лимба уязвимее? — осторожно уточняю я.
— Бинго, Агата, — устало откликается мистер Пейтон, — Хартману не место в человеческом мире, да, но и в нашем ему не место. И если для него мир смертных — место, где еду придется добывать с боем, то Лимб — это просто накрытый стол. У половины работников нет привычки прибегать к экзорцизмам чуть что. И чутье, Агата, не забывайте про него. Они чуют наши эмоции, они лучше прочих разбирают, чья душа сильная, а чья — слабая, знают, на кого можно охотиться, а на кого опасно. Мы для демонов только еда. Если вы вдруг думаете, что он вас пощадил, потому что вы ему понравились — это отнюдь не так. Я даже не знаю, что это было — его извращенное чувство благодарности за освобождение, может быть. Но даже так — он вас отравил. Без оглядки на то, что благодаря вам он смог сбежать. Окажись он тут, получи он право на реабилитацию, и что мы будем иметь? Ежедневную угрозу для сотен работников. Оказаться на долгом восстановлении от отравления и истощения. И ради чего?
— Сейчас он не охотится, — упрямо повторяю я, стискивая зубы. Не буду я верить в то, что Генри стоит отправить на распятие снова, если сейчас он еще не сделал ничего плохого.
Наверное, Артур надеялся, что до меня дойдет, потому что сейчас из его рта вырывается только измученный вздох.
— Этого мало, Агата, — напоследок замечает он. — Положительной динамики по его счету, знаете ли, тоже не имеется. Хорошего он ни для кого тоже не делает.
Увы. Это мне крыть нечем. Ну, точнее есть чем, но… Я же не могу говорить, что Генри защищал меня от того демона в лондонском переулке. И все-таки неужели это ничего не значит? Неужели это как положительная деятельность не учитывается?
Может, этого просто слишком мало? Или он напакостил где-то по сущей мелочи и убрал положительную динамику?
Нет, все-таки мне очень нужно в архив. Ладно, сегодня отобьюсь со сменой и можно будет туда наведаться. С карточкой работника штрафного отдела это всяко эффективнее, чем с карточкой безработной.
— Идемте, мисс Виндроуз, — у Артура по-прежнему такой тон и вид, будто это я его принуждаю себя провожать, с собой разговаривать. У дверей он останавливается, пропуская меня вперед.
На первый взгляд, штрафной отдел не очень-то и отличается от любого другого лимбийского офиса. Тот же светлый холл, тот же "опен-спейс", будь он неладен, те же работники, склонившиеся над рабочими конторками и стойками, те же заступающие на смену, ожидающие выдачи наряда и простановки метки рабочего дня.