Новая жизнь 7 (СИ)
— Что?!
— Тихо. — прерывает толстяка Люка, который смотрит в свой смартфон: — погодите. Ты — Кента Такахаси? Тот самый?
— Он самый. — оскаливаюсь я. Пришло время репутации приносить хоть какую-то пользу, а то до сих пор одна морока с ней. Люка сверяется со своим смартфоном и что-то шепчет на ухо толстяку. Они переглядываются.
— Ты дружишь с Марикой-сан? — уточняет Дэнзи.
— Какая разница с кем я дружу. Что там с поединком? Я бы предложил ирландский отбой в качестве набора правил — говорю я.
— Сегодня все занято. Секунданты Студенческого Совета все на занятиях, а после уроков — все места заняты. — говорит Люка, опуская смартфон в карман: — предлагаю определится с местом завтра. Или… — он колеблется, переводит взгляд на второго. Они обмениваются понимающими взглядами, потом второй кивает, дескать понял.
— Или… — Дэнзи тянет толстяка за локоть и уводит за угол. Мы остаемся с Люкой наедине, если не считать стоящих за моей спиной Неудачников. Ботаников. Гиков. Голоногих.
У меня внутри сейчас какой-то комок, запирающий мне дыхание, поднимающийся к горлу. Я зол. Меня бесит эта ситуация, бесят эти уроды, которые ведут себя так, словно им весь мир принадлежит, бесит покорность Голоногих, которых в обычной школе уже так бы задрочили, что они не просто мальчиками и девочками на побегушках стали, но куда хуже. Они бы закончили как Томоко в той кладовке с инвентарем, только вот никто бы их не спас от группового изнасилования и засовывания бейсбольной биты в задницу. Темный внутри меня все это время просчитывал варианты атаки и последствия… вот и сейчас, если подшагнуть к темненькому Люке и отвлечь его внимание финтом… а можно и не отвлекать. Я уверен в своей скорости и первый удар он пропустит, я атакую без предупреждения, не показывая своих намерений. Первым же ударом — хук справа в его надменно поднятую челюсть, и он упадет, рухнет на ступеньки, а я с размаху пробью ему ногой в голову, раз, другой, третий. Потом сяду на него верхом и вобью ему в глотку его же слова — локтями, предплечьями, кулаками… стискиваю зубы, унимая сладостное предвкушение. Тихо, тихо, все в порядке. Неделька выдалась трудная, стресс накопился и сейчас Темный отчаянно ищет выход, подталкивая меня на путь насилия. Нельзя. Фу.
— У нас есть возможность завершить эту… ситуацию без драки? — спрашивает меня темненький Люка.
— Это твой посыл. Твой вызов. — напоминаю ему я: — это ты у нас хочешь в круг со мной сходить. Думаю, что ты достаточно большой мальчик, чтобы понимать последствия.
— Ээ… — лезет пятерней в затылок он: — да, но… понимаешь, я бы хотел отозвать свой вызов, но теперь он зарегистрирован в системе и возможно отозвать его только с обоюдного решения.
— Если ты не хочешь драться — я не буду настаивать — пожимаю я плечами, утихомиривая Темного внутри себя. У меня спина не зажила, у меня сегодня еще с Мендозой встреча, а я как будто аршин проглотил — с прямой спиной хожу. В поединке есть немалый шанс швы снова сорвать и вечерком получить себе за спину Бьянку с иглой и зажимами, но без анестезии. Как педагогический эффект. А мне и первого раза хватило, спасибо. Покормлю я тебя… обязательно.
— В таком случае — приношу свои извинения — кланяется Люка: — Ояма… он бывает такой. Не обращайте внимания.
— Если конфликт исчерпан — то я тебя не задерживаю. — отвечаю я, не собираясь с ним рассусоливать. Он хмыкает, кивает и собирается уходить, но бросает через плечо напоследок: — и … не забудь пожалуйста Студсовету сказать, что по обоюдному решению поединок не состоялся.
— Хорошо. — я слежу за тем, как тот уходит. Сзади выдыхают Ботаники.
— Ты знаешь, этот Ояма и вправду может сделать так, чтобы твоего отца никуда не наняли. Выкупить ваш дом и выселить вас на улицу. Он… страшный. — говорит Есико.
— У страха глаза велики. — отвечаю я и присаживаюсь на ступеньку вместе с ними: — когда человек боится, то ему кажется, что нет зверя страшнее кошки. Это все у вас в голове. Знаете, как это происходит? Вам страшно, и вы ищете оправдания тому, что вы струсили. А потом — выстраиваете у себя в голове картинку, надуваете опасность до запредельного размера. И приплетаете чувство долга. Вот, если бы я не подчинился, то страшный Ояма семью мою на улицу бы выкинул, буду терпеть, такова моя доля — быть жертвой, чтобы моя семья жила в спокойствии. И … это замкнутый круг, вернее — спираль. Спираль, ведущая вниз. Честно говоря, я как раз об этом хотел с Ядвигой поговорить. Да, я дружу с Марикой, но мне не нравится, как она себя ведет с такими как вы. Скорее всего я смогу это изменить, но вы… вы все равно жертвы и вас будет буллить кто-то еще.
— У меня не такая богатая семья — говорит Есико: — у меня папа на рыбной фабрике работает. А мама — дома сидит. У нас даже машины нет. А отец Оямы владеет этой фабрикой. Он папе только слово шепнет… даже и папы не надо. Он на фабрику приедет и управляющему напрямую скажет. Попросит. Управляющий не дурак, знает, что Ояма после отца своего станет наследником империи, он ему не откажет. А что мы есть будем? Легко быть смелым, когда у тебя тыл есть.
— У меня нет для тебя утешительных новостей — качаю я головой: — может быть и так. Может быть, он действительно выгонит твоего отца с фабрики, может быть, вы лишитесь заработка и крова. Может быть, ты окончишь свои дни в канаве из-за этого конфликта. А может быть увольнение твоего отца наконец даст ему возможность найти любимое дело и стать богаче? Стимулирует твою маму делать домашнюю выпечку и продавать ее? Тебя — стать блогером и общественным деятелем? Может ты поднимешься на теме социальной несправедливости и станешь политиком? Будущего не знает никто. В конце концов может он блефует. Много может быть. Но есть что-то, что совершенно определенно. О чем я могу сказать со стопроцентной уверенностью. Если ты будешь позволять так с собой обращаться — ты никогда не вырастешь. Ты навсегда останешься такой — будешь боятся всего на свете, никогда не поверишь в себя. Так что на мой взгляд игра стоит свеч. Но… тебе решать.
— Тебе легко говорить — отзывается Чон Хва: — а у нас кредиты. У меня вообще одна надежда, что тот же Ояма запомнит меня и потом примет в свою компанию работать. Я ему буду портфели носить и … надо будет — буду и ботинки чистить.
— Твой выбор — пожимаю я плечами: — носи. Чисти. Привыкай. Только пойми, что тогда ты всю жизнь это делать будешь. Главное не то, чем ты занимаешься, носить портфели и чистить обувь не зазорно. Зазорно — быть трусом. Никогда не постоять за себя. Довольствоваться крошками. Не иметь амбиций. Скукожиться и ныть на судьбу. Поймите одну простую вещь — вы все умрете. Не сейчас. Если не будете меня раздражать — то поживете какое-то время. Но итог неминуем — вы все уже трупы. Ходящие, говорящие, строящие планы на будущее мертвецы. И… никогда не знаешь, когда именно приговор вступит в действие. Сколько у нас есть времени — час, день, год, несколько лет? Если бы я сказал тебе, что сегодня твой последний день на этой земле, что бы ты сделал? Так бы и продолжал носить портфель и чистить обувь своему обидчику?
— Не собираюсь умирать завтра… — бурчит Чон Хва себе под нос: — с чего бы это…
— Все преходяще — пожимаю я плечами: — и так, подобно призракам без плоти… — я делаю паузу и смотрю на Ядвигу. Она сглатывает ком в горле.
— … когда-нибудь растают без следа… — говорит она и ее глаза становятся подозрительно влажными.
— И горделивые дворцы и храмы… — продолжаю я цитировать Уильяма Шекспира.
— … и тучами увенчанные горы… — поддерживает она меня: — и даже весь… О, да! Весь шар земной… и как от этих бестелесных масок от них не сохранится ни следа.
— Я знал, что ты меня поймешь — улыбаюсь я: — я в общем-то для этого и пришел. Вы уж извините меня, но ваши внутренние конфликты, господа Голоногие — меня не касаются. Хотите быть мальчиками на побегушках и девочками для битья — ваше дело. Ваш выбор. Захотите что-то изменить — найдите меня. А я зашел к вам просто потому, что такое знание Шекспира в наше время — редкость. А такое понимание — редкость во все времена. Как там говорил Гамлет — моя неловкость вам послужит фольгой, чтоб мастерство как в сумраке звезда — блеснуло ярче.