Суженая императора (СИ)
Он младший брат нынешнего главы рода и входил в свиту Стефана, сопровождавшую императора в той поездке по стране. Разумеется, я его не помню, да и с чего бы? Для меня он лишь один из безликих силуэтов, замеченных мною мимолётно на приёме в замке фрайна Люиса.
Фрайн Соррен Элиас старше Стефана и выше ростом. Черты лица его остры, в чёрных, чуть вьющихся волосах мелькает серебро седины. Взор цепок, пристален и светлые, то ли мглисто-серые, то ли водянисто-голубые глаза полны холодного любопытства, скупой оценки и мгновенного просчёта возможностей. Он изучает меня, делает выводы, решает, сгодится ли эта новенькая суженая на что-то полезное или участь её будет столь же незавидна, как у её предшественниц? Считать ли её фигурой весомой, обладающей связями, властью и влиянием, или она всего-навсего очередная пустышка, бабочка-однодневка и отмеряно ей не больше, чем той бабочке?
– Фрайн Элиас, – произношу в знак приветствия. – Наслышана о вашей утрате и скорблю вместе с вами и всем славным родом Элиас. Да будет покой вашего отца в объятиях Айгина Благодатного безмятежен и вечен.
Ложь на диво легко срывается с моих губ. Фальшивые слова без капли искреннего сожаления звучат так непринуждённо, будто я всю жизнь только и делала, что заверяла незнакомых людей в своих чувствах, коих не испытывала на деле.
– Благодарю, фрайнэ Астра, – Соррен склоняет голову, на секунду-другую благочестиво опускает глаза к полу, как того требует обычай и правила хорошего тона. С его стороны это тоже игра и притворство, дань приличиям, не более. – Четверо были милостивы к моему отцу, и в объятия Айгина Благодатного он сошёл в мире и покое, окружённый своей семьёй и другими членами рода. Фрайнэ Астра, и я наслышан о несчастье, приключившемся с вами в моё отсутствие. Смею надеяться, сейчас всё пошло на лад, и вы в добром здравии?
– Я поправилась, хвала Благодатным. Небольшое недомогание, ничего страшного.
– Отрадно это слышать. Все мы молили Авианну Животворящую о вашем скорейшем выздоровлении.
Ложь, ложь и снова ложь. Не знаю, когда фрайн Элиас вернулся ко двору, но он не похож на человека, молящего Четырёх о здравии кого бы то ни было, и едва ли все последние дни храма не покидал, тревожась о моём самочувствии.
– Вам следует беречь себя, фрайнэ Астра, – продолжает Соррен. – Осенние ветра на севере бывают коварны, особенно для девы с юга, а на вас возложена такая великая честь – укрепить ветвь первопрестольного древа. Задача, как оказалось, не всякой избранной по силам…
Люди позади фрайна Элиаса молчат, рассматривают меня пытливо, выжидающе. Догадываюсь вдруг, что все они или большая часть из них связаны с Элиасами, что они не просто так собрались здесь, в галерее открытой, холодной, освещённой трепещущими свечными огоньками. И Мадалин одна из них, из рода Элиас, о чём она не забывает даже два брака спустя и не позволяет забыть окружающим.
За моей спиной звучат резкие, стремительные шаги, Соррен и все присутствующие склоняются поспешно.
– Астра, доброе утро, – Стефан встаёт подле меня, подаёт руку. Кивает небрежно Соррену, но на Мадалин не глядит, никого не выделяет из собравшихся.
– Доброе, Ваше императорское величество, – я принимаю руку, пользуюсь возможностью отвернуться от нечаянного собеседника.
Наше сопровождение перемешивается: Шеритта встаёт рядом с мужем, Брендетта оказывается в паре с фрайном Рейни. Отчего-то я ожидаю, что девушка и сама отвернётся поскорее от Блейка, вздёрнет носик повыше, демонстрируя, что лишь необходимость вынуждает дочь первого фрайна идти подле незаконного сына, и неважно, признан он или нет, высоко ли его положение при императоре или он почти что безродный слуга. Но нет, Брендетта бросает на Блейка робкий взгляд украдкой и торопливо отводит глаза, жаркий румянец заливает смуглые девичьи щёчки. Фрайн Рейни на девушку не смотрит, кажется, он вовсе не заметил, что теперь рядом с ним не Шейд, а юная прелестная фрайнэ.
Проходим в храм и разделяемся подле скамеек. Я опускаюсь на деревянное сиденье, твёрдою рукой давлю желание обернуться, повертеть головой в поисках фрайнэ Жиллес.
– Давно она вернулась? – спрашиваю шёпотом у Шеритты.
– Уже два дня как. И она, и фрайн Элиас, и ещё кое-кто из тех, что уезжал проститься с покойным Дебоном.
– Разве она покинула двор не по велению императора? – вспоминаю часть принесённых Илзе слухов.
– Его императорское величество беседовал с нею незадолго до её отъезда, но, сколь мне известно, двор она покидала под предлогом прощания с умирающим дядюшкой. Мать фрайнэ Жиллес приходилась Дебону родной сестрой…
Всё же смотрю на вторую половину скамеек, ловлю удовлетворённый взгляд фрайна Витанского, наблюдающего внимательно за дочерью.
– Я повторяю вам то, что сама узнала от мужа, – поясняет Шеритта. – О приказах речь не шла. И… есть вещи, о которых редко говорят вслух, но они существует негласными правилами, которые надо принимать, когда становишься частью… того или иного общества. Фаворитка должна уметь вовремя отступить в тень, если вышел её срок. Без напоминаний, приказов и высылки.
– Но она здесь.
– Дело не в Его императорском величестве. Теперь, после смерти Дебона, старшая ветвь заново оценивает свои позиции, своих сторонников и свои перспективы. Не все из них довольны, что милостью Его императорского величества возвышены люди вроде фрайна Шевери или фрайна Рейни…
– Потому что положение их изначально не столь высоко, как у старших сыновей старших ветвей?
– И поэтому тоже, – Шеритта смотрит на меня выразительно.
И потому, что они одарены.
– И Элиасы уже пытались укрепить своё влияние через фрайнэ Кассиану, вторую супругу Его императорского величества.
– Она была из рода Элиас?
– Была. Как и фрайнэ Нарцисса, связанная с ним отдалённым родством.
– Потому что нельзя избрать деву севера и не попасть при том в этих Элиасов, – внезапно добавляет Брендетта, сидящая по другую руку от меня. – Они повсюду, точно сорная трава, сколько ни выпалывай, тут же новые ростки появляются. Так мой отец говорит.
– Что с нею случилось?
– С кем? – уточняет Шеритта.
– С фрайнэ Кассианой.
– Сгорела в лихорадке, и недели не минуло.
– Фрайнэ Аурелия с лошади упала, когда та понесла, – продолжает Брендетта. – А фрайнэ Верену нашли мёртвой на собственном ложе.
Фрайнэ Верена пала жертвой яда, это-то уже известно точно, хотя, очевидно, кто знает правду, тот помалкивает.
Падение с лошади – несчастный случай.
Лихорадка – гнев богов.
Отравление же дело совсем иного толку, его за неудачное стечение обстоятельств или волю божью не выдашь. Кто-то да спросит, кто-то да призовёт к ответу. А что ответить, если, судя по всему, кроме факта отравления, ничего больше не выяснили?
– Элиасы и невесту свою фрайну Рейни предложили, потому что Рейни северяне, но в цвета Элиасов не рядятся. Правда, нарочно такую избрали, чтоб не жалко для незаконного-то…
Киваю рассеянно в ответ на замечание Брендетты, бросаю взгляд на первую скамью на другой половине залы, где сидит император. Рядом с ним фрайны Бромли и Рейни, кто сидит дальше, толком не видно, но фрайна Шевери среди этих мужей нет. Кажется, ему уезжать уже через неделю или около того… Фрайн Элиас на второй скамье, отделённый двумя мужчинами от фрайна Витанского. Элиас и господин Витании игнорируют друг друга едва ли не напоказ, ещё немного и будут отворачиваться демонстративно, словно дети малые.
– …из ветвей поближе отдавать не стали бы, – Брендетта глядит в ту же сторону, что и я, хотя, уверена, из свиты императора не выделяет никого, кроме фрайна Рейни. – Видите, где ныне место фрайнэ Жиллес? Теперь всё как положено, честь по чести, а прежде она тут сидела, словно императрица венчанная…
– Она сидела здесь? – переспрашиваю.
– Да, – девушка наконец поворачивается ко мне, смотрит с удивлением. – Вы не знали? Как фрайнэ Верена в объятия Айгина Благодатного сошла, так фрайнэ Жиллес эту скамью и заняла, и никто слова против не сказал.