Суженая императора (СИ)

– А твоя кузина? Ты беседовал с нею?
– Беседовал.
– Она поверила?
– Полагаю, Шеритте потребуется немного времени, чтобы принять как должно… свою двоюродную племянницу. Но не беспокойся, что бы Шеритта ни думала, она не станет вести себя неподобающим образом ни с тобой, ни с Миреллой.
Сколько усилий нужно, чтобы незаконная дочь императора и полукровки заняла место, причитающееся лишь детям, рождённым в освящённом в храме брачном союзе, детям от женщины, избранной жребием?
Во сто крат больше.
– А обо мне ты рассказал? – уточняю настороженно. – О моём… происхождении?
– Нет. Чем меньше людей будут о том знать, тем лучше.
– Как же ты объяснил рождение Миреллы?
– Предназначение, – взгляд Стефана пристален, серьёзен. – В конечном итоге всё равно придётся провести проверку родовым артефактом. Не для меня – для публичного признания.
И вся Империя – а за нею и соседние государства – узнает, что все эти годы у её правителя была дочь. Как подобное возможно, спросят многие, когда мир перевернулся настолько, что сын первопрестольного древа стал производить на свет бастардов от случайных любовниц, словно обыкновенный сельский фрайн?
– Многие детали ещё требуют согласования и уточнения, – Стефан зевает, сползает ниже по подушке.
Как соотносятся суженая, предназначенная самими богами, потерянная и обретённая, и ребёнок без малого уже шести лет от роду? При каких обстоятельствах он появился на свет, если предполагается, что его мать была девой жребия? Разве не должно избранной быть непорочной, чистой сердцем, помыслами и телом? Разве выбор жребием и те, кто его проводят, допускают ошибки? А коли допускают, то не могло ли быть так, что и прежде случались ошибки, неверный выбор, не те фрайнэ?
Десятки вопросов, которые задаст любой честный подданный императорского венца, десятки вопросов, на которые я пока не нахожу ответов.
Поворачиваю голову к Стефану, присматриваюсь к белеющему в полумраке лицу. Он спит и я, разумеется, не собираюсь расталкивать его напоминаниями о долге перед страной. Я тоже опускаюсь ниже, взбиваю свою подушку, вытягиваюсь под одеялом. Закрываю глаза и сама соскальзываю в омут сна.
Глава 9
Я просыпаюсь первой, в вязких серых сумерках, и какое-то время лежу тихо, приглядываюсь к спящему рядом Стефану. По пробуждению я не обнаруживаю себя в его объятиях, но всё же мы оказываемся куда ближе друг к другу, нежели были накануне.
Считать ли это добрым знаком?
Или не след придавать особое значение вещам простым, обыденным, словно невежественная суеверная аранна?
Медленно, осторожно переворачиваюсь с бока на спину, смотрю на полог над кроватью. Мысленно перебираю свиту императора во время визита в Эату, но в памяти не сохранилось ни одного лица так же, как ни Стефан, ни фрайн Бромли не запомнили моего платья. Десяток-другой стражей, примерно столько же слуг и с полдюжины фрайнов – тот императорский кортеж был подчёркнуто скромен, прост, малочислен, никакой ненужной роскоши, половины двора сопровождением и нескончаемой вереницы богатых экипажей и гружёных добром повозок. Наверное, если бы тогда Стефан отправился в путешествие как должно правителю, как делали государи до него, с требуемым церемониалом и в истинно императорском блеске, то едва ли тропки наших жизней пересеклись бы в те не по сезону жаркие весенние дни.
Не было бы случайной встречи у реки.
И череды тайных свиданий.
И Миреллы.
Отодвигаю в сторону вероятности дней минувших и возвращаюсь к сопровождению императора. Фрайнэ в свите не было, ни фавориток, ни жён, ни сестёр. Фрайна Бромли я не помню, как ни стараюсь представить его простоватое, грубо вырезанное лицо среди гостей фрайна Люиса.
Кого помню?
Молодого фрайна, прервавшего наше знакомство. Конечно же, Стефан и не подумал при первой встрече назваться полным именем, а Стефанов в Империи хватало с избытком, чтобы не заподозрить неладного.
Кто бы на моём месте – месте дикарки, видевшей государя только чеканным профилем на монетах, – узнал в красивом молодом мужчине самого императора? Я-то и вообразила по наивности, что передо мною обычный фрайн, заехавший в наши края, прельстившийся свежестью речных вод. И лишь когда появился второй незнакомец, обратившийся к Стефану «Ваше императорское величество», я поняла, кто только что пытался поцеловать меня.
 
Тот фрайн остался в памяти тёмной безликой фигурой. Всё, что я могла сказать нынче наверняка, – то был не фрайн Шевери.
На приёме подле Стефана часто появлялся ещё один фрайн из императорского сопровождения – каждый из них неуловимо отличался от гостей фрайна Люиса. Кажется, он был старше, как и Шейд…
Имя?
Имён мне не называли, а если Стефану и случалось упомянуть кого-то между делом, то разве ж я обращала внимание?
Лицо?
Нет.
Особые приметы?
И тут пустота.
Возможно, был кто-то из могущественного северного рода Элиас – это имя часто повторялось меж собравшимися в замке фрайна Люиса…
– Астра? – Стефан открывает глаза, смотрит на меня сонно, затем придвигается ближе, обнимает и затихает, уткнувшись лицом в моё плечо.
И каждая из смутных этих фигур могла меня запомнить. Они не вспоминали о дикарке Завери годами, моё имя для них истлело в единый миг, даже если Стефан его называл, но теперь, когда я здесь, когда им известно, кто я и откуда, что помешает им сложить одно с другим? А если эти люди, подобно фрайну Бромли, по-прежнему близки к императору, то и утруждаться подсчётами не придётся.
Не могу не думать об этом вовсе.
Не могу не подозревать каждого из близкого окружения Стефана в угрозе для Миреллы.
Не могу не ожидать от них недовольства одним моим присутствием во дворце и в жизни императора.
Стефан приподнимается на локте, глядя мне в лицо.
– Давно ты не спишь?
– Только проснулась, – я почти не лгу. Лишь капельку. – Надеюсь, твои сны были добрыми?
– Добрыми. А твои?
– Не знаю. Не помню, что мне снилось.
– А мне снилось, будто я был простым странником и искателем приключений. Забрёл в Беспутный квартал и встретил там тебя…
– И кем же я была? – уточняю с улыбкой.
– Собой, – Стефан тоже улыбается. Высвобождает из-под одеяла вторую руку, касается выбившейся из косы светлой прядки.
– Которой собой? Я бывала разной… и не все из этих «я» живы по сей день.
– Просто собой. Яркой, подобно пламени. И прелестной, словно дева лесная.
– И в перешитом мамином платье.
– Платье я не запомнил. Это всего-навсего сон, Астра, а во сне люди не занимаются расчётами и философскими диспутами.
Я и сейчас, по пробуждении, не хочу ни просчитывать возможные риски, ни выгадывать, кто мне друг, а кто враг. Но и иначе нельзя.
Стефан вдруг склоняется ко мне, накрывает мои губы своими. Медленно, осторожно, точно не уверенный в моей реакции. Я легко откликаюсь, мне не неприятны его поцелуи, и я не вижу резона отталкивать его из-за каприза или надуманного принципа.
Поцелуй наполняется уверенностью, настойчивостью, но всего в меру, без грубоватых излишеств. Стефан не напирает, не норовит взять штурмом, будто осаждённую крепость, и я охотно тянусь навстречу, обнимаю его за шею. Чувствую, как Стефан пытается аккуратно сдвинуть преграду одеяла между нами, однако не преуспевает. Из приёмного покоя доносятся голоса, шаги, приглушённый шум – пришли служанки, а значит, пора вставать. Стефан отстраняется, хмурится с досадой.
– Надо идти.
– Да, конечно, – я и сама ощущаю толику разочарования.
Сажусь, наблюдаю, как мужчина выбирается из-под одеяла, надевает халат.
– Ты помнишь, кто из фрайнов, помимо фрайна Бромли, сопровождал тебя в той поездке по Эате?
– Разумеется, помню. С некоторыми из них я беседовал недавно.
– О той поездке?
– И о ней тоже.
Ожидаемо. Меня фрайны едва ли запомнили – в отличие от ситуации.
– И кто эти достопочтенные фрайны?
Стефан задумывается на секунду-другую.