Мечты о морозе (ЛП)

— Лина, — он задыхается, тянется ко мне.
Я хватаю его руку и заключаю в свои ладони, приближая лицо к его лицу. Мои чёрные волосы окружают нас, как кокон, мои слёзы беспрепятственно падают на его лицо.
— Н-не плачь, — задыхается он, заставляя себя улыбаться сквозь боль.
Он руками касается моего подбородка и проводит большим пальцем по моим влажным губам, его глаза следят за движением пальца. Он выглядит таким спокойным.
— Не сдавайся, Кедрик. Я пойду за помощью. Пожалуйста! — говорю я.
Я хочу, чтобы он сказал что-нибудь. Я хочу, чтобы он сказал мне, что всё будет хорошо. Я всхлипываю под его прикосновениями, моё тело знает то, что не хочет признавать мой разум. Его губы становятся синими.
На его лице выражение полного благоговения. Я помогаю ему, когда он проводит рукой по моей щеке, под глазами. Я наблюдаю, мой разум и тело оцепенели, когда его спокойный взгляд вдруг наполняется потрясением, как только его глаза встречаются с моими. Он открывает рот, но из него не выходит никаких слов, только пузырьки крови. Его глаза, полные отчаяния, снова встретились с моими.
Я сижу, уставившись на его лицо, ожидая, что он очнётся. Я немного трясу его. Он очнётся.
Его рука слабеет в моей хватке. Она становится холоднее и холоднее.
Начинается какое-то беспокойство, шум. Это выводит меня из состояния бездействия. Мой взгляд падает на вуаль, которую Кедрик держит в руке. Я вырываю её из его хватки и надеваю, а затем снова смотрю на него.
Стрела торчит из его груди, как знак неуважения к нему.
Двигаясь в ступоре, я встаю и, использую весь свой вес, вытаскиваю стрелу. Я отламываю конец. Я наклоняюсь и вытираю кровь с его губ и, поднимая свою вуаль, целую его посиневшие губы. Мы собирались поцеловаться без вуали между нами.
Ощущение его холодной кожи сокрушает самую сокровенную часть меня, но мои слёзы уже иссякли.
Шум становятся громче, ближе. Дальней частью мозга я осознаю, что Малир трясёт меня и кричит, но слова звучат приглушенно. Рон стоит у головы Кедрика. Он грустно качает своей головой. Они говорят поверх моей головы.
Это всё слишком. В этот момент что-то ударяет меня по затылку.
Я сдаюсь тьме.
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 11
Я просыпаюсь со вздохом и с трудом сажусь. Моё тело двигается с неохотой, будто я слишком долго пролежала в постели. Я закрываю глаза и для опоры кладу руку на каменистую землю рядом со мной, застонав, когда меня охватывает головокружение. Я проверяю вуаль, а затем осторожно изучаю огромную шишку на моём затылке.
— Что ж, ты её хотя бы не убил, — произносит голос.
Я дёргаюсь от звука.
Когда головокружение проходит, я открываю глаза. Проходит мгновение, прежде чем окружающее меня пространство становится неподвижным. Когда это происходит, я с удивлением вижу, что меня окружают делегаты, стоя полукругом.
Я в замешательстве таращусь на них, мои мысли путаются. Их позы варьируются от настороженных до агрессивных. Я смотрю на Малира и Рона, которые, как ни странно, сейчас выглядят наименее враждебно.
— Где Кедрик? — спрашиваю я и морщусь, потому что забыла его озвучить титул.
Только несколько недель назад я выговаривала ему за это. Однако удача сопутствует мне, поскольку поблизости нет Солати, чтобы заметить мою ошибку.
Малир и Рон поворачивают головы друг к другу.
Что происходит?
Я переворачиваюсь, чтобы встать, но чувствую что-то застрявшее под моей правой ногой, в моём старом тайнике. Я не прятала там ничего от матери с тех пор, как была ребёнком.
Я протягиваю руку, чтобы вытащить предмет, как вдруг вспоминаю: ранение Кедрика, кровь, его пустые глаза. Я вспоминаю всё, включая то, что я поместила оперение стрелы между ногой и ботинком.
Я задыхаюсь, когда воспоминания прошедшей ночи пробираются сквозь мой разум, разрывая его на части. Я кладу одну руку поверх своего рта. Ужасный воющий звук наполняет воздух, и я задаюсь вопросом, откуда он исходит. Когда я делаю вдох, звук затихает, и я понимаю, что преследующий меня звук исходит от меня.
 
Я слышу ответ Малира, как будто моя голова находится под водой.
— Он мёртв, — говорит он.
Я больше ничего не слышу, я просто наблюдаю, как его рот продолжает формировать слова. Вместо этого я потираю кончики пальцев, вспоминая руку Кедрика в моей и то, как она медленно становилась холоднее. Я задыхаюсь и с трудом поднимаюсь на ноги, поворачиваясь спиной к делегатам. Кедрик не покинул меня. Он не может, потому что я только что была с ним. Это слишком. Мне кажется, что мой разум начинает разбиваться вдребезги. Но затем, я начинаю снова безмятежно впадать в оцепенение, как в миг, когда он умер. Я смотрю, не моргая, и хотя воспоминания о прошлой ночи навязчиво лезут в голову, вновь обретённое оцепенение позволяет им ускользнуть и унестись прочь.
Ничего из этого не реально.
Проходит время, пока я стою и таращусь, я не знаю, как долго это продолжалось.
— Отойдите от края, Татума. Это не безопасно, — говорит кто-то.
Другой мужчина подходит ко мне с влажной тканью. Когда они собираются завязать её под моей вуалью, я протягиваю руку, забираю ткань и выполняю эту процедуру сама. Движение слегка пробуждает меня, достаточно, чтобы, когда мне предлагают еду, я ответила и покачала головой. Кто-то хватает меня за руку и ставит на ноги. Когда я успела сесть? Рука подталкивает меня на протяжении нескольких шагов, пока моё тело не берёт верх и не начинает ставить одну ногу перед другой.
Я иду. Пока Кедрик здесь, мне безразлично куда.
Дым становится гуще. Я поднимаю взгляд от своих ног и едва могу разглядеть человека перед собой. Вдохнув через влажную ткань, закрывающую мой рот, я спотыкаюсь в растущей темноте. Чёрная пропасть, в которой мы находимся, почему-то знакома мне. Может быть, потому что именно так я себя сейчас чувствую.
Я натыкаюсь на человека, стоящего передо мной, и кто-то, стоящий за мной, поддерживает меня. Мы движемся в ещё большую черноту.
Раздается ритмичный стук, я хмурюсь, пытаясь распознать знакомый звук. Раздаётся ещё несколько таких же ритмичных ударов. Плотный дым начинает рассеиваться, кто-то ликует. Я стою неподвижно, пока меня не подталкивают к скале. Я беру предложенную пищу, но мой желудок говорит мне, что я не буду есть её. Я кладу еду на землю. Остальные вокруг меня занимаются своими делами, практически не разговаривая. Они расстилают на земле одеяла. Они смотрят на меня и обмениваются взглядами, но мне всё равно, если они считают меня сумасшедшей. Я не могу представить, что меня снова начнёт что-то волновать.
ГЛАВА 12
Образы безжизненного лица Кедрика проходят перед моими глазами, заставляя меня проснуться. Я сажусь и вижу, что делегаты всё ещё спят. Огромная фигура Малира следит за вентиляторами, которые были причиной ритмичного стука прошлой ночью. Он смотрит на меня, а затем отводит взгляд.
Я развязываю высохшую ткань, прикрывающую мой рот, и бросаю её рядом с собой. Я впервые осознаю, что не имею понятия, где нахожусь. Я пытаюсь вызвать в себе хоть какие-то эмоции по этому поводу, хоть какую-то крупицу самосохранения.
Свет начинает пробиваться сквозь большой кусок материала, закрывающий отверстие пещеры. Малир встаёт, остановившись, чтобы немного почистить потолок пещеры, и двинувшись, с уверенностью ступая между спящими делегатами, откидывает занавески. Оранжевый свет заливает пещеру, отражаясь от её острых, неровных стен. Я выглядываю, и меня охватывает небольшой шок.
Я в Оскале. Я встаю и ковыляю к выходу.
Оскала была тем, что мечтал изучить каждый ребёнок. Парящие шельфовые платформы исчислялись на тысячи. Никто из тех, с кем я разговаривала, не знал, сколько точно их было. Некоторые из них можно обойти за полдня, другие были размером со ступеньку. Платформы были рассеяны по всему пространству, разделяющему Гласиум и Осолис. Единственное средство связи и прохода между двумя мирами. Они были главным мотивом многих историй, рассказываемых в деревне. Аквин рассказал мне многие из них, потому как однажды он был членом делегации в Гласиуме. Это было место, в которое я обещала Кедрику никогда не ходить.