Высокое напряжение (СИ)
— Таточка, привет, — улыбнулась медсестра.
— Здравствуйте, теть Настя, — я была искренне рада видеть эту добродушную женщину. С ней мы подружились еще в прошлое мое пребывание здесь. — Видите, ненадолго расстались, — улыбнулась ей.
— Теперь уже с дитюшечкой домой поедешь — погладила мое плечо. — В этот раз у стенки спишь, — произнесла, окинув изучающим взглядом палату.
— Да, у окна все занято, — пожала я плечами.
— Давай на осмотр, Антонина Сергеевна ждет. А потом к Борису Тимофеевичу дуй в кабинет.
Про осмотр у палатного врача я знала, но зачем было идти в кабинет к главврачу?
— Он заходил ко мне недавно, сообщил, что занят. Обещал прийти вечером…
— Не знаю ничего, — нахмурилась женщина. — Требует тебя срочно. Потом, как отдохнешь, вечерком заходи ко мне в сестринскую. Сериал посмотрим, чаю выпьем… небось, опять и поесть тебе некому привезти… — вздохнула женщина, окидывая грустным взглядом мою полупустую тумбочку.
— Ничего, я уже научилась получать удовольствие от местной кухни, — отшутившись, поднялась с кровати и направилась в кабинет к врачу.
Осмотр прошел в обычном режиме. Врач диагностировала у меня гестоз и, сделав предписания, отправила в палату. Первым делом я зашла в сестринскую. Взяв сегодняшнюю порцию таблеток, перебросилась парой фраз с тетей Настей.
— У тебя капельница назначена. Как вернёшься, маякни, приду к тебе, — бросила женщина, когда я уже была в дверях.
Поднялась лифтом на пятый этаж. Идти было сложно, но я думала о том, что остаток дня проведу лежа на кровати, и эта мысль придавала сил. Приблизившись к двери кабинета главврача, постучала.
— Войдите, — раздался голос Бориса Тимофеевича. Затянув потуже пояс на халате, прошествовала в кабинет.
— Здравствуйте, Борис Тимофеевич, — улыбнулась мужчине и замерла на месте. От испуга сердце пропустило удар. Инстинктивно накрыла рукой живот, не сводя ошарашенного взгляда. Рядом с главврачом в кресле для посетителей восседал Богатов.
Глава 39
Как бы мне хотелось, чтобы это все оказалось сном. Но вот он, передо мной. Точно такой же, как и в нашу последнюю встречу. Высокомерный, холодный. Смотрит на меня с толикой презрения и злости.
— Я оставлю вас, потом зайду к тебе, Таточка… — словно сквозь шум до меня долетает голос Бориса Тимофеевича. Мужчина поднимается из-за стола и, пожав Богатову руку, покидает кабинет, оставляя нас наедине.
Я настолько растеряна, что не сразу нахожусь с действиями. Мне бы уйти. Не соглашаться на разговор с ним. Но я не хочу раздувать скандал. Все-таки Кирилл не сдержал слово… Хотя глупо было надеяться, Лев его брат, а я ему никто. Накрываю руками живот, потому что взгляд мужчины буквально жжет кожу. Желая хоть как-то спрятаться, прохожу и наглым образом усаживаюсь на место главврача. Так хотя бы он не видит живота.
— Ну, здравствуй, Тата, — голос хриплый, спокойный. Но меня не обмануть этим. Я понимаю, что он зол. И сейчас ожидаю от Богатова всего, что угодно.
— Здравствуй.
Молчит. Продолжает сверлить меня взглядом.
— Интересно, долго молчать собиралась? А? — его голос набирает обороты. Он сжимает кисти рук от недовольства.
— Родила бы и рассказала все… — смотрю на него нагло. Если он ждет, что я стану оправдываться — не дождется. Я столько перенесла, столько боролась за свою кроху, не позволю ему сделать нам плохо.
— Да и зачем тебе это знать? Ты мне в последнюю встречу ясно дал понять — я тебе никто. Вот и не стала навязываться. Рожать я решила и полностью несу ответственность за свое решение… — откинулась на спинку стула, сложив на груди руки. Его взгляд метнул молнию.
— Зачем тебе этот ребенок? А? — повысил голос, подавшись ко мне навстречу. Как бесит его, что я все еще существую. Как злится… Противно от мысли, что я рожу его ребенка?
— Что ты творишь?! — продолжает наступать. — Ты ведь ненавидишь меня! Ты мою жизнь пыталась сломать! Не вышло, теперь хочешь действовать через ребенка?
Ошарашенная его словами, не сразу нахожусь с ответом.
— О чем ты говоришь? Что за бред? Как я могла сломать твою жизнь?
Его лицо искажает гримаса боли. Он так сильно ненавидит меня, что уже готов все смертные грехи приписать. Только вот за что?
— Не строй из себя святошу! — рычит сквозь стиснутые зубы. — Не надоело актрисой быть? Черт возьми, я знаю все! Все ваши махинации, которые ты с подругой за спиной у меня вертела! Я едва выплыл наружу. Все эти месяцы — бессонные ночи и борьба. Я отдал все, что у меня было, чтобы не загреметь за решетку, я еле фирму сохранил! Нас терзали в разные стороны! Этого ты добивалась, когда плела интриги за моей спиной? Радовалась, когда у меня все сыпалось из рук? А я, как идиот, пытался защитить тебя, не говорил обо всем. Думал, справлюсь сам, не хотел, чтобы ты переживала… А Тата играла все это время… Тр*халась со мной, а за спиной нож держала, который и вонзила в меня в удачно подвернувшийся момент!
Его едва не трясет. Маска безразличия давно спала, и теперь я вижу его обнаженного. Разбитого, уставшего, отчаявшегося. Но слова Богатова — словно нож в сердце. Да, за мной был грех, но я не сделала ничего, что могло привести к таким последствиям! Я не знала о его бедах!
— Остановись, Богатов, — выставляю впереди себя ладонь, пытаясь собраться с мыслями. — Побойся бога… все… все было не так… — я не знаю, с чего начать. Как правильно рассказать все, чтобы он понял. Но в следующий момент жуткая догадка озаряет меня.
— Это… это из-за этого ты бросил меня тогда? Из-за этого смешал с грязью на глазах у Январской? — меня трясет. Я смотрю в его лицо, ожидая, что он опровергнет мои слова. Но ни черта не происходит. Он, как долбанный истукан, продолжает стоять на месте.
— А тебе мало этого? — хрипит, смотря на меня с презрением. — Ты разбила меня, Гетман. А теперь еще и родить от меня решила? Зачем?
Я молчу. Хватаю воздух жадными глотками, пытаясь успокоиться. Малыш. Все мысли только о нем.
— Только знай одно, — прожигает меня гневным взглядом. — Как бы то ни было, я не дам тебе манипулировать ребёнком. Я буду в его жизни, и ты не сможешь отобрать его у меня.
Его слова делают со мной что-то нехорошее. Вдруг такая злость во мне просыпается. Кажется, что грудную клетку вот-вот разорвет от этих эмоций.
— Я не отдам тебе ребёнка, ублюдок! — кричу, подскакивая с места. — Высокомерный и глупый! Ты не видишь ничего дальше своего носа! Я все эти дни боролась за его жизнь, понимаешь?! Одна! Без денег, без поддержки! А ты приходишь сюда и кидаешь мне необоснованные обвинения?!
Он молчит. Теперь в его глазах смятение. А противно даже смотреть на него.
— Ты жалок, Богатов. Уходи к своей Январской. Ты не нужен мне, и ему не будешь нужен, — выйдя из-за стола, выбегаю из кабинета, с грохотом захлопывая за собой дверь.
Лев
Даже так я любил ее. Смотрел на нее, понимая, что предательница, что играла все это время мной, и подыхал от боли. От желания коснуться, прижать к себе. Смотрел на ее круглый живот и с ума сходил. Ребенок… Я стану отцом…
Брат уговаривал не ехать. Я понимал, что это плохая затея. Нервировать ее не хотел. Ненавидит ведь меня, жалеет, что не удалось прикончить меня… вспылит, как увидит. Так и вышло. Только не мог я сидеть на месте… Девять долбанных месяцев не видел. Девять кругов ада прошел… пытался смириться с действительностью, принять все… старался забыть, а потом срывался. Искал ее, но каждый раз на полпути сворачивал, думая, что не нужен ей. Предала ведь… все это время играла мной. Зачем нам видеться?
Зачем сегодня приехал? Увидеть все хотел собственными глазами. Посмотреть на нее, поговорить. Только и разговора не вышло. Сорвало все барьеры, все установки, что давал себе. Столько обиды во мне, столько боли… не мог сдержаться.
Черт возьми, только такому неудачнику, как я, может так повезти. Любить ту, кто тебя ненавидит.
Сидел в машине, в оглушительной тишине, а в голове — ее голос. ЕЕ наполненные яростью глаза. То, как она закрывала от меня живот, словно я чудовище, и смогу сделать больно своему ребенку… Это как удар под дых. В груди все скрутило, думал, не разогнусь.