Ужасы Фобии Грин (СИ)

Фобия подозревала, что он просто боялся принять у себя такую буйную пациентку.
Как бы то ни было, после света и хрома платных палат, невозмутимого персонала и солнца лишь за окном, хвойный лес стал откровением. Комары. Запах костра. Прозрачная ароматная смола на деревьях. Занозы, черт побери, на руках. Слова «черт побери», услышанные вживую, а не по телевизору. Впрочем, Крест еще и не так ругался, когда гонял псевдомагов по спортивной площадке.
Едкий пот щипал глаза. Дышать было больно, воздух клокотал внутри. Мышцы болели. Нет, еще пока не мышцы — еще пока зародыши мышц. Легкая полнота, которая невольно появляется при многолетнем больничном режиме, усложняла бег.
Умереть. Упасть. Встать. Бежать. Крест. Убить. Дышать. Жить.
Псевдомаги взрослеют медленно. Не так медленно, как истинные маги, но медленнее людей. Они выбрасывают в черные дыры секунды своей жизни, расставаясь с частичками себя. Каждый раз, когда случается энергетический хаос, псевдомаги что-то теряют. И приобретают. А что именно — никогда не угадаешь заранее. Да и потом не очень разберешь.
Пахло дымом. Каша была пересоленной и наполовину сырой. Кока Боцмана это не смущало, он щедро бросал вязкую добавку на тарелки воспитанникам и работникам лагеря. После целого дня на свежем воздухе хрустящий на зубах речной песок и жесткость крупы никого не смущали.
Фобия держалась в стороне. Она боялась приблизиться к людям, пусть даже и жила с ними на небольшом расчищенном пятачке посреди леса. Аппетита не было, и каша бессмысленно остывала. Наверное, ей, каше, было досадно, что она досталась такой дурехе. Фобия подумала, что извиняться перед недоваренной перловкой очень глупо, поэтому виновато положила немножко еды себе в рот. Желудок тут же скрутило, тошнота подкатила к горлу. После непривычных физических нагрузок организму не хватало сил переваривать еду.
С утра Фобия доила Киску. Сама, своими руками. Потом бегала вокруг лагеря под насмешливые комментарии Креста. Потом были уроки, а потом пришлось полоть грядки. Вечерние тренировки выжали остаток скудных сил. И за этот ужас отец заплатил безумные деньги — в три раза дороже пребывания в самой дорогой клинике.
Вероятно, Крест был всего навсего шарлатаном с садистскими наклонностями и ненавистью к псевдомагам.
Когда тошнота прошла, Фобия попыталась внимательнее рассмотреть других обитателей лагеря.
Могучий психолог Оллмотт мерно жевал, глядя прямо перед собой. Тощая манерная Сения Кригг с рыжим пучком на голове сидела рядом с ним с некоторой опаской. Было видно, что она колебалась между желанием передвинуться подальше и вежливостью. Оллмотту было все равно до ее терзаний.
Супруги Нексы шепотом переругивались. Глухонемой учитель Эраст Лем равнодушно работал ложкой, уткнувшись в прошлогоднюю газету. Нянюшка Йокк вязала носок, ложка перед ней сама ныряла в тарелку с кашей и подлетала ко рту. Маленькие расовые фокусы. Креста не было видно, и это было хорошо. Он вызывал у Фобии смесь ужаса, ненависти и подозрительности.
Трудные псевдомаги сидели за отдельным длинным столом. Они что-то шумно обсуждали, и в общем гомоне невозможно было различить отдельных слов. Фобии остро захотелось к ним — чтобы вот так вот, в тесноте, и толкаться локтями, и хватать один кусок хлеба вдвоем, и просить передать соль, и кидать в сидящего напротив еловой шишкой. И сказать что-нибудь такое, отчего остальные засмеются. Не над тобой, а вместе с тобой. Над твоей шуткой.
Ее одиночество было привычным. Как рука или нога. Но иногда хотелось попробовать с кем-то поговорить. С кем-то, кому не платили бы за это денег.
Фобия любила смотреть сериалы. По большому счету, телевизор был единственным средством взаимодействия с окружающим миром. Некоторые девушки в телевизоре бросали парней за то, что те не перезванивали им в течение трех дней после свидания. Вот если бы у нее, Фобии, было свидание, то мужчина мог бы вообще ей потом не звонить. Зачем ей были бы нужны его звонки, если бы у нее уже было с ним свидание?
Но было бы странно мечтать о свиданиях, когда ты корчишься в судорогах паники каждый раз, как кто-то пытается хотя бы приблизиться к тебе.
 
— Это ты — избалованная поганка? — прозвучал над самым ухом Фобии хриплый женский голос. Сердце стремительно рвануло в пятки, и крик уже начал зарождаться в горле, но бывший тюремный призрак Цепь торопливо зажала ей рот рукой. Рука была холодная, как сырой подземельный воздух, и бесплотная. Фобия ощутила только слабое дуновение на своих губах. Однако, этого было достаточно, чтобы паника на несколько секунда замерла, раздумывая, как ей поступить дальше, а потом неторопливо зашагала прочь, независимо насвистывая. Мысленно Фобия посмотрела ей в спину.
— Кто я? — спросила она.
— Так тебя Крест называет, — Цепь уселась рядом, вытянув ноги. Тонкие грязные ноги, заточенные в кандалы, были босыми. Спутанные длинные волосы падали на худое лицо. Скованные цепями руки призрак прилежно положила на колени, прикрытые разодранным, когда-то пышным платьем. — Избалованная поганка, — повторила Цепь с удовольствием.
— Я Фобия. У меня проблемы со здоровьем.
— Крест говорит, что у тебя проблемы с головой.
— Это потому, что он не очень умный и не разбирается в психиатрии.
Цепь хмыкнула.
— Я тоже считаю, что этот лагерь — не слишком умная затея, — согласилась она. — Мы тридцать лет чудесно жили. Вдвоем. Путешествовали. А потом вышел из тюрьмы Оллмотт, прилетела на своем помеле нянюшка Йокк, и все изменилось, — она недовольно позвенела цепями. — Крест — упрямый сукин сын. Он притащил нас сюда. Притащил сюда этих долбанных псевдомагов и других психов. Ты знаешь, что Нексы объявлены в розыск в тридцати округах? Они мошенники. А сейчас — учат таких тугодумок, как ты. Вам по двадцать лет, а с вами возятся, как с детьми. Я умерла в пятнадцать, и уже была невестой.
— Почему ты умерла?
— Не выдержала пыток. Я отравила своего жениха, он был толстым и изо рта у него пахло луком. Меня посадили в тюрьму, и я умерла от пыток.
— Ужасная история, — пробормотала Фобия. — Поэтому ты так привязана к Кресту? Вы оба убийцы.
— Фью! — Цепь расхохоталась. — Цыпочка моя, рыба, фиалка нежная, а ты уверена, что никто не умер от твоих выкрутасов с энергией? Антилоп она боится!
Фобия посмотрела на призрак. Она никогда никого не видела так близко, и ей захотелось потрогать другое существо. Попыталась коснуться волос Цепи, но вместо этого ее пальцы прошли сквозь голову призрака.
Цепь с недоумением отодвинулась:
— Что за нежности, Грин? В мое время за такое пальцы отрубали. По самый локоть.
— Как давно ты умерла?
Цепь задумалась.
— Около триста пятидесяти лет назад? Мертвый Наместник тогда только начинал свою карьеру душегуба и психопата.
— Крест уже тогда был возле него?
— Тебе, — веско сказала Цепь, — нет до Креста никакого дела. Держись от него подальше. Он… он не должен был приближаться к людям.
— Мы не люди, — Фобия с трудом поднялась. — Мы паразиты.
Она остановилась, оглянулась на призрака:
— Я тоже не могу ни к кому прикоснуться. Как и ты. Я есть, но меня одновременно и нет. Как тебя.
Цепь раздраженно дернула острым плечом, белеющим из разорванного ворота.
— Я не могу, а ты не хочешь. Не путай, — сказала она.
— Ну по крайней мере, я хотя бы не щеголяю в рванье и цепях.
Принести себе теплой воды для Фобии оказалось непосильной задачей, поэтому она просто встала под импровизированный летний душ за деревянной перегородкой. Холодная вода текла из кривых разномастных дырок в огромной бочке и уходила в землю. Днем мальчишки-псевдомаги заполняли ее до краев.
Фобия чувствовала себя виноватой. Сказать гадость призраку, который бессмысленно болтается по земле вместе с бывшим наемником Мертвого Наместника. Жалко, Грин, недостойно. Мелочно.
Подрагивая от холода, Фобия выскочила из-под воды, закрутила бочку, потянулась за полотенцем. И заверещала, когда вместо полотенца ее руки вляпались во что-то густое и темное.