Ужасы Фобии Грин (СИ)

Фобия прикрыла ладонью рот, пряча от сурового взгляда Сении Кригг зевок.
За окном бушевал такой ветер, что тонкие стены деревянного домика ходили ходуном.
Антонио и Нэна осоловело моргали. Тусклый фонарь делал их лица желтыми.
— Аврора работала над этим романом много лет, и ее книга, в полной мере обличающая жестокость Наместника и его приспешников, на почти сотню лет вошла в обязательную школьную программу…
Какое-то далекое воспоминание царапнуло сознание Фобии, и она перестала клевать носом, словно в лицо ей кто-то бросил пригоршню снега.
Это имя она уже слышала.
Стены резиденции со слепыми глазницами разбитых камер надвинулись внезапно. Молодой политик Мерак Леви, надежда нации, улыбался.
— И один раз у тебя была эта… Как ее звали?
— Зира.
— Она была целых четыре месяца, да? Жаль, что бедняжка в итоге сдохла.
— Да.
Сквозь гул в ушах Фобия с трудом поняла, что кто-то зовет ее по имени. Непонимающе посмотрела на склонившееся над ней встревоженное лицо, похватала ртом воздух.
— Сения… У нас есть эта книга?
— Ну конечно, деточка. Завтра я принесу.
Но Фобия уже выскочила на улицу, под страшный ветер. С трудом преодолевая его порывы, добралась до домика, который когда-то занимала Сения Кригг.
Зажгла фонарь, открыла шкафы, набитые книгами разных размеров.
Нужная попалась не сразу.
«В тот день был сильный ветер, он трепал длинные прекрасные волосы гордой Зиры, которая стояла плененная, но бесстрашная.
Несколько часов Мертвый Наместник наслаждался мучениями отважной девы, и ее нежная плоть страдала так же сильно от жестокости властелина, как и весь народ от его гнета.
Но Зира лишь смеялась в лицо боли.
— Хорошо же, — сказал Наместник. — Я заставлю тебя плакать.
И отдал невинную деву самому страшному из своих цепных псов, самому верному рабу своему, не знающему ни жалости, ни сострадания.
Ночь за ночью тот заставлял Зиру исполнять свои самые грязные, самые недостойные желания, и на сто тридцать первый день Зира не выдержала этой муки и повесилась на своих волосах.
А Наместник отрубил ее прекрасную златовласую голову и играл ею, как мячом».
Фобия настолько промерзла, что не сразу даже смогла встать — ее тело застыло, подобно ледяной фигуре.
За окном занимался рассвет.
Наверное, нужно было возвращаться в жалкое тепло лазарета.
Но вместо этого Фобия вышла из домика и пошла к реке.
Старый, но не забытый сон — а разве такое можно забыть? — уводил ее из этой реальности в другую. В ту, где молодой беглый раб присягал в своей вечной верности.
— Я отрекаюсь от своего имени. Отныне и навеки. Принимаю свой крест — служить тебе при жизни и после смерти…
Повиновение. Подчинение. До ненависти, до рвоты. Верный пес никогда не укусит руку своего злобного хозяина. Никогда. Скорее, он вцепится в собственную плоть.
Так больно, что хочется кричать.
И она закричала — широко раскинув руки, вскинув свою коротко стриженную голову (даже повеситься и то нет косы) к небу.
У каждого сердца есть свой предел.
Свое она готова была отдать кому угодно — хоть Наместнику, хоть своре бродячих собак, хоть кому-нибудь.
Как-то вдруг оно, сердце, стало без надобности.
— Ну и чего ты кричишь, дура дурой? — спросил над ухом хриплый голос, и сквозь тело Фобии пронеслась омерзительная затхлость подземелья.
Тюремное привидение Цепь позвенела своими кандалами.
— Аврора Галл была редкостной идиоткой, — назидательно сказала призрак. — Она ничего не знала, кроме ненависти к своему мужу. Хочешь, я покажу тебе, как все было?
— Нет, — ответила Фобия. — Кажется, я ничего на свете больше не хочу. С меня хватит.
— Так я тебе и позволю ничего не хотеть, — злобно прошипела Цепь. — Это ты его довела до такого состояния.
Фобия не удивилась. Если уж Цепь все еще болтается на этой земле, значит, и Крест тоже. Призрак несколько раз говорила, что наемник один удерживает ее в этом мире. Никаких чувств это понимание не вызывало. Совсем.
— Просто исчезни, — крикнула Фобия Цепи, поворачиваясь к ней спиной. — Ты давно уже умерла. Что тебе еще нужно?
 
— Мне нужно, чтобы ты его позвала.
— Что?
Цепь облетела ее и совершенно неожиданно упала в воздухе на колени, умоляюще протянув к Фобии руки. Это было так непривычно, так не подходило к несносному характеру привидения, что Фобия остановилась.
— Ты превратила Наместника в слопа. Но ведь и Соло тоже, — быстро проговорила Цепь. — Позови его.
— Это необратимо, — пробормотала Фобия, отступая.
Они переплелись так тесно — Мертвый Наместник и его преданный наемник, что разделили свою судьбу. Как и должны были.
Но.
Представить матерого убийцу, безжалостного зверя, столько раз спасшего Фобии жизнь, с потухшими глазами и пустой головой было невозможно.
Фобия все на свете знала про преступления и наказания. Она думала об этом много ночей, даже тогда, когда грудь Креста мерно поднималась и опускалась под ее щекой.
Но.
Где-то далеко зазвенел тонкий голос файхоалы — птицы, которая начинает самой первой петь по весне.
Это означало, что зима уже совсем заканчивается.
— Прошу тебя, позови его, — сказала Цепь и протянула Фобии руку.
На ее бесплотной ладони лежала ловушка для снов, сплетенная из полуседых волос.
Каким невероятным усилием призрак удерживал эту легчайшую для человека и неподъемную для привидения вещь?
— Прошу, — повторила Цепь и стало понятно, что ей очень тяжело.
Фобия осторожно приняла из замогильной сырости путанку.
— Я не хочу, — жалобно сказала она. — Я считаю, что все правильно. Так и должно быть.
— Ну да, — фыркнула Цепь с прежним презрением. — Я ему сразу сказала, чтобы не связывался. Ты же изучаешь Соло по книгам этой черной вдовы. Еще учебники истории, написанные под диктовку командоров, можешь взять за аргумент.
— Но объективно…
— Объективно ты знаешь все ответы, — неожиданно серьезно ответила Цепь. — Это ведь всего лишь вопрос объективности, не так ли?
Привидение еще немножко посмотрела на Фобию вопросительными, умоляющими глазами, а потом тихо отступила прочь, пока не растворилась в призрачной утренней дымке.
Легчайшая, почти неосязаемая ловушка для снов каменной плитой придавила разум Фобии. Слишком замерзшая, слишком потрясенная высокопарной натуралистичностью описаний Авроры Галл, Фобия стояла на берегу и слушала, как поет файхоала.
В то утро, когда родился Нэнад, стоял такой густой туман, что Фобия даже не сразу разглядела личико младенца. Густая молочная вязкость заполонила не только улицу, где маялся уже несколько часов выставленный вон Антонио, но и забралась сквозь широкие щели в лазарет. Когда же Фобия в полной мере разглядела ребенка, то невольно ахнула — до того он был похож на тот профиль, который чеканился на монетах. Четырнадцатый Командор, вылитый.
— Что? — тут же заволновалась Нэна, и Фобия торопливо протянула ей сына, уверяя, что дитя получилось просто чудесным.
— Иди, — верно оценила ее состояние Сения Кригг, хлопотавшая над молодой матерью, — дальше я и сама управлюсь.
На нетвердых ногах Фобия вывалилась из лазарета.
— Мальчик, — сказала она Антонио и прошла мимо, не в силах отвечать на его вопросы.
Весна в этом году выдалась бурной, дождливой, и теперь под ногами противно чавкала вязкая и мягкая земля.
Фобия прошла еще немного и остановилась, прислонившись лбом к какому-то дереву.
Тяжелая была ночь.
Нэна была молодой и сильной женщиной, и никаких осложнений рождение ребенка не повлекло, но переволновались они все изрядно.
— У тебя руки в крови. Убила кого-нибудь?
— Наоборот.
Фобия даже не удивилась, услышав этот низкий хриплый голос.
Крест вернулся, а это значило, что эта многодневная усталость была не зря. Не зря ночь за ночью она искала его среди такого же вот белого тумана. Нашла.
В молочной густой вязкости его было почти не видно — только силуэт. Фобия оттолкнулась от дерева, сделала еще несколько шагов вперед и застыла.