Ужасы Фобии Грин (СИ)

Президент подводного союза объявил о том, что Несмея не подлежит человеческому суду. Но его требования экстрадиции были в жесткой форме отклонены Временным правительством. Формально, Несмея отказалась от хвоста и стала человеком.
— Люди обманутыми. Ярость выход. Не буду ничего, — вот и все, что сказал Оллмотт по этому поводу.
Фобии было плевать на то, что рухнул идеал нации. На поверку командоры, которых веками окружал ореол непогрешимости, оказались такими же грешниками, как и все прочие. Люди чувствовали себя преданными. Страна кипела. Публичная казнь Несмеи была призвана слегка притушить огонь под этим бурлящим котлом.
Расчистить дорогу к грядущему царству Мерака Леви.
Оллмотт уже не думал ни о Командоре, ни о бывшей русалке. Он смотрел вперед и прикладывал все усилия для того, чтобы Мертвый Наместник пришел к власти и выполнил свое обещание — соединил магию. Только потом этого кровавого деспота можно будет истребить.
Как Оллмотт планировал это сделать, Фобия не знала. Она не разговаривала ни с ним, ни с Класлом, ни с Сенией Кригг. Ни с кем. Только иногда с Ханной. Но Ханна была совсем чужой, даром что сестра. Они выросли вдалеке друг от друга, и Ханна влезла в эту войну просто так, по собственной инициативе. Ей доставляло удовольствие эта игра в заговоры и шпионов, она с удовольствием планировала всевозможные акции вместе с Нексами.
А Фобию пугало количество жертв. Нэна все еще оставалась в резиденции, прислуживая Временному правительству. Про Антонио ничего не было известно. Несмея просто пошла в расход.
О том, что фобии возвращаются, Фобия больше никому не говорила. Оллмотт мог бы помочь, но просить его о помощи не хотелось. Если же фальшивый психолог и замечал неладное, то не придавал этому значение. Совсем скоро энергия псевдомагов уйдет из них, вернувшись во власть истинных магов. Пока девчонка подождет, все равно она сломалась.
Фобия не оспаривала это мнение. Сломалась, так сломалась. Может, и так.
В конце концов, у нее были на это некоторые причины.
Поддавшись какому-то странному порыву, Фобия прогулялась однажды вечером до особняка родителей. Постояла в тени деревьев за оградой, подглядывая за светом их окон. Как они там? Что они думают о своих дочерях, которые внезапно исчезли из их жизни? Захотелось сделать что-нибудь утешительное, и она привязала на кончик ограды детскую ленточку, какую заплетают в косы. Ей никто и никогда не повязывал таких.
Немного поздно вспоминать о детских обидах, ведь правда? Никто не виноват в том, что она родилась с этим внутренним уродством.
Ах нет. Виноват. Вот он — виновник всех бед этой страны. Мертвый Наместник со скорбным лицом.
— Дорогие друзья. Нам нелегко далось это решение. Но никто не смеет посягать на священную жизнь Командора…
А другие жизни — они не священы?
Фобия попытался оттолкнуть от себя Эраста. 
— Вам надо уйти отсюда к людям, — пробормотала она. — Здесь будут выплески, это опасно для вас.
Но Эраст только покачал головой и поцеловал свою спутницу в макушку.
Несмея улыбалась камерам. Она отказалась от предсмертной речи и просто улыбалась. В глазах бывшей русалки не было ни грусти, ни раскаяния. Светлый взгляд того, кто умирает со спокойной душой.
Первый выплеск пришелся на ту секунду, когда крупным планом показали поступающий в прозрачные трубочки препарат. Дальше началась цепная реакция. Фобия ударила застывшего Эраста, крикнула:
— Да уйдите же вы!
А потом осьминог, много времени ждавший своего часа, взметнул свои щупальца. Выплеск был мощный — вместе со слезами и мучительным отторжением смерти самой красивой из самых красивых.
Не было сил противостоять этому растущему осьминогу. Да и желания не было. Согнувшись пополам, Фобия отдавала себя во власть выплеску.
Крики псевдомагов вокруг звучали болезненно прекрасной музыкой.
Оборвалось все резко, без обычной потери сознания. Еще не поняв, что выплески закончились, Фобия увидела оранжевую униформу санитаров. Ядовитый цвет, знакомый с детства. Тех псевдомагов, которые сейчас допустили выплески, забирали на медицинское и правовое освидетельствование, пока они еще не пришли в себя и пока что-то или кто-то блокировал их энергию.
 
От ужаса Фобия забыла, как дышать. Полностью парализованная страхом, даже не сразу поняла, что означает неподвижность Эраста, лежавшего на асфальте в метре от нее.
Лучше лечь рядом с ним, чем снова очутиться в изоляции психбольниц.
Кто же знал, что их будут забирать вот так, посреди дня, после официального разрешения на посещение казни?
Сухая боль невозможности выплеска при сильнейшей панике раздирала голову изнутри. Желудок и сердце горели огнем. Перед глазами плыли разноцветные пятна.
Как же плохо. Как невыносимо. Воздух, неохотно заполнявший легкие, был раскаленным.
Поймет ли мама, от кого эта ленточка?
Кто? Кто блокирует выплески?
Помоги. Помоги еще один раз. Она больше не будет так подставляться, честно. Она будет жить тихо, может поклясться. Только помоги.
Горизонт закрыли оранжевые одежды.
Да где же ты?
— Фобия Грин, — холодный, равнодушный, ожидаемый голос.
Теперь можно дышать.
Теперь все будет в порядке.
Теперь она выкарабкается.
— В отдельную машину.
Санитары подхватили Фобию, но она их уже не боялась. Ничего они ей не сделают. Не в этот раз.
Наручники к решетке, разделяющей заднюю часть санитарной машины от водительской. Пусть будут наручники. Жаль, что руки заняты, нельзя откинуть с лица слипшиеся от пота волосы.
Двери захлопнулись, закрывая собой солнце.
Сзади сильно трясло. Похоже тот, кто был за рулем, не сильно заботился о комфорте своего единственного пассажира. 
Боль уходила, наваливалась усталость. Кажется, она бы заснула — несмотря на тряску и прикованные руки, но машина остановилась, и салон снова затопило солнце.
— Пить.
Фобия не сразу смогла сделать глоток — зубы стучали о пластик одноразового стаканчика. Пищевод взбунтовался от прохладной жидкости, вода полилась по подбородку.
— О боги, — голос не был ни равнодушным, ни холодным.
Запястья, наконец, обрели свободу, Фобия рухнула спиной на пол. Закрыла глаза от слепящего солнца.
Крест откинул ей назад волосы, протер ей лицо влажным платком, вода стекала по скулам вниз, щекоча своими дорожками.
— До чего ты себя довела.
— Я…
— Помолчи пока. Дыши. У тебя есть время на подышать. Ты выглядишь так жалко, Грин.
— Эраст…
— Я не проверял. Но, кажется, да. Вы убили его.
Они, псевдомаги, убили немого учителя.
Безжалостный Крест был точен в формулировках.
— Зачем ты пошла на эту казнь? Я думал, тебе хватит ума остаться в стороне. Молчи, я сказал, — прикрикнул Крест, увидев, как шевельнулись ее губы.
Фобия открыла глаза. Он сидел на полу рядом с ней, черная фигура загораживала собою небо. Крест как Крест — обычный, всегда ею недовольный, злобный Крест. Вон какая смоль в угрюмых глазах. Значит, очень сильно недовольный и очень сильно злой.
— Я надеялся никогда тебя больше не видеть, — процедил Крест, но его руки с широкими ладонями, бережно приглаживающие волосы-сосульки, диссонировали с этим презрением. — Но нет же. Смотрю — стоишь среди прочих псевдомагов. Зрелищ захотелось, Грин?
— Это же Несмея. Домик. Речка.
— Надо было отправить тебя в психушку. По крайней мере, я бы знал, что ты в безопасности.
— Я в безопасности, Крест. Я больше не буду.
— Мне нужно возвращаться к Наместнику. Объяснять, какого собственно я угнал санитарную машину с клинической идиоткой внутри. Что же мне с тобой делать?
— Оллмотт.
— И кстати об Оллмотте. Почему у тебя такой сильный выплеск? Ты не сказала ему, что утратила контроль над фобиями?
— Я не хочу. Он позволил убить Несмею.
— Несмея сама хотела убить Несмею. Оллмотт не будет считаться с жертвами, Грин. Ему плевать на такие мелочи, перед ним стоит более глобальная задача.