Притворись мною (СИ)
Мы целуемся, совсем без пошлости. Горячие, родные губы и язык заряжают меня теплом. Я утопаю в его любви.
— Отпустим? — я не понимаю о чем он, пока он не передает мне в руки шарики, — вместе, отпустим?
— Отпустим.
Он ставит свою руку поверх моей.
— На раз, два, три, — киваю.
— Раз.
— Два.
— Три.
Одновременно мы отпускаем руки и смотрим в ночное небо, куда улетают наши шарики.
— Я буду любить тебя вечно.
— И я.
— Поехали?
— Куда?
— Домой, куда еще, — он забирает у меня букет, ставит на заднее сидение, — пошли, — тянет меня за руку, мы поднимаемся в палату, где дедушка сразу начинает поздравления.
— Ничего не знаю, чтобы через девять месяцев я нянчил правнука или правнучку.
— Дедушка! — я смущаюсь и краснею.
— Не вводи Алину в краску, — Дэмис целует меня в щеку, обнимая за талию, я хочу вырваться из его рук, пока не получается, — собирай вещи.
— Вещи? Мне врач сказала, что я минимум десять дней должна лежать. Ну уже семь дней.
— Я сейчас поговорю с врачом.
— Сейчас ночь, врача нету.
— Дежурный же должен быть?
— Он ничего не решает.
— Дэмис, — говорит дедушка, — отвези меня домой, Алина никуда не денется, утром поговоришь с врачом и узнаешь, что к чему.
— Нет, я не могу ее тут оставить. Одну, — он опять целует меня в щеку, — Алина, а ты можешь без меня?
— Дэмис, я в больнице, если ты не заметил, я должна вылечится.
— Я ничего не говорю, я тебя заберу отсюда. в другую больницу, в лучшую, там долечат.
— А чем тебе здесь не нравится?
— Это не обсуждается.
— Алина, дочка не слушай его, — вступает за меня дедушка, — Дэмис, сейчас ночь, врачей нет. Ты сейчас ничего не сможешь сделать. Только утром. Это государственная больница.
— Я сейчас все устрою! — с этими словами он покидает палату, мы с дедушкой садимся на кровать и ждем.
— Дочка, ты умница моя, я рад, что ты не бросила моего оболтуса! Клянусь, я уже думал, что он сошел с ума! — я смеюсь.
— Он и до этого всего, был сумасшедший!
— Так, — дежурный врач заходит с Демисем в палату, поднимает очки на голову и смотрит на нас с дедушкой, — Алина?
— Да.
— Я могу вас отпустить сейчас домой, но с условием, и под вашу личную ответственность, что утром в семь будете здесь!
— Буду.
— Тогда можете собираться! Только. прошу вас не подставлять меня. Все процедуры на сегодня выполнены, до утра можете быть свободны. А то Елена Васильевна меня уволит.
— Не переживайте. Я ее доставлю, — говорит Дэмис, — в целости и сохранности, Алина собирайся, — с этими словами он выходит следом за врачом, а когда возвращается, сияет, как звезда.
Дома дедушка сразу же отправляется спать.
— Господи, — выдыхает дедушка, — я будто сто лет не был дома.
— Тебя тоже утром ждут в больнице, — расстраивает деда, Дэмис.
— Еще чего? — хмурится дедушка.
— Обследуют, потом только выпишут.
Он ворчит что-то себе под нос и поднимается к себе в комнату.
Я же иду с цветами на кухню, устраиваю их в большую вазу, не перестаю любоваться и нюхать нереальный аромат.
И только в спальне я понимаю, почему Дём так сиял, после разговора с врачом, когда он стягивает с меня полотенце, и распускает еще влажные, после душа, волосы.
— Я так соскучился, иди ко мне.
— Дэмис…
— Я говорил с врачом, ничего не угрожает твоему здоровью.
— Но…
— Можно Алин, я спрашивал, — он целует, вылизывает мой рот, поглаживая ласково спину, опуская руки к ягодицам. Не спеша.
— Не стыдно?.. Такое спрашивать?
— Нет, — Дэмис целует заглядывая в мои глаза, — Алина. моя Алина. Я очень тебя люблю, — одним рывком он поднимает меня под ягодицы.
— Айй…
— Не бойся, я держу, — он несет меня на кровать, медленно опускает, нависает надо мной и начинает раздеваться, — я буду осторожным.
— Иди ко мне, — помогаю раздеваться, любуюсь красивым, накаченным телом, зарываю руки в волосы и тяну на себя. Целую, нежно и ласково.
Наши языки сплетаются, он кусает и сосет язык. Дразнит.
Влажный язык скользит по моей коже, создавая тонну мурашек, которые бегут по всему телу. Внизу живота покалывает и приятно ноет. Дэмис доходит до грудей, вылизывает, потом дует, заставляя стонать под ним. Я прижимаю его голову сильней к своей груди.
— Нравится? — втягивает в рот сосок, кусает, не больно, другую грудь мнет и покручивает сосок, от чего я теку под ним. Чувствую как влага течет по моим складочкам…
Рукой поглаживаю его грудь, медленно спускаясь к животу, ниже, еще ниже, пока не дохожу до каменного члена, беру в руку. Он сразу же пульсирует. Вожу рукой вверх, вниз, прижимаюсь к нему плотью.
— Хочу…
Он не заставляет просить дважды, сразу входит, заставляя стонать и громко кричать.
Двигается медленно и нежно, не отрываясь от моих сосков, которые вылизывает и сосет по очереди.
Я впиваюсь пятками в его ягодицы, выгибаюсь от каждого его движения. Толчки все более частые и глубокие, он отрывается от моих сосков, поднимает мои ноги, ставит себе на плечи, входит еще глубже.
Не отрываясь от моих глаз, двигается и стонет. А я кричу, ловлю удовольствие от каждого его движения, пока мы одновременно не получаем оргазм и не лежим бездыханно, стараясь восстановить дыхание.
ЭПИЛОГ
Натягиваю на себя теплые лосины, подхожу к гардеробу, выбираю толстовку, потеплее. Потому что, Алиса сказала, что в Москве холодно. Дэмис конечно озадачен нашим перелетом, но врачи уверили его, что ничто не угрожает моему здоровью. Ну кому говоришь? Это же Дэмис! Он слишком обеспокоен, слишком взволнован нашим перелетом. Точнее моим. Была бы его воля, он бы не выпускал меня из дома никуда! Но увы. все не так, как хочется ему. Иногда мне нравится его такая, слишком я бы сказала, сверхзабота. Он меня окружил любовью и заботой, такой, которой я не видела никогда и ни от кого. И что самое главное, дедушка ему в этом потакает. Дедушка, который всегда был на моей стороне! Сейчас, он полностью поддерживает Дэмиса. Вот! Но мне ничуть ни обидно, правда. Эти двое мои самые любимые мужчины, самые родные. Слава Богу, дедушка чувствует себя отлично, я бы сказала даже слишком и со здоровьем у него все в порядке. Поэтому мы с Дёмом были не против, когда он записался в шахматный клуб. Где проводил все свое свободное время со своими сверстниками. Да и кстати, он полностью отказался от кофе.
— Малышка, — Дём как всегда появился из неоткуда, приобнял сзади, зарылся в мои
волосы, — что ты делаешь? — не дожидаясь ответа, он берет меня на руки и несет на кровать. Наваливается сверху, целует еще голый животик. Сначала кругом, потом ниже, и вокруг пупка, обдает своим горячим дыханием. Я мигом покрываюсь мурашками. Он лежит между моих раздвинутых ног, и целует мой живот. Потом прикладывает ухо и говорит: я слышу ее шевеления!
— Дэмис, — я еле сдерживаю смех, — в два с половиной месяца ты ничего не можешь слышать и чувствовать.
— Могй! Я читал, — он перемещает свое ухо по всему моему животу, — они шевелятся с первого дня зачатия, просто мать не чувствует их толчки, потому что они совсем маленькие. Кстати, я куплю стетоскоп.
— Зачем?
— Буду сам слушать сердцебиение нашего ребенка.
— Дём не смеши, после двадцатой недели мы и так почувствуем его шевеления.
— Это долго, а стетоскопом я могу и сейчас услышать, — он опять начинает целовать мой живот, — может никуда не поедем? Беременным опасно летать.
— Кто сказал? — я стараюсь поднять его голову, но не могу оторвать от живота, — я не хочу сидеть все девять месяцев дома. Дём хватит, нам ехать надо.
— Я вот никуда не хочу ехать, меня устраивает сидеть дома, с тобой и малышом.
— Малыш еще в животе, ему там комфортно, уютно и безопасно.
— Все равно я волнуюсь! — он наконец отрывается, поднимается, целует в губы, — малыш, думаешь без нас свадьба не состоится?