Избранная для северного дракона (СИ)

— Тяжело, когда из-под носа уводят невесту, — зло чеканит северянин, но вдруг вдруг спохватывается: — Да ты вся посинела, ирэя! Сейчас будем тебя греть. Привяжи-ка пса к стене!
После его слов замечаю вбитую в стену скобу, на которой кое-как фиксирую поводок. Йемрен усаживает меня на перевернутый вверх дном ящик и склоняется над полом в двух метрах от меня. Вскоре под его руками зарождается пламя. Как он разжег огонь — в густом полумраке было не разглядеть.
Хочется его об этом расспросить, чтобы поучиться азам выживания, но, в итоге, так и не решаюсь. Ведь, демонстрируя неведение, я запросто выдам свое нездешнее происхождение.
Внезапно становится настолько горько от мыслей о своей участи, что аж зубы сводит! Мало того, что ничего не понимаю, так еще и спросить не могу. Как долго мне придется жить по такому шаблону?
Нет уж. Пора признаваться, что я попаданка. Дариуса рядом нет. Не покалечит же принц свою ирэю! Нас, вторых половинок, не раздают пачками всем подряд. Раз уж нашлась, приходится беречь ту, что есть.
Киваю сама себе.
Решено! Как только смогу членораздельно говорить, сразу все расскажу!
Когда костёр уже вовсю полыхает, подсаживаюсь к нему поближе, и уровень дискомфорта снижается до восьми из десяти. Мокрая одежда не дает до конца согреться. Тело сотрясает крупная дрожь, пока я, как гусь на вертеле подставляю огню разные бока.
Йемрен заканчивает возиться с костром, подходит вплотную, опускается передо мной на колено, сказочно красивый в ярком ответе пламени. В голове успевает мелькнуть мысль, что в такой позе девушкам обычно делают предложение. Вот только предложения я не получаю… Точнее, может, и получаю, но совсем не того рода, о котором подумала.
Северянин подцепляет подол моего платья и быстрым движением тянет наверх. Я, машинально среагировав, перехватываю ткань и тяну ее вниз. Наряд трещит. Пес грозно блеет и рвется с привязи, добавляя градус накала.
— Кончай глупить, ирэя! — рычит возмущённо принц.
— К-кончай наг-глеть, д-дракон! — зло требую я.
Все мое сопротивление этой горе мускулов — что трепыхание пташки, зажатой в кулаке. Скоро толстое мешковатое платье дезертирует с меня через голову. Я остаюсь в тонкой нательной сорочке, мокрой, полупрозрачной и прилипшей к дряблому телу с отвисшей до пупа грудью. Но и сорочку с меня безжалостно сдирают.
Когда понимаю, какая «красота» открылась взгляду мужчины, хочется завыть то ли от стыда, то ли от злорадства. Любуйся, дракон, моими старческими мощами! Пускай они приснятся тебе в страшных снах!
Нахал тем временем не теряется. Пока удерживает меня одной рукой, другой скидывает с себя куртку и рубаху, обнажая роскошно прокачанный торс. Я даже успеваю рубануть в этот пресс со всей силы, целясь в солнечное сплетение, но тут же скулю — при ударе об каменные мышцы что-то больно хрустит в запястье.
Пользуясь болевым и не только шоком, принц фиксирует мои руки по типу смирительной рубашки и вжимает мою спину в себя, как в горячее кресло. Вырваться из стальной хватки нереально, сколько ни пытаюсь.
В итоге, осознав безуспешность своих попыток, делаю единственное, что мне остается.
Бью его словами, которых он точно не ожидал услышать от ирэи!
  
Глава 38
 
Йемрен
Моя девочка следует за мной по краю обрыва с испуганно бьющимся сердцем, старательно игнорируя собственный ужас.
Я хотел бы избавить ее от переживаний, да только без залежей таранита нам не обойтись. Короткий оборот для меня не проблема, но чем дольше нахожусь в ипостаси дракона, тем сильнее доминируют звериные инстинкты. Когда схлестнемся с Кейроном, главное, чтобы не пострадала ирэя, эта девочка-загадка, к которой теперь без остатка стекаются все мои мысли и вопросы.
Почему восемь лет назад, когда я уговаривал Нику бежать, она предпочла мне комфорт дворца, а сейчас вдруг передумала? Что изменилось?
Вспомнила данный мне обет?
Бред! Воспоминание о нашей помолвке с годами не становятся ярче.
Ей надоела роскошь?
 
За восемь лет она лишь привыкла к ней сильнее.
Опротивел Кейрон?
Не то. Брат всегда умел найти подход к женщинам.
Так в чем подвох?
Каким образом она, по словам Дариуса, поверхностная, недалекая эгоистка, сумела убедить мудрейшую Лийну из племени Пепельных Волкодавов стать союзником Севера? Как приручила волкодава, выходца диких лесов та, что никогда не умела заботиться о других?
Не стыкуется. Чем дольше думаю об истинной, тем сильнее ее образ смахивает на фантазию, бессвязный сон, что забывается поутру, стоит открыть глаза.
Я хотел бы отнести все несостыковки на загадочность женской души, но самообман всегда давался мне плохо. Есть в ирэе нечто, чего я не понимаю… Это факт. Надеюсь лишь, время расставит все по своим местам.
Под невеселые размышления и аккомпанемент дождя слушаю биение ее сердца — единственное, что осталось от оригинала. Все остальное чужое: внешность, запах, тактильные ощущения. До одури хочется сдернуть с нее нелепую, уродливую оболочку, чтобы прикоснуться к ней настоящей. Но рано. Я ведь даже не разобрался в своем к ней отношении.
Цепляюсь за ошметки здравого смысла ровно до той поры, пока ее вилса не падает в пропасть. Тогда в ход вступают инстинкты.
За секунду срываю ремни. За вторую спрыгиваю наземь, готовый к обороту. Дракону поймать ее будет легко, но ровно на третьей секунде вилса впивается в скалу, так что полет моей бедняжки обрывается, по сути не начавшись. Бешеный стук ее сердца рикошетит в моем. И, хотя каждый момент инцидента я держу под контролем, когда Ника, бледная, испуганная, оказывается наверху, привязываю ирэю к себе, а вилс отправляю домой. Так спокойнее.
Мы гуськом шагаем в пещеру, где я планирую под завязку зарядиться магией.
Там, во мраке пещеры развожу костер и на миг закрываю глаза. Дождь смыл все специи с ее кожи. Вдыхаю родной запах, перемешанный с нотками мокрой ткани, и внутри все сжимается. Моя. Моя насквозь замерзшая девочка, которую хочется стиснуть в охапку и не отпускать. Хотя бы, пока не отогреется.
Срываю прочь промокшую одежду. Игнорирую смешные попытки мне сопротивляться.
Зачем стесняться, глупышка?
Я ведь не вижу тебя! Старушечье тело — это не ты.
И вдруг ирэя со злостью бросает:
— Я н-не Д-дариника!
— Что ты несешь! — пытаюсь ее вразумить, а у самого сердце долбится об ребра, как бешеное. Потому что понимаю: она не врет. И все, что говорит дальше, — тоже правда.
— М-мою душу п-перенесли из другого мира в тело твоей невесты, — выговаривает сердито. — Я не Д-нариника, а В-вероника. Так что можешь и дальше звать меня Никой. А м-можешь никак не звать, если решишь… Ладно. Н-неважно.
— Что за смертник это сотворил? — рычу. — И какого кхара он к тебе полез…
Вопросы сыпятся из меня один за другим. Стоит мне умолкнуть, как она начинает торопливо, сбивчиво объяснять, видно, успев испугаться то ли моего тона, то ли собственной честности.
— Д-дариус хотел поменять нас с Дариникой местами на время, но не успел вернуть обратно. Я с-слишком быстро стала твоей ирэей. Он сказал, такова была воля Трехликого. Еще сказал, что я и есть твоя истинная, которая повидала другие миры…
Ника говорит, говорит, говорит.
О том, как она терялась в происходящем и боялась ошибиться. Как скучала по дому. Как удивлялась магии и странным дворцовым традициям. Как впервые увидела дракона. Как в ней проснулась магия при мысли обо мне.
Утыкаюсь носом в теплую макушку, снова вдыхаю родной аромат — и все внутри вибрирует от счастья и дикой благодарности за то, что она рядом.
Прижимаю ее к себе крепче.
Непостижима порою воля Трехликого, но этот ход с обменом мне прекрасно понятен.
Малышка никогда меня не предавала.
И то хорошее, что я в ней увидел, — настоящее.
Не фальшь.
С ней можно начать с нуля, а не с жирного минуса.
Это значит, настало время сдернуть с нее уродливую оболочку.