Девушка с обложки

Как бы то ни было, ясно одно: с теми, кто захватил яхту, он как-то связан, пользуется среди них определенным влиянием и знает о них куда больше, чем говорит...
Дважды приходил человек в маске, они с шейхом уединялись в кабинете. Выходя оттуда, главарь неприязненно поглядывал на Клодин, словно подозревая, что она подслушивала под дверью — так ей, по крайней мере, казалось, хотя сквозь прорезанные в белом пластике отверстия глаз было не видно.
Вскоре появлялся и шейх — еще более мрачный, чем раньше; снова садился у камина. О Клодин не вспоминал; лишь когда часа в четыре Зияд выставил на столик все атрибуты «кофепития по-арабски», Абу-л-хаир обернулся и махнул рукой:
— Присоединяйтесь.
Она подошла, села на кожаный, расшитый золотом пуфик.
Заодно подсмотрела, как шейх общается с Зиядом — практически без слов: щелчок пальцами, скупой жест — и перед ней появилась чашечка; еще щелчок — и парень чуть ли не бегом принес откуда-то блюдо с запомнившимся ей еще с первого дня на яхте крупным розовым виноградом и краснобокими персиками.
— Я обычно днем не ем, но вы, если хотите...
— Нет-нет, мне вполне хватит кофе и фруктов, — быстро перебила Клодин и улыбнулась. — Тем более что и профессия моя накладывает на еду определенные ограничения.
— Ну что ж... — Шейх приглашающе повел рукой. — Прошу.
Больше он не сказал ни слова — прихлебывал кофе, вздыхал, смотрел куда-то перед собой; было ясно, что к светской беседе он сейчас не расположен.
Клодин отщипывала по ягодке винограда, думала о том, как, наверное, беспокоится мама: за четыре дня — ни одного звонка, и встрепенулась, услышав слова шейха:
— Клодин, вы слышали когда-нибудь притчу о глупце и дьяволе?
— Нет.
Она ждала, что сейчас Абу-л-хаир расскажет одну из своих витиеватых восточных историй, но он снова замолчал. Потом пробормотал сквозь зубы:
— Извините... — встал и ушел в кабинет.
Клодин допила кофе и, прихватив с собой кисточку винограда, перебралась обратно на диванчик — там думалось лучше.
По всему было видно, что старик расстроен — очень расстроен. Тем, что произошло вчера? Она вспомнила начало ужина — благостного, улыбающегося шейха, его слова: «Я рад сообщить, что история благополучно разрешилась...» И — его же побагровевшее лицо и выпученные глаза, когда человек в маске стал раздавать гостям конверты с суммами выкупа.
Да, вчерашние события были для Абу-л-хаира, несомненно, шоком. Только ли они стали поворотным моментом, заставившим его сегодня сказать «ситуация осложняется» — или есть еще что-то, чего она не знает?..
Чем дальше, тем больше в Клодин крепла уверенность, что ключ ко всему — человек в маске, что разгадав связанные с ним загадки, она сможет разобраться и во всем остальном.
Итак — что о нем известно?
Прежде всего — их двое. Первого она видела всего один раз — во время, так сказать, «первоначального знакомства» с террористами. Что она знает о нем? Да почти ничего — она была тогда в таком шоке из-за всего происходящего, что даже коричневые ботинки заметила чисто случайно.
Он объявил о том, что яхта захвачена, и сказал, что у всех отберут сотовые телефоны. Синьора Ласкони возмутилась этим — он дал ей пару пощечин, а когда Халид набросился на него, пытаясь защитить ее — хладнокровно застрелил его. Потом приказал развести всех пассажиров по каютам, а тело Халида кинуть за борт.
Все, на этом он сходит со сцены; следующий раз, когда Клодин увидела маску, под ней скрывался уже другой человек. Тот, который то и дело спорит и ссорится с шейхом, который объявил, что гости тоже должны платить выкуп, а сегодня не хотел, чтобы она навестила Ришара... но потом все же не стал перечить Абу-л-хаиру.
Что она может сказать о нем? О, значительно больше, чем о первом — за два дня успела присмотреться.
Он говорит по-английски — чисто и правильно, без акцента; по-французски и, само собой, по-арабски. Наверняка брюнет: раздавая пассажирам конверты, он прошел совсем близко, и на пальцах, на тыльной стороне были заметны черные волоски. И — он знаком с пассажирами, знает их в лицо. Правда, тут есть одна лазейка: а не мог ли шейх, когда все пассажиры уже сели, сказать ему, кто есть кто?
 
Теоретически, конечно, мог... но сомнительно. И потому, что безошибочно запомнить за несколько минут почти тридцать человек очень трудно — и потому, что шейх, при его привычке жестикулировать в разговоре, наверняка бы хоть на одного пассажира указал, если не рукой, то кивком головы. И тип в маске взглянул бы туда. А этого не было — Клодин ясно видела, что разговаривали они, не глядя на гостей.
Вроде и много набирается всяких сведений — на самом же деле... ничего... Ничего, что могло бы натолкнуть на разгадку.
А может, у него на лице какой-то шрам — такой большой, что, будь он без маски, эту «особую примету» все бы заметили и запомнили? Но двое, почему их двое?!..
Теперь Клодин уже с нетерпением ждала, когда же тип в маске придет в очередной раз — авось, удастся заметить еще что-то. Но он все не появлялся. Зато шейх часам к семи чуть отошел от своей подавленности; выйдя из кабинета, как ни в чем не бывало сообщил:
— Я заказал ужин — минут через двадцать привезут. — Кивнул на книгу в ее руках. — А, я вижу, вы тоже любите классику.
Продекламировал несколько строк из «Шантеклера» — Клодин тем временем взяла себе на заметку: раз он может, не выходя из кабинета, заказать ужин — то, получается, телефон у него не отключен.
За ужином он был вполне любезен и словоохотлив, продолжал рассуждать о французской классической поэзии и о литературе вообще; уговорил Клодин попробовать страшно вкусный (и, увы, жутко калорийный!) десерт из бананов со взбитыми сливками и шоколадом, сам тоже съел двойную порцию, после чего, улыбаясь, махнул в сторону шахмат:
— Ну что — надеюсь, вы не против будете сыграть партию-другую? — Рассмеялся своим дребезжащим смешком: — Но берегитесь — я со вчерашнего дня жду возможности взять у вас реванш!
Клодин чуть не спросила: «А кофе?!» — она уже привыкла, что все их трапезы завершались этим напитком — но потом кивнула:
— Да, разумеется! — Ей весь день хотелось как-то утешить и подбодрить старика.
Кофе они все же попили, после первой партии. Ее Клодин проиграла, именно так, как хотела: победу шейх одержал после трудной и долгой борьбы.
Вторую партию он тоже выиграл — сиял от удовольствия, казалось, вот-вот в ладоши захлопает. Объяснил утешающим тоном, что опыт тоже чего-то да стоит — он ведь начал играть в шахматы задолго до ее рождения!
Третью партию Клодин решила выиграть.
После пятнадцатого хода шейх нахмурился, после восемнадцатого — нервно почесал тыльную сторону ладони, потянулся к ладье... отдернул руку и вперился в доску. Наверное, заметил, что ход ладьи означает для него неминуемый проигрыш.
Неуверенно протянул руку к пешке... и тут дверь отворилась и в очередной раз черт принес человека в маске.
За те несколько секунд, что он шел к ним, Клодин успела отметить, что при ходьбе этот тип слегка разводит носки в стороны. Еще одна ничего не дающая «особая примета»...
Он остановился рядом с уставившимся на доску шейхом, успел сказать:
— Иа-а... — когда старик, словно очнувшись, резко дернулся и вскинул голову.
Сейчас закричит! — пронеслось в голове Клодин. Ведь это все уже было, и не далее чем три дня назад!
Был и разъяренный вопль шейха, и замолчавший на полуслове человек рядом с ним... и даже то, что человек этот молча отступил, повернулся и пошел. Правда, на сей раз Абу-л-хаир внес в сцену некоторую новизну: схватив валявшуюся рядом подушку и крикнув еще что-то, запустил ею вслед удаляющейся фигуре, задев по дороге доску, так что две пешки слетели на пол.
Подушка пролетела мимо цели и шлепнулась на ковер, заставив террориста обернуться и сказать что-то ехидным тоном. Шейх задохнулся от ярости, но лишь насупился и отвечать не стал.