Великий перелом (СИ)

И вуаля.
Имея тяжелейшую нагрузку в два-три десятка проектов, он работал едва по два-три часа в день. Остальное время уделял своим делам и интересам.
Как говорится, правильно подобранный зам — половина работы. И в этой шутке, не было ничего смешного. Потому что вторая половина — правильно поставленная задача с адекватно отмеренными сроками. Сообразно целям и выделенным ресурсам.
Здесь, в 20-е, это пригодилось в полной мере.
И к лету 1927 года аппарат наркомата по военным и морским делам представлял собой просто образцовое ведомство. Несколько раздутое, конечно. Но не сильно. Причем образцовое не только в масштабах СССР, что было бы не сложно. Ведь опыт бюрократической работы молодых советских чиновников был аховый. Частенько они даже приблизительно не понимали, что им нужно делать и тонули в текучке. Ну или забивали нее… равно как и на свои обязанности, пытаясь перевести стрелки на других. Нет. Тут речь шла о мировом масштабе. Ведь человечество не стоит на месте. И теория-практика управления прогрессирует вместе с ним. Да, разной шелухи нарастает прилично. Но и толково много придумывают.
Так вот — Фрунзе не бегал самолично затыкать все дырки пробками. Он организовывал пожарные команды и направлял их в нужное место. Если это можно было, конечно, так назвать.
Например, при Генштабе у него действовала уже постоянная рабочая группа из Свечина, Триандафилова, Шапошникова и Слащева, которая занималась «бумажками» и теорией. Само собой, привлекая профильных специалистов и штат помощников. Именно им Фрунзе заказывал уставы, наставления, концепции и прочее подобное.
Понятно, не в духе — идите и сделайте мне хороший устав. Нет. Он изначально собирался рабочую встречу и долго с ними беседовал, делая заметки. Потом еще одну. Где уже беседовал со служивыми, которым потом этот устав выполнять. Далее ставил задачу исполнителям. Несколько промежуточных проверок. Принятие устава смешанной комиссией. Если что не так — доработка и новая комиссия. Фрунзе во всем этом вопросе был лишь верховный арбитр, который управлял процессом в целом. И изредка вмешивался по каким-то важным моментам.
С разработками тоже самое. Например, с Федоровым от постановки задачи до выхода на государственные испытания самозарядного карабина он общался менее десяти раз. А какой у него был секретариат? А ГРУ, развивавшееся как мощный аналитический центр? Ну и так далее. Из-за чего реальной разгрузки по ведомству у него было мало. И он мог позволить себе лично посещать предприятия с проверками, куролеся по стране.
Ну и своими делами заниматься. Используя при этом своих подчиненных.
Да, может быть, это выглядело и не совсем красиво, а в чем-то и не справедливо. Но к лету 1927 года наркомат по военным и морским делам был в состоянии работать, даже без Михаила Васильевича. То есть, он выстроил систему. Пусть и далекую, на его взгляд, от совершенства. При этом люди, занимавшие в аппарате ключевые должности, либо были обязаны Михаилу Васильевичу, либо связывали свою карьеру с ним…
— С тобой все в порядке? — спросила жена, зайдя на кухню.
— Да. Сейчас лягу. — чуть вздрогнув при ее появлении, ответил нарком.
Встал.
Подошел.
Обнял ее, стараясь не придавить животик.
Поцеловал.
И щелкнув выключателем, повел в спальню.
В какой-то момент ему снова что-то померещилось боковым зрением. Но он даже не стал туда оборачиваться. Просто тайком от жены показав кулак. Для собственного успокоения. Решив для себя пить поменьше чая с кофе и больше отдыхать.
Выспаться, впрочем, не удалось.
Просто не шел сон.
Так и провалялся до самого утра, прислушиваясь к тому, как жужжат мухи в комнате. Да прокручивая в голове события последних дней. Просто для того, чтобы хоть чем-то себя занять.
На днях он завершил освоение курса Военной академии и сдал последний экзамен. Это оказалось несложно. Тут его бэкграунд из будущего удачно лег на упрощенный, по сравнению с 1913 годом, курс. Все-таки каждое последующее высшее образование дается проще, чем предыдущее. Вот и тут сказалось. И теперь он собирался «продолжить обучение» уже в МВТУ имени Баумана. В своей альма-матер, с которой он там, в будущем, начинал.
 
Его пример вдохновил многих. Военных Фрунзе их просто обязал под страхом увольнения в запас. Так что «вдохновения» им было не занимать. Там имелась, конечно, группа не желавших учиться по разным причинам. Но основная масса не стала кривляться. Тот же Блюхер с Буденным вполне себе сели «грызть гранит науки». Да и Дыбенко «закрывал пробелы», причем рьяно. Настолько, что удивил этим даже Фрунзе. Но старались не только они. Это стало в целом большим магистральным трендом для всего Союза.
Ведь Ленин завещал учиться? Вот.
Это вспоминать было и смешно, и грустно. Михаил Васильевич ведь на ряде таких экзаменов присутствовал. Словно «Большая перемена» в каком-то специфическом антураже. Смешно потому что взрослые и влиятельные люди иной раз тушевались и мямлили, словно натуральные школьники. А грустно… от того, насколько глубока была трагедия СССР. Ведь без этого тренда все эти руководители и пошли бы дальше руководить. Со всеми, так сказать, вытекающими и дурно пахнущими…
Ему бы радоваться.
Ведь удалось эту беду исправить. Переломить пагубную тенденцию. Но не получалось. Радость получалась слишком грустной… из-за воспоминаний.
Так рассвет и встретил.
Люба проснулась. И сразу на кухню. Завтрак мужу готовить.
У них, конечно, имелась домработница. Но ночевала она у себя. И именно что завтрак всегда был на ответственности супруги. Которая к таким делам относилась очень серьезно. Как и вообще к любым семейным ритуалам, укрепляющим их маленькое гнездышко.
— С тобой что-то происходит, — тихо произнесла она, за завтраком.
— Что?
— Не знаю. Мне кажется ты стал бояться теней. Уже несколько дней подряд. Словно видишь в них что-то.
— Тебе кажется.
— Очень надеюсь, что это так. Но… если тебя что-то тревожит — скажи мне. Я пойму. Помогу.
— Мне нужно просто сходить в отпуск и хорошенько выспаться.
— Может на море съездим?
— А ты выдержишь столько часов в поезде с животом?
— Не знаю.
— Мне кажется, что твоим здоровьем рисковать не гоже.
— Когда живот был маленький, ты тоже не захотел ехать. Но уже по другим причинам.
Фрунзе промолчал.
— Что происходит? — после затянувшейся паузы, спросила она.
— Я не хочу отдалятся от Москвы. Слишком много дел.
— Серьезно? Не хочешь говорить?
Нарком пожал плечами. Дескать, не понимаю, о чем ты.
Она поджала губы, но тему не стала развивать. Вспомнила, чем закончилась история с поездкой в Крым его предыдущей супруги. Но тогда это означало только одно — им обоим грозила серьезная опасность. Смертельная. А ей он ничего не говорил, просто для того, чтобы не волновать супругу «в положении».
Любовь Петровна остро скосилась на него.
— Мне нужно носить с собой пистолет?
— А ты из него умеешь стрелять?
— Нет.
— Тогда не стоит. Сейчас же учиться, — кивнул он на живот, — не время. Просто будь осторожнее и осмотрительнее.
— Я поняла…
Михаил Васильевич обнял ее. Поцеловал. И одевшись отправился по делам. Рабочий день начинался. Вот таким вот не выспавшимся и отправился. Рассчитывая днем хотя бы часик в обед где-нибудь покемарить.
Его ждал ЗИЛ. Точнее АМО. Ибо Лихачев так и не стал его директором. Ему нашлась другая работа, не менее важная и полезная. Сам же завод АМО и без него на выделенные правительством деньги завершил модернизацию.
В Союзе, с первых лет его существования, стала невероятно популярной риторика о строительстве всякого рода гигантов: ГЭС, заводов и прочего. И в этом не было никакого экономической или рациональной компоненты. Нет. Союзу требовалось продемонстрировать всему остальному миру свои успехи. Что он могёт! Ого-го-го! И лидеры Союза хотели это сделать единственным понятным им способом. Из-за чего Фрунзе пришлось потратил массу усилить, чтобы не допустить начала этого безумия.