В небесах принимают решение

Лиллиан опустилась на стул. Испытывая сильную слабость, она пыталась взять себя в руки. От ужаса ее чуть не тошнило.
— А до той поры ты будешь предоставлена самой себе, что случится и с Ракель, если она будет упорствовать. Кстати, — добавила Евгения, — твоя сестра зарегистрировалась под фамилией Смит, вот почему ты не смогла найти ее.
Лиллиан закрыла глаза. Значит, Евгении было прекрасно известно, где находится ее любимица. Мне следовало бы знать, с горечью подумала Лиллиан. Боль, которую она ощущала, была такой сильной, что ее невозможно было вытерпеть.
Резкий окрик Евгении: «Лиллиан... Ты меня слышишь?» — привел Лиллиан в чувство.
— Если ты не добьешься того, что я от тебя требую, я вышлю твои вещи...
— Ракель сказала правду о моей матери? — прервала ее Лиллиан. Евгения собиралась прекратить разговор. Прекратить так же решительно, как и финансовую поддержку. Нельзя позволить ей повесить трубку, пока она не скажет правду. — Может быть, ты все-таки ответишь мне на пару вопросов, прежде... — Голос ее дрогнул.
Наступила тишина — грозная и сердитая. Потом Лиллиан услышала:
— Твой отец связался с дрянной продавщицей в первый год своего брака с Маргарет. Я купила ее, но она, забрав деньги, подбросила тебя твоему отцу и оставалась в Нью-Йорке до тех пор, пока официально не лишила себя родительских прав. Он передал тебя Маргарет и мне, предъявив ультиматум, и бедняжка Маргарет от расстройства чувств потеряла ребенка, которого носила. Таким образом мы сумели выдать тебя за ребенка Маргарет.
— А к-как зовут мою мать? — выдавила Лиллиан.
— Теперь это уже не имеет значения, Лиллиан — резко ответила Евгения. — У нее никого не было, и она пропала давным-давно.
Евгения замолчала, но Лиллиан и этого было вполне достаточно. Она тихо положила трубку на рычаг.
Вот и все. Девушка склонила голову на руки. Перед глазами все поплыло, ей было плохо.
И что теперь делать? На что жить? К своему стыду, она поняла, что абсолютно не готова жить собственным трудом. Но больше всего Лиллиан потрясло то, что ее уничтожили только ради того, чтобы преподать урок сестре.
И в эту минуту Лиллиан почувствовала себя самым ничтожным, одиноким и несчастным созданием на свете.
Наконец ее голова начала работать. Необходимо что-то предпринять, придумать какой-то план. И на трясущихся ногах Лиллиан поспешила к себе в комнату. Вывалив содержимое сумочки на кровать, она подсчитала имеющуюся наличность, кредитная карточка больше ничего не стоила, но у нее еще оставалось триста долларов. С этими деньгами да с пятьюстами долларами, которые ей пришлет Евгения, получится чуть меньше тысячи.
Тысяча долларов. Их она быстро истратит на плату за жилье. К счастью, здесь все не так дорого, как в Нью-Йорке. Если тщательно экономить, этих денег может хватить на несколько недель.
И она пошла обратно в кабинет. Оттуда позвонила в ряд мотелей и поинтересовалась ценами. Выбрав самый дешевый, забронировала номер. В мотеле ни к чему знать, что ее кредитная карточка уже недействительна. Она заплатит наличными деньгами.
После этого Лиллиан отправилась собирать свои вещи. Ей стало легче, но руки у нее все еще дрожали, когда она вынимала одежду из шкафа. Бутылка редкого марочного коньяка, которую она привезла в подарок хозяевам, до сих пор покоилась в деревянном ящичке, обернутом в голубую фольгу. Оставалось обвязать ящичек лентой и написать благодарственную записку.
И Лиллиан села писать записку, стараясь писать разборчиво. Слезы застилали ей глаза, но она сдерживала их. Плакать нельзя, во всяком случае, не сейчас.
Было десять часов утра, когда Лиллиан со всем покончила. Она уже собиралась тащить чемоданы к выходу, когда раздался легкий стук в стеклянные раздвижные двери.
Перед завтраком Лиллиан раздвинула занавески, поэтому любой, находящийся в патио, мог прекрасно ее видеть. Она была настолько расстроена, что совершенно об этом забыла.
У дверей стоял Рай и в упор смотрел на ее чемоданы. Он открыл двери и вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.
 
Подойдя к комоду, на котором лежали подарок и записка, он прочитал записку и бросил ее на комод. Потом посмотрел на Лиллиан так, пристально, словно пытался заглянуть в ее душу.
— Значит, уезжаете?
Напряжение, охватившее Лиллиан, доставляло ей невыносимую муку.
— Д-да. Уезжаю. Моя баб... Евгения звонила. Ракель в каком-то мотеле в городе. Мне удалось забронировать номер, и меня... нужно отвезти.
— Значит, свадьба отменяется? — Несмотря на суровое выражение лица Рая, блеск глаз выдал его надежду.
— Не знаю. — Лиллиан пожала плечами. — Хотя не понимаю, каким образом она теперь состоится. Ракель останется без денег, если выйдет замуж. Я сомневаюсь, что она рискнет своим состоянием. Кроме того, ваш брат не годится для нее... не потому, что он плохой... он, кажется, хороший...
Лиллиан прикусила язык. Что за ерунду она лепечет? У Рая сузились глаза.
— А что в ящике?
— Коньяк. Я забыла, какой.
— Очень признателен.
Нервы Лиллиан были на пределе.
— Спасибо за гостеприимство.
Рай смотрел на Лиллиан с таким выражением, словно что-то понял по ее стиснутым рукам, еле заметной дрожи нижней губы. Потом он протянул:
— Вы уже готовы?
Она кивнула и отвела взгляд. На негнущихся ногах подошла к кровати и взяла чемодан. Средний.
Но Рай неожиданно оказался рядом и забрал у нее чемодан.
— Берите сумочку и маленький чемодан.
И с этими словами он поднял все остальные, заставив ее уступить ему дорогу. Взяв вещи, она пошла вперед, чтобы открыть перед ним дверь. Когда они приблизились к парадному выходу, он остановился и сказал:
— Надо сообщить Дови и Джои, что вы уезжаете. Чада нет, а они в патио.
Лиллиан стало стыдно — она забыла попрощаться с теми, кто был с нею ласков.
— Да, конечно. Сейчас. — И, поставив свои вещи на пол, она пошла через кухню во двор.
Дови с Джои лущили кукурузу. Услышав, как открывается дверь, они оба повернули головы.
— Привет, Лилли! — воскликнул Джои. — Ты любишь кукурузу в початках?
Лиллиан заставила себя улыбнуться.
— Мне не часто приходилось есть кукурузу в початках, — машинально сказала она. На самом деле она всего лишь раз ела такую кукурузу, да и то не дома.
Евгения считала, что есть кукурузу в таком виде — неэстетично.
— Тогда можете угощаться в свое удовольствие, — вставил Дови, усиливая тем самым чувство вины Лиллиан.
Она с сожалением покачала головой:
— Не сомневаюсь, Дови, вы ведь так хорошо готовите. Но мне пора уезжать.
Дови с пониманием поглядел на нее и кивнул.
— Догадываюсь, что бабушка ваша звонила по очень важному делу.
Лиллиан почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
— Именно так. Хочу поблагодарить вас за гостеприимство и вашу превосходную кухню. — Она перевела взгляд на Джои, который молча смотрел на нее. — Прости за то, что меня не будет, когда Бастера привезут домой. Я уверена, что он обязательно поправится. Ты ведь будешь хорошо за ним ухаживать?
У него так скорбно опустились уголки губ, когда он произнес: «Да, до свидания, мисс Лилли», — что Лиллиан ощутила щемящую тоску в сердце.
— До свидания, Джои. — Она снова перевела взгляд на Дови и кивнула ему на прощание: говорить уже не было сил. После этого она быстро вернулась к парадной двери, вышла наружу и закрыла за собой дверь.
Рай отвез ее в мотель и подождал в машине, пока она не зарегистрировалась и не взяла ключ от номера. Ракель никогда бы не остановилась в таком Дешевом мотеле. И хотя Лиллиан хотела, чтобы Рай Думал, что она приехала сюда встретиться с сестрой, было ясно, что Ракели здесь нет.
Но Рай ничего не сказал — просто отнес вещи к ней в номер.
Лиллиан решила, что он ни о чем не догадался. Но когда Рай повернулся к ней, она увидела, Что он подозрительно сдвинул брови.
— Спасибо за помощь, — тихо поблагодарила Лиллиан и отошла от двери, давая ему понять, что он может идти.