Если любишь - солги (СИ)
Сытный обед и горячий чай согрели меня изнутри, мощные обогреватели наполнили теплом каменную каморку. Впервые за день захотелось снять пальто, но плечи и спина, оголённые смелым летним декольте, тут же покрылись гусиной кожей. От прохлады в воздухе или от взгляда Фалько, которой следил за моими движениями без видимого интереса, но не отводя глаз?
В легкомысленном платье из бело-жёлтого поплина я казалась себе тропической птицей, залетевшей по ошибке в суровый край скал и снегов. А в небесах кружил ястреб, выжидая момента, чтобы ринуться с высоты и разбросать вокруг яркие перья…
Глупости! Фалько доказал, что не воспользуется моим зависимым положением. Или, как ястреб в вышине, просто ждал случая?
Вместе мы отнесли посуду на кухню, сложили в медный таз, и я честно вызвалась всё перемыть. Пять лет не пачкала рук, но старая жизнь кончилась, саквояж с деньгами остался в лапах жандарма, и надо было учиться обслуживать себя, а возможно и других.
Фалько отстранил меня, сунул в руки тряпичный свёрток, подвёл к дверце, которую я принимала за вход в кладовую.
— Вода уже нагрелась. Женской одежды у меня нет, но эта должна подойти. Свою постирай, на ночь вывесишь снаружи, к утру высохнет.
За дверцей скрывался маленький бассейн. Вода лилась в неглубокую каменную чашу из медного крана, сток закрывала каучуковая пробка. На краю дожидались мыло "Кокетка" с запахом фиалки, свежая мочалка, розовый шампунь для волос, расчёска и махровое полотенце. Должно быть, Фалько приготовил всё это, пока я дремала на лежаке. Как мило. Я подозревала его в дурных намерениях, а он заботился обо мне.
Интересно, сколько сейчас времени?
Выходя утром из дома семьи Виникайо, я забыла надеть часы. Изящная золотая вещица фирмы "Рич Бланн" достались жандармам вместе со всем багажом. О потере я почти не жалела. Добрые жители Тамоны, летний зной, жандармский мобиль, всё это осталось в другой реальности, из которой меня, как принцессу Фредерику, унёс сказочный Сокол.
Как хорошо было окунуться в тёплую, словно парное молоко, воду, расслабить мышцы, растереть по телу душистую пену, смыть с себя пот и грязь долгого трудного дня. Если бы так же легко удалось смыть страх перед будущим…
16.1
Фалько подобрал для меня мужскую рубашку из белого хлопка, синий свитер до колен и длинный серый плащ. Всё чистое, свежее, на вид не ношеное. Вместо тонких чулок — клетчатые носки до середины икры. С летними женскими туфлями носки смотрелись крайне забавно, пятки топорщились где-то на уровне щиколоток.
На стене висел рукомойник, рядом зеркало, над ним тусклая лампочка. Постиранную одежду я сложила в таз, не спеша привела себя в порядок, оделась. Хотела ограничиться рубашкой и свитером, но представила, как появлюсь перед Фалько без нижнего белья, прикрыв бедра лишь коротким подолом, и решительно надела плащ. Закатала рукава, обернулась широкими полами, стянула на талии пояс и почувствовала себя уверенней — плащ закрывал ноги почти до туфель. Жарковато, конечно, зато прилично.
Немного стесняясь своего наряда, я покинула купальню.
Кухня была прибрана, комната — пуста. Не слышалось ни звука.
Руки задрожали. Не мог же он бросить меня одну на вершине мира, откуда нет пути назад, к людям? Снова ожили страхи. Вдруг Фалько привёл меня сюда для кого-то другого, этот кто-то сейчас появится, и на горе с отвесными склонами я буду целиком в его власти…
Тривечные! Надо же, как расшатались нервы. Надо проветриться. Я толкнула входную дверь, подняла воротник плаща, чтобы прикрыть влажные волосы, и вышла в ночь.
По небосклону разливалась индиговая тьма. Над горами висели две луны — Красная, почти полная, и Синяя, молодая. Снежные шапки гор мерцали перламутром, ночной воздух холодил затылок, пахли мёдом ночные цветы.
Время от времени слышалось негромкое потрескивание. Я читала, что такой звук могут производить скалы, остывая после жаркого дня. От камней и кустов под ноги ложились чёрные тени, под подошвами хрустело каменное крошево.
Неподалёку опять раздался треск. Нет, это не скалы. Страшно не было — если только самую чуточку. Прислушиваясь к коротким щелчкам, я двинулась в обход каменного жилища.
Поверхность пошла под уклон, тени стали гуще. Легче лёгкого споткнуться, оступиться, не заметить коварного уступа и переломать кости. Я пробиралась вперёд маленькими шажками, пока не заметила внизу оранжевые отсветы.
Там и правда был уступ. Под ним горел костёр, у костра сидел Фалько, ломал сучья и подбрасывал в огонь.
— Обходи слева, — послышался знакомый голос. — Спуск там ровный и пологий.
От костра ночь вокруг казалась ещё темнее, я сошла вниз ощупью, вступила в круг света и села на камень рядом с Фалько. В лицо дохнуло теплом.
— Хлебни, — он протянул мне фляжку.
— Не хочу.
— Простудишься. С мокрой-то головой.
Он выудил из-за пазухи кашне, накинул мне на макушку, завязал концы под подбородком. И настоял, чтобы я сделала глоток из фляги.
Гортань обожгло так, что дыхание пресеклось, на глаза навернулись слёзы, но огонь стёк в желудок, и в крови разлилось приятное тепло.
Фалько опять был в своём чёрном полупальто, которое на нём казалось едва ли не тесным.
— Ты обещал ответить на моим вопросы, — сказала я как можно твёрже. — Сейчас самое время.
Он задумчиво кивнул.
— Мне тоже есть, о чём спросить. Всё время пытаюсь понять, почему на тебя идёт такая охота, что в тебе особенного.
Это было как пощёчина — даже в глазах потемнело.
— Только не морочь мне голову, слышишь! Не хочешь говорить — молчи. Заставить тебя я не могу. Но с этого момента между нами война. Шагу больше не ступлю по твоей указке!
Он взглянул с искренним удивлением.
А я вскочила — и чудом не рухнула лицом в костёр; земля накренилась, ноги предали.
— Постой, не горячись! Версент ударил тебе в голову, — Фалько поймал меня за руку, вынудил сесть обратно. — Видишь ли, в этом деле всё очень хитро обставлено. Я исполнитель, наёмник, если угодно, и могу судить только по указаниям, которые мне дают…
— Так я и знала!
— Что ты знала?
— Это ты подбрасывал записочки.
— Какие записочки? — он нахмурился. — А, понял. Нет, записки — это не я. У меня другое задание. Послушай, я понятия не имею, что задумал мой наниматель. Но вся это возня вокруг тебя мне чертовски не нравится. Я хочу понять, в чём дело. Не веришь? Давай так. Будем спрашивать и отвечать по очереди. Один вопрос — ты, один — я. Согласна?
— Хорошо. Какое у тебя задание?
— Вообще-то сейчас моя очередь.
— В самом деле? Ты сказал: один вопрос — я, другой — ты. Значит, я первая!
— Разумеется, ты, — Фалько с хрустом переломил сухую ветку, бросил в костёр. К ночному небу рыжей мошкарой полетели искры. — Ты и так весь день засыпала меня вопросами. Кто такой, откуда взялся, зачем выкрал тебя у жандармов? Как видишь, я ответил. Мне ничего не объясняют, указания присылают анонимно, такими же записками, как тебе. Будет честно, если и я получу немного информации.
Версент ударил в голову? Он хочет сказать, что я опьянела. С одного глотка? Правда, глоток был изрядный. А я в самом деле чувствовала себя странно. Всё плыло и рассыпалось. Лицо Фалько то отдалялось, скрываясь в тени, то становилось ближе, крупнее и пылало жаром костра. Реальность превратилась в калейдоскоп. Хотелось заново всё собрать, упорядочить. Но не получалось. Возможно, уже никогда не получится…
Я села ровнее, сложила руки на коленях.
— Нет во мне ничего особенного. Ни талантов, ни знаний. Несметными богатствами не владею. Опасных секретов не храню. От обычных людей меня отличает только одно. Я не умею лгать. Физически не могу. Но разве это повод травить меня, как зверя? Должно быть что-то ещё. Или все эти люди… охотники… просто ошибаются на мой счёт.
— Что значит — не можешь лгать? — медленно произнёс Фалько.
— То и значит. — Стало грустно: ведь не поймёт. Никто не понимает. — Знаешь, как жандармы меня нашли? По имени. В Тамоне я хотела назваться Жаклин Луазье. Так же, как записывалась в гостиницах, в которых ночевала по дороге из Каше-Абри. Собралась с силами, открыла рот и сама не поняла, как сказала: "Верити Войль". Думаешь, я сумасшедшая?