Сердце волка (СИ)

И опять в нём вспыхнул гнев, когда он представил, чего и в каком количестве натерпелась Рональда. Видимо, Винард почувствовал изменения в настроении Вожака, потому что вдруг выпалил:
— Вы сказали, приносить вам любого необычного ребёнка. И Рональда… нам не сразу стало понятно, что она не такая, как остальные. А когда стало… — Он запнулся, но потом всё же продолжил: — Я подумал, что вы убьёте её, дартхари. И поэтому пошёл на нарушение данного слова… Простите, я не хотел, чтобы вы убили мою дочь. Я на…
— Что?!
Нарро так удивился, что даже не смог сдержаться и промолчать.
— Я не понял, Винард. Ты решил, что я убью Рональду?
— Конечно. А для чего иначе она могла вам понадобиться?
Вспышка обжигающего гнева — и калихари чуть отступил назад, испуганно лепеча — не как взрослый мужчина, а как маленький нашкодивший мальчик:
— Дартхари, я понимаю, нехорошо, что я ослушался, но поймите, я не мог отдать вам свою дочь… Я прошу и сейчас — не убивайте её… Я…
О Дарида, что там лопочет этот оборотень?
У Нарро даже голова заболела. Винард думал, будто он собирается убить Рональду, и поэтому не принёс девочку? Очень логичный поступок, особенно если учесть, как ребёнка травили в деревне.
— Ты решил морочить мне голову, Винард? — спросил Нарро настолько холодным голосом, что его собеседнику показалось, будто в комнате пошёл снег.
— Нет, дартхари! Я говорю, правду. Я…
— Правду?! Нет, Винард. Ты говоришь так, будто любишь Рональду. Однако ты не любишь дочь, ты презираешь её. Я же вижу.
Калихари виновато наклонил голову и ответил тихо, но твёрдо:
— Одно не исключает другого, дартхари. Да, я презираю её, но и люблю тоже. Разве я могу не любить свою дочь? Мы с Праймой так ссорились из-за неё, жена боялась, что вы узнаете обо всём и… убьёте и Ронни, и нас… Она даже уезжала, уезжала к подругам в другие кланы, потому что боялась. А я надеялся, что со временем Рональда изменится, станет красивее, вырастет, будет сильной волчицей… Но она приносила нам с Праймой одно лишь разочарование.
Нарро задыхался. Прошлое накатывало, причиняя невыносимую боль — то самое прошлое, которое, как он думал, давно ушло, отпустило… Нет. Оно лишь затаилось, спряталось на время, и теперь вновь вылезло на поверхность, напомнив о себе даже болью в спине, где давным-давно не было никакого горба и не осталось ни одного шрама от брошенных камней.
Все шрамы — только внутри. В душе.
— Прошу, не убивайте её, дартхари…
Нарро посмотрел на Винарда, и калихари вздрогнул — настолько его испугал пустой и полный бесконечной усталости взгляд Вожака.
— Ты глупец, Винард. Зачем мне убивать Рональду после того, как я взял девочку под свою защиту? Нет, я не убью её.
— Спасибо, дартх…
— Уйди, — выдохнул он, вновь отворачиваясь к окну. — Ты разочаровал меня, и на следующих игрищах ответишь за проступок. Что же касается Рональды… когда увидишь, передай — пусть придёт в усадьбу как можно скорее.
— Да, дартхари.
Тихие шаги, скрип закрывшейся двери — и тишина.
В кабинете остались только Нарро и его мысли.
«Одно не исключает другого, дартхари».
«Я презираю её, но и люблю тоже».
«Она приносила нам одно лишь разочарование».
Эти слова жгли Нарро изнутри. Лучше бы он не посылал за Винардом. Лучше бы он всего этого не слышал. Лучше бы он просто его убил.
Но как же это глупо. Оставить Рональду, не отнести её Вожаку, и при этом продолжать презирать и позволять остальным швырять в неё камни и унижать. И любить. Разве это любовь?
Нарро засмеялся, но смех был настолько жутким, что если бы его кто-то слышал, то испугался бы.
Ответ на этот вопрос дартхари видел в глазах Винарда. Его не должно было там быть. Его не могло там быть. Но он был.
Калихари действительно любил свою дочь. Презирал, унижал, даже иногда мечтал, чтобы её и вовсе не существовало на свете… но любил. И презирал заодно и себя самого за это недостойное, как он думал, чувство.
Нарро вздохнул и устало прислонился лбом к оконной раме.
 
Глупые оборотни. Ведь если бы Винард просто любил дочь, без всяких презрений, то она бы смогла обратиться и действительно стала бы сильнейшей волчицей в стае. Но Винард точно так же поддался общему настроению, как и родители Нарро.
Интересно… а они тоже его любили? Хотя бы немного?
Во сне Форс сидел на крыльце своего дома и пил из большой кружки ароматный чай.
— О, Дэйн! Заглянул-таки, — хмыкнул толстяк. Он так и не смог привыкнуть к новому имени Нарро и продолжал называть его Дэйном. Даже Аравейн перестроился, а вот Форсу это никак не давалось… или же он просто не хотел.
— Заглянул, — сказал дартхари, садясь рядом с наставником на ступеньки крыльца. — Хотел кое-что у тебя спросить.
— Валяй, — милостиво махнул рукой с чашкой Форс, из-за чего несколько капель чая вылетели наружу.
— С того дня, как я вернулся, — вздохнул Нарро, — я всё время ждал, когда случится то, о чём говорил Аравейн. Когда я встречу дэрри. Ты ведь помнишь, да, Форс? Знаешь, что я думал? Я думал, что она будет лежать в колыбельке. Думал, мне принесут её, ведь она должна быть такой же, как я. Я думал, что смогу оградить её от той боли, что когда-то испытывал сам. Я хотел сделать так, чтобы она никогда не чувствовала себя ненужной, презираемой и нелюбимой. Но сегодня на игрищах… Она не лежала в колыбельке, Форс, ей уже исполнилось тринадцать. И пока она пыталась пройти ритуал, я слышал отголоски Зова. Он ещё слабый и далёкий, потому что ей всего лишь тринадцать, но я чуть не сошёл с ума. Форс, я соскучился. Дохлый кот тебя дери, как же я соскучился по этому чувству единения…
Наставник усмехнулся и опустил взгляд в чашку, скрывая повлажневшие глаза.
— Я понимаю. Как её зовут?
— Рональда.
— Надежда… Красиво. Так что ты хотел спросить у меня, Дэйн?
Нарро сжал кулаки.
— Спросить… да, хотел. Я тысячу раз проходил по деревне белых волков за эти тринадцать лет. И в доме родителей Рональды я был, если не ошибаюсь, дважды. Но я ни разу не чувствовал её запаха, не ощущал присутствия! Разве это возможно? Сегодня, даже вернувшись с игрищ, я продолжал чувствовать её запах. Он далеко, но я его слышу. Я не понимаю, Форс… Тринадцать лет! Ей ведь тринадцать… Как я мог…
— Как ты мог за эти годы умудриться не ощутить присутствия дэрри? Право, Дэйн, ты меня удивляешь. Иногда бываешь таким дураком…
— Где уж мне до тебя, Форс, — хмыкнул Нарро, и маг выразительно глянул на него.
— И не поймёшь — то ли ты мне сейчас комплимент сделал, то ли намекнул, что я бываю ещё большим дураком, нежели ты.
— И то, и другое.
— Ладно уж, — Форс вновь отхлебнул из кружки, — прощаю. У тебя в Арронтаре от сытой жизни совсем мозги склеились, раз ты таких очевидных вещей не понимаешь. Лесу нужно прощение, и не просто прощение, а прощение дартхари. Двоих оборотней. Но прежде чем прощать, надо, чтобы было, за что это делать. А если бы ты воспитал Рональду в любви и покое, как рассчитывал, кого и зачем ей прощать?
— Значит, Арронтар.
— Значит.
Даже во сне Нарро почувствовал, как невидимая рука коснулась его щеки и легко погладила. Лес просил прощения.
— Тебя не очень-то заботит проклятье, Дэйн, я знаю. Ты бы предпочёл избавить от боли одну Рональду и сделать её счастливой. Но лес… он считает иначе. И он имеет на это право. В конце концов, именно он сделал вас такими…
— Изгоями?
Форс вздохнул, закатив глаза.
— Арронтар наделил вас силой, и я не только про магию. Я ещё и про силу духа. Ты знаешь, какое количество юных оборотней умирало там? Сколько убегало и не возвращалось? А ты смог вернуться. И стал дартхари, первым настоящим дартхари за столько лет. Ты ведь знаешь, что победить предыдущего — это ещё не всё? Сам лес признал тебя Хозяином, и ты занял место, принадлежащее тебе по праву. Как сильнейший. Арронтар сделал всё, чтобы случилось именно так. Благодаря тебе он обрёл новую надежду, надежду на снятие проклятия, поэтому твою дэрри так и зовут, Дэйн… Она — надежда леса, поэтому он прятал её от тебя, чтобы ты встретил её только тогда, когда придёт время.