Соленая тропа
Внезапно прямо перед нами из марева, словно оазис, вырос платный кемпинг. Тропа шла напрямую через него.
– Как думаешь, может, узнаем, почем тут места? Мы могли бы просто отдохнуть, а не разыскивать вечером место для привала, и к тому же принять душ, – выражение лица Мота говорило «я не прошу, я умоляю».
– Спросить можно.
Стоянка кишмя кишела семьями, детьми, велосипедами, пожилыми парами и собаками – собак было особенно много.
– Пятнадцать фунтов за палатку.
– Пятнадцать фунтов? У нас совсем маленькая палатка, мы можем приткнуться где-нибудь в уголке.
– Пятнадцать фунтов за палатку любого размера.
– Но у нас и машины-то нет, мы пешком с рюкзаками идем по тропе.
– А, так бы и сказали! – Служитель указал на объявление у двери. – С пеших туристов пять фунтов за человека.
Десять фунтов. Еды у нас хватало почти на неделю. Мот сидел на пластиковом стуле, утирая пот с лица грязной синей банданой.
– Ладно, только одну ночь.
В душе была горячая вода, сколько хочешь, без ограничений. Под ее струями я расслабилась – может, устала, а может, на секунду утратила над собой контроль, но я все плакала и плакала. Я всхлипывала, а льющаяся вода смывала с меня старую кожу вместе с потом, разочарованием, печалями, потерями, страхами. Только один слой. Полностью отдаться жалости к себе у меня не было возможности.
Как смогла, я вытерлась тоненьким быстросохнущим полотенцем и раскрыла крошечную косметичку в поисках зубной щетки. На землю выпали тюбик зубной пасты, резинка для волос и тампон. Тампон? Я с удивлением подняла его. Я взяла с собой несколько штук, рассчитывая, что скоро они мне понадобятся, но тут меня осенило: в суматохе последнего времени я даже не заметила, что вот уже три месяца, как мне не требовались тампоны. Просто отлично. Как себя вести при наступлении менопаузы: оказаться на улице и отправиться в пеший поход длиной шестьсот тридцать миль с рюкзаком на спине. Великолепно. Зато физических упражнений с утяжелением предостаточно: как минимум, об остеопорозе волноваться не придется.
* * *Кемпинг мы покинули чистыми и отдохнувшими, но дорога на Илфракомб петляла и извивалась бесконечными подъемами и спусками, и очень скоро мы оказались такими же грязными и усталыми, как накануне. Стоял разгар туристического сезона, и городок был полон детских колясок и ходунков. Запах еды был просто пыткой – на каждом углу стояла кафешка, но после ночевки на платной стоянке мы могли на них только любоваться. Мимо прошла пожилая пара в соломенных шляпах и со спаниелем на поводке, громко негодуя.
– Сколько лет мы сюда приезжаем, и ничего более ужасного я еще не видела. Это просто возмутительно.
У самой воды столпились люди, щелкая фотоаппаратами. Есть свои плюсы в том, чтобы не готовиться к путешествию заранее, не читать ничего о тех местах, в которые попадаешь: тебе всегда есть чему удивиться.
– Ни фига себе, какая огромная штуковина.
Здоровенная статуя из бронзы и стали возвышалась на двадцать метров над землей, нависая над гаванью. Очередные старички с негодованием отошли прочь, щелкая языками и качая головами. Мот поднял с земли листовку, кем-то брошенную в суматохе.
– Написано, что ее зовут Верити, автор Дэмьен Херст. Как ему удалось получить на это разрешение? У него кажется здесь студия и дом, да?
– А что она символизирует-то?
– Похоже, истину и правосудие.
– Правосудие? Я бы многое ему могла рассказать о правосудии.
Статуя изображала беременную женщину в разрезе. Одна сторона у нее была целой, обычной, а с другой было видно младенца в утробе. Над головой она держала меч, а за спиной – весы.
– Неудивительно, что она прячет весы. Спрятать истину за фасадом, который отвлекает на себя все внимание. Весьма справедливое изображение британского правосудия. Оно доступно всем – всем, кто может себе позволить склонить чашу весов на свою сторону…
– Справедливые слова, – рядом с нами на скамейке сидел старичок в блестящих лакированных ботинках. Мы ненадолго задержались поболтать с ним. Он был гуркхом, уроженцем Непала. Всю жизнь прослужил в британской армии и остался здесь после выхода на пенсию. – Но теперь я уже не уверен. Мы живем тут неподалеку, и дочь хотела построить для нас бунгало, одноэтажный домик в саду, чтобы мы провели в нем старость, а сама она жила бы в нашем доме и заботилась о нас. Но городские власти считают, что это повредит облику города. Один друг сказал мне, что Херст планирует построить на краю города, где у него участок земли, жилой район на сотни домов. Если судить о его стиле по этой статуе, то вряд ли это будут виллы в викторианском стиле. Но почему-то я не думаю, что у него возникнут проблемы с разрешением на строительство.
– Вероятно, не возникнут.
Мы съели пополам порцию жареной картошки и убрались из Илфракомба как можно скорее. Лагерь мы разбили на вершине холма, внизу виднелись огни городка. Следующий день оказался невыносимо тяжелым. Не будь мы такими усталыми, весь день наслаждались бы потрясающими видами, но сейчас все силы уходили у нас на то, чтобы передвигать ноги.
– А что это там за пятно? – Из дымки выступило что-то, чего я раньше не видела.
– Какое пятно?
– На запад, дальше вдоль побережья, где суша заканчивается.
– Похоже на остров.
– Неужели это уже Ланди? Наверняка. Уэльс остается все дальше позади, поэтому там, где берег заканчивается, он, наверное, поворачивает налево.
– Как далеко.
Мы шли по скалам, по щиколотку в полевых цветах, и должны были бы наслаждаться этой прогулкой, но после того, как мы прошли мыс Булл, Мот пошел медленнее и стал странно подволакивать ногу. Мили неторопливо ползли мимо. На закате я собрала дикого тимьяна и листьев одуванчика и добавила их в рис. На следующий день мы добрались до деревни Вулакомб: шел девятый день похода. По мнению Пэдди Диллона, мы должны были оказаться здесь четыре дня назад, но его расписание пока что не особо совпадало с нашим. После того как из-за прилива нам пришлось долго идти по мягкому песку, в котором утопали ноги, мы с облегчением выбрались на твердую поверхность прибрежных скал, ведущих к мысу Бэгги. Несмотря на усталость и заторможенность, мы застыли, потрясенные красотой вида. Остров Ланди был еще далеко, но его уже было хорошо видно; где-то за ним береговая линия Уэльса поворачивала на север, а затем совсем исчезала из виду. Что я чувствовала, глядя, как она пропадает за горизонтом, – облегчение? Или она все еще была мне нужна, осязаемая и реальная? Ответить на этот вопрос я не могла. Вдали, еще миль сорок к западу, был виден мыс Хартленд, за которым берег второй раз круто поворачивал на юг. Когда солнце коснулось горизонта, мы поставили палатку среди полевых цветов и снова поужинали одуванчиками.
– Когда я была маленькой, мама не разрешала мне есть одуванчики; говорила, что от них я ночью описаюсь.
– Ты и так каждую ночь по сто раз встаешь в туалет, так что вряд ли одуванчики что-то изменят.
– Может, нам сесть на автобус и объехать русло реки? Пропустить Барнстейпл и Байдфорд?
– Можно, но деньги нам перечислят только через несколько дней, и к тому же экосистема Браунтон Берроуз выглядит заманчиво: громадные песчаные дюны, целиком состоящие из осколков раковин.
– Хорошо, но, если тебе станет совсем плохо, нога заболит или вконец устанешь, мы сядем на автобус, ладно?
– Ладно. – Даже краснота от солнечного ожога не скрывала темных кругов у него под глазами.
* * *Белые дюны из крупного зернистого песка мягко спускались к самому устью реки То. Это был даже не песок, а мелкий сыпучий гравий, похожий на осколки кораллов. Покрытые зеленью, жужжащие ордами насекомых, бесконечные дюны Берроуз – одна из крупнейших экосистем песчаных дюн в Англии. В пути я не особо смотрела по сторонам, потому что увлеклась собственным носом, с которого облезали крупные лоскуты кожи; так, сведя глаза к носу, я незаметно прошла больше мили. Мот все чаще глядел себе под ноги, с трудом переступая по вязкому песку, поэтому мы оба дернулись от неожиданности, когда внезапно из марева пустыни возник спецназовец в полном обмундировании – самый настоящий солдат, в камуфляже и с автоматом. Я никогда еще так близко не видела вооруженного солдата и не знала, что делать: падать на землю, заложив руки за голову, стоять навытяжку, убегать?