Эдем 4 (СИ)

Подобно тому, как фермеры тяжким трудом, своим потом и кровавыми мозолями засеивают и собирают урожай, мастер выводил каждый колосок на гигантском холсте, коим стало это святилище. Он прикладывал морщинистую руку как к физическому миру, заставляя помощников по сто раз переделывать очередную статую, после чего скрупулёзно на протяжении бессонных ночей лично орудовал своей кистью, создавая ментальный узор невиданной точности.
В изменении теней Кихариса нет какой-то особой сложности. Даже просто маг-недоучка с предрасположенностью, например, к стихии огня может отдаться эмоциям и менять реальность, чтобы та стала под стать больному и извращённому гневом разуму. Это просто, на это в той или иной мере способен буквально любой паресис.
Но лишь немногие достигают вершин, которые приоткрывают совершенное иные горизонты. Эти вершины не имеют ничего общего с большинством учений магов. И их достижение невозможно определить по разрушительности заклинаний. Чтобы создать бурю или мощную молнию, тоже много ума не нужно, лишь время и упорство, с коим первые варвары создавали великие и бессмысленные сооружения с помощью рабского труда, кладя камень на камень и получая примитивную пирамиду. Архаично, глупо, бессмысленно и совершенно несложно.
Однако некоторые используют свои навыки для чего-то большего, нежели постройки гигантской примитивной гробницы для гордого и глупого правителя. Говорят, эту способность вложила в смертных та половина Творцов, которые отвечали за созидание. И те, кто хотя бы притрагиваются к этому знанию, навсегда становятся куда выше любых генералов, королей и императоров.
Не существует какого-то сборника критериев и инструкций для достижения этой черты. Никто не знает, как достичь заветной вершины, просто в один серый день приходит понимание — что-то изменилось. При этом понимание никогда не приходит в одиночку, всегда его кто-то приведёт. Кто-то другой, в чьих глазах всё это и отразится.
Творения таких мастеров невозможно не заметить. Для этого не нужно быть даже паресисом, чтобы осознать присутствие легенды. Достаточно лишь взглянуть или находиться где-то неподалёку от рыцаря, вынувшего свой новый меч из ножен. Сверкающий и наполненный силой, он наверняка будет грозным оружием, ведь рыцари редко пользуются простой сталью.
Но этот меч, даже будь он из меди, сразу даст понять всем, что его создатель выковал нечто большее чем простое оружие. Этот клинок будет петь свою песню без слов в каждом движении, рассекая неуверенность и отгоняя самые мрачные мысли из душ. Возможно, он не будет сверкать, может и вовсе заржавеет, но что-то всё равно будет притягивать взор в окружении других мечей из магических металлов.
Творением не обязано быть грозное оружие, наоборот чаще всего этим становится нечто другое. Множество таинственных музыкальных инструментов существует в мирах, чьи ноты почему-то буквально живые. Каждый звук заставляет не просто испытывать давно позабытые чувства, но и меняться самых упёртых смертных.
Творение также может быть и вовсе нефизическим, в том плане, что его никогда и никто не пощупает. Даже в Эдеме знают про одного лицедея из самого из крупных миров. Некий волшебник и его труппа бродят по всему Эримосу, давая выступления в деревнях перед грязными земледельцами, а затем посещая столицы, куда их позвал очередной король или император. Его творением становится свет в глазах других. Своими выступлениями Терпсис даже ни раз останавливал самые кровавые войны.
И Густав также был из числа таких мастеров, но орудовал своей кистью, которой оставлял отметки повсюду. Целые истории длинной в века и тысячелетия находились в тенях Кихариса и привязывались к материальным объектам. И их мог лицезреть не только паресис, но и любой смертный, взгляд которого касался статуи, барельефа или просто пейзажа. Какими-то неподвластными простому разумению техниками он сразу выделял саму суть вещей в обычных историях, а его картины могли заставить измениться даже самого фанатичного паладина, если тот ещё не стал совсем пропащим.
 
Поэтому Густав и ползал здесь на коленках, ведь ему требовалось выложиться на полную. Это место ещё долго будет влиять на Орта Миос и оставаться неотъемлемой частью всего Эдема. Сменятся поколения, исчезнут расы и станут не нужны боги, но небесный колодец останется, даже если в какой-то день нужда в нём отпадёт. А значит он должен сиять до последнего или хотя бы до прихода следующего мастера, который сохранит почерк прошлых коллег и привнесёт на холст нечто новое, как это сейчас и делал хлипкого вида старичок, вечно ворчащий о былых временах.
Густав ещё продолжал ползать, делая последние движения кистью и попутно проверяя результат своего труда. Но вроде ни собственных ошибок, ни чужих не осталось. Всё получилось и об этом лучше всего говорил пришедший драконоид, который всё это время стоял и слова проронить не мог.
— Я сделал всё, что мне под силу… — наконец-то мастер вынес вердикт и поднялся на ноги, стряхивая пыль с потёртой одежды.
Глава верховенствующего рода драконоидов в этих горах продолжал стоять как парализованный, не желая отрывать взгляд от преобразившегося зала. С каждой новой секундой он находил всё больше деталей, коих не было до этого. Но и старые истории его предков… они теперь играли новыми красками, позволяя взглянуть на прошлое под новым углом. Казалось, будто предшественники нового лидера вымирающего вида снова говорят со своим приемником, гордясь что даже в такие тяжёлые времена их народом ещё восхищаются, а к их мудрости прислушиваются.
Здесь же находилась и новая глава общей истории. От арки Халсу’Алуби даже будто действительно исходил жар солнца Анхабари и складывалось впечатление, что ещё чуть-чуть и снежные шапки гор снова растают. Ярость и верно данному одержали сокрушительную победу над личными чувствами, Хозяин Песков нашёл в себе силы не пасть на самое дно и смог уйти сам, чего давно уже не делали правители горячих песков под палящим солнцем. Может многие с этим и не согласятся, но Густав видел эту ситуацию именно в таких красках.
Сам мастер к этому времени уже подошёл к выходу из теперь ещё более великого места. На главном входе его встречал и личный телохранитель, и нежная Аша. Даже чёрствое сердце воителя, кажется, вдруг ёкнуло, пусть он и не понимал про что говорили все эти статуи, барельефы, гобелены и загадочная пляска странных форм геометрических фигур над самим колодцем.
Аша поняла чуть больше, она любила читать разные книжки и интересовалась легендами в том числе из иных миров. Но всё же такого же эффекта, во власть которого пал драконоид, она не испытывала. Рабыня просто не могла настолько же сильно проникнуться историей, которая пронизывала и связывала воедино эти земли с историей крылатых рептилий. Всё очень красиво, но сакральный смысл увидят только местные жители, для которых и создавалось это творение. Ну и сам мастер, разумеется, тоже всё понимает.
— Кажется вы снова превзошли сами себя, — ласково произнесла Аша, подстраивать под скорость ходьбы своего хозяина и попутно доставая платок, чтобы вытереть измаянное красками морщинистое лицо.
— Думаешь? — недоверчиво переспросил Густав, отмахиваясь от попыток предать ему более аристократичный вид. — Мне вот кажется, что чего-то мне хватило… Всё конечно шедеврально, но… прямо чтобы уж лучшее… Нет, это явно не оно. Уже существуют куда более достойные мои творения. А самое лучшее… Оно ещё явится миру, но не в ближайшее время.
— Ох, вы меня интригуете… А я до этого момента доживу?
— Конечно. Ты же куда моложе меня и к тому же волшебница. Меня ты явно переживёшь, — как-то уж грустно произнёс мастер.
В погоне за своим лучшим творением он как-то и не заметил, что стал довольно одиноким человеком. Только Аша была всегда рядом и оберегала наивного хозяина от опасных хищников Эдема. В трудные времена она же помогала советом, ведь несмотря на миловидное личико в глазах уже давно застыла мудрость, которая пришла с возрастом. А порой рабыня и вовсе служила вдохновением.