Цена свободы – любовь (СИ)

Выпроводив сестру, он вошёл в кухню не сразу, а отдышавшись. Нацепил на лицо уверенную улыбку, которой брал всё и везде. Одной только чёртовой улыбкой. Наглый и циничный. А потом, казалось, протрезвел. От одного её тёмного взгляда.
– Тебе понравилось, Искандер?
Она не обвинила. Не выставила претензии. Она даже уточнять не стала, что имеет в виду. От этого стало ещё невыносимее, и Искандер лишь легко улыбнулся.
– Ты как всегда преувеличиваешь. – Развёл он руками и присел за стол.
– Устал от семейной жизни?
Выгнула Алия бровь, а он аж заколотился от злости. Зубы оскалил, но расцепить так и не смог. С досады маханул кулаком по столу.
– От упрёка в твоих глазах, Али. – Прохрипел севшим голосом. – Прихожу каждый день домой и мудаком себя чувствую. *овном последним! Чего тебе не хватает?!
– А тебе? – Ровно и гладко. Слишком ровно и слишком гладко. Алия научилась врать. Он научил её?..
Злость вырвала победу, заткнув здравый смысл за пояс. Искандер вызывающе облизнулся.
– Пойдём со мной. Покажу! – На все свои выводы попросту наплевав, пригласил он, театрально склонив голову.
– Во вторник покажешь. У тебя ведь праздник?
Нейтральная фраза и он тут же опомнился.
– У меня? – Неуверенно пригладил он волосы на затылке и тут же просиял улыбкой. – А, да. Точно! Ты откуда знаешь?
– Странный вопрос.
Лёгкое движение плеч. Будто ей всё равно. В глазах от этого понимания темнеет, но он уступает, потому что сейчас в голове хмель и это может плохо закончиться.
– Али, на самом деле я устал чертовски… давай спать пойдём, а?
– Я не устала, Искандер. И я не хочу идти.
Его кулаки сжались.
– Давай без истерик! – Предупредил.
– В какой момент я стала тебе не нужна?
– Али, я просил тебя потерпеть. – Процедил он, игнорируя упрёк. – Совсем немного.
– Два месяца прошло.
– Я закончу, и поедем куда-нибудь… куда ты хочешь?
– В прошлое. Есть у тебя такой билет?
– Что ты там забыла, в своём прошлом?! – Искандер презрительно скривил губы. Алия посмотрела на него с грустью.
– Слишком далеко заглянул, Искандер. Тебя другого хочу. Когда был только моим.
– Али…
– А ещё ты унижаешь меня даже своим тоном. Тебе противно вспоминать место, откуда меня забрал? Тебя удивляет сама мысль, что туда можно вернуться? И я должна это терпеть? Всё ещё считаешь, что мне некуда идти?
– Али, не нагнетай.
– Это ты сказал своей сестре! – Обвинила она жёстко, давая понять, что их короткий разговор слышала. – А что ты сказал друзьям? Что в вашем мире говорят о своих жёнах друзьям? Молчишь? Хочешь, скажу я? Или нет, дождёмся вторника, и они скажут всё это сами.
– Ты чего сейчас добиваешься?
– Хочу, чтобы ты понял: всё происходит именно так, как и должно. Я тебя предупреждала. Ты слишком любишь свободу. Ты просто забыл, что уже должен мне. Только потому что забрал в свой мир. Потому что назвал женой. Ты не привык к обязательствам, к чувству ответственности.
– Думай, что говоришь, у меня сотня человек в подчинении и это только офис. Я командир военизированного подразделения.
– Над псами начальник. – Усмехнулась она. – Говоришь им «фас».
– Ты сейчас переступаешь границу, дорогая. – Осторожно предупредил он и с места поднялся, сверля жену гневным взглядом. Только вот ни страха, ни даже уважения в тот момент в ней не нашёл.
– Не затягивай петлю на шее, Искандер. Верни меня обратно. – Её глаза стали похожи на стекло. Всё отражают, но ничего не показывают.
Мощный кулак упёрся в каменную столешницу.
– Твоё место в моей постели, принцесса. Вот его сейчас и займи. И не нужно больше ничего говорить, поняла?
Не дожидаясь ответа, Искандер из кухни вышел.
– Ты сейчас и сам всё понял, оттого и злишься. – Прилетели в спину насмешливые слова.
Он сделал вид, что не услышал. Мозги, наконец, врубились. Она просто провоцирует. Зачем – другой вопрос. Скорее, для того, чтобы потом сказать: «этот русский вёл себя со мной как свинья, он обижал меня, он меня ударил». Той же Миле и сказать. Этого будет достаточно, чтобы навсегда втоптать его в грязь. Это точно провокация.
 
Саша успел принять душ, побриться и почистить зубы. Только бы не вызывать отвращение у любимой жены. Отпустило. Он был неправ. Он грубый и сегодня напился. Он прикасался к другим женщинам, вдыхал аромат приторных духов и понимал, что не встаёт… Он смотрел на них так, как должен смотреть только на неё. Каждый раз повторял себе эти слова, потому что знал: другой такой нет. Самая яркая, самая страстная. Единственная. Ей было сложно. Он знал это. Видел практически каждый день, приходя домой. По опухшим от слёз глазам понимал, по дрожащему, звенящему от напряжения голосу.
Его не было в стране практически полгода, и развести проблемы руками всё не удавалось. Нужно было пахать! По пятнадцать часов вкалывать, зависая за бумагами, переговорами, бесконечными встречами. И беда была в том, что понимать это Али категорически отказывалась. Просто стала в позу. И под конец напряжённого дня эти её упрёки не придавали вдохновения. Они всё накапливались и накапливались. И до такой степени угнетали, что спустя месяц идти домой уже просто не хотелось. Вот сегодня и не пошёл. Оторвался. Так ей и сказать, что ли? Но Али не глупая. Она ответит. Она скажет: «А где отрываться мне, Искандер?» и будет права, ведь ей куда сложнее. Одна в другой стране и… в другом мире. А ещё казалось, будто Али чего-то боится. Ждёт какой-то трагической развязки. Об этом чаще думалось после секса с ней. Теперь всё как-то иначе выходило. Али будто цеплялась за него. Изо всех сил.
Как-то сама собой в голове всплыла мысль о ребёнке. Всплыла и он тут же задвинул её подальше. Не потому, что не хотел детей. От Али хотел. Этот вопрос не стоял в принципе. А потому что вспомнил об этом вот так… подло и гнусно, трусливо желая направить её внимание в другую сторону.
Решив оставить самоанализ на потом, Саша вышел из комнаты. И жену в постели не обнаружил. Это он посчитал ударом ниже пояса, и всё вскипело внутри. Подобным пренебрежением она ещё не удивляла ни разу и отчего-то эта мысль задела. Где её искать знал наверняка. В гостевой комнате, которую Али по-прежнему считала своей. Перед глазами уже сложился образ, в котором она сидит, демонстративно задрав подбородок, скрестив руки на груди и на него не смотрит. Тоже чтобы задеть. Любимая её поза. Выучил наизусть за последнее время.
В комнату вошёл и тут же выругался сквозь зубы.
– Ты когда-нибудь разберёшь это бардак?!
Выкрикнул и с удовольствием пнул один из габаритных фирменных пакетов. С размашистым ударом дал по включателю. За два месяца она так и не захотела взглянуть на покупки. Абсолютное большинство вещей так и оставались нетронутыми в коробках, упаковках. Али взяла только несколько домашних платьев и один трикотажный костюм. В других просто не видела смысла. Категорически отказывалась выходить из дома. Она любила сад, любила готовить и на этом всё. Остальные удовольствия в жизни её не прельщали.
Он шёл, расталкивая в стороны разно уровневые вешалки, с которыми домработница (по его просьбе) всё же разбирала завал. И только приблизившись к постели, увидел её, свёрнутую калачиком. Али снова старательно зажимала ладонью рот. Успешно. Наверно, научилась плакать так, чтобы лишние звуки по дому не распространялись. Смотреть на неё и понимать это, было больно. И слов нужных в ту минуту не нашлось. Склонился тогда, обнял её и подтянул, поднимая на руки. Такую мягкую, тёплую, родную… Прижался губами к солёным от слёз щекам, к крепко зажмуренным глазам, к горячему лбу.
 
– Я люблю тебя. – Прошептал и она поддалась, расслабилась. Она его приняла.
Выходные провели вместе. Это оказалось полезным для обоих. Али оттаяла. Она светилась счастьем и постоянно улыбалась. Показала, чем научилась занимать себя, пока смертельно скучает: сад в её руках ожил, расцвёл. Пожалуй, эти два дня, стали последними, которые захочется вспомнить из их семейной жизни.