"Фантастика 2023-146". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)

Канцевич – офицер боевой, начальник штаба отменный, вообще, правая рука во всех начинаниях, да только по силам ли будет ему оказаться во главе дела? И честно ли взваливать на кого-то другого собственную нелегкую ношу?
– Ладно. Начальника штаба надо слушаться, – улыбнулся Аргамаков. – Раз уж он считает, что ваш проезд по Смоленску успокоит город, попробуем этот способ.
В районе казарм все было тихо. Люди, попадавшиеся на улицах, отнюдь не стремились собираться в толпу, митинговать, выносить резолюции, что-то поддерживать и против чего-то голосовать. А может, здесь просто не появлялись ораторы, местные баюны. Без них же какой митинг?
Ближе к центру картина начала потихоньку меняться. Все чаще стали попадаться группы возбужденных запасных. Как всегда, при оружии, расхристанные, они провожали автомобили ненавидящими взглядами. Кое-кто выкрикивал бранные слова. Некоторые грозили кулаками, правда, при этом прячась за спины своих более робких приятелей. Лишь нападать пока не осмеливался никто.
Штатские тоже менялись на глазах. На одной из площадей кипел митинг. За шумом моторов слова оратора были неслышны, однако возбужденные лица слушателей и тон выкриков говорил, что митингующие чем-то резко недовольны.
Но больше всего народу было перед правительственной резиденцией. Окна красовались новенькими стеклами, и только многочисленные вмятины от пуль и остов неубранного броневика перед подъездом напоминали, что недавно здесь шел жестокий бой.
Люди заполонили площадь, о чем-то переговаривались, поглядывали на окна, явно ждали какого-то решения своих правящих представителей.
Здесь было особенно много солдат, пожалуй, не меньше полнокровного батальона, но и у многих гражданских мужчин за спинами торчали винтовки.
Перед автомобилями толпа расступалась неохотно, на ехавших офицеров посматривала косо с какой-то малопонятной смесью злобы и страха. Словно присутствующим очень хотелось растерзать офицеров, да только до дрожи в коленях каждый опасался, чтобы эти же офицеры не перебили их всех.
Обе машины одна за другой развернулись, подали задним ходом и рядышком застыли у подъезда. Понятно, с тем расчетом, чтобы при отъезде достаточно было тронуться вперед.
– Никуда не отлучайтесь. Ждите здесь, – тихо распорядился Аргамаков.
Едва полковник вместе с Либченко исчезли в здании, Изотов хмыкнул и демонстративно положил пулемет на капот, толстым дулом в сторону толпы.
Жест произвел впечатление. Ближайшие попятились, постарались уйти с директрисы огня. Перед «паккардом» в густой толпе образовалось невольное разряжение. Как будто гиганту-поручику было трудно мгновенно направить «льюис» в другую сторону!
Толпа понимала и это. Злобных взглядов хватало, но ни угрожающих жестов, ни обидных слов не было. Ссориться хотят лишь с теми, кто не в силах дать отпор.
В обширном кабинете Всесвятского собрались практически все граждане правительства. Плюс командиры обоих запасных полков и несколько неизвестных Аргамакову штатских лиц. Не хватало только Муруленко, но, учитывая отношение к гражданину по обороне, полковник из-за этого отсутствия не страдал.
Одни из собравшихся выглядели довольными, другие – озабоченными, кое-кто был собран и деловит. Единственное, что объединило всех, – при появлении офицеров разговоры стихли и в кабинете повисла настороженная тишина.
И Аргамаков, и Либченко вели себя одинаково. Четко поздоровались, проследовали на свободные места. На повисшее напряжение внимания они старались не обращать.
Некоторое время молчали все. Аргамаков ждал, пока ему объявят причину вызова, те же, кто должны были это сделать, никак не решались приступить к делу.
Каждый из граждан выжидательно поглядывал на остальных. Конечно, чаще всего взгляды обращались на Всесвятского, а тот, вопреки привычке, старательно отводил глаза, не находил слов и лишь чуть обиженно сопел.
– Так. Не соблаговолит кто-нибудь сообщить мне цель данного совещания? – В отличие от остальных, Аргамаков привык ценить собственное время и долго играть в молчанку не мог.
 
– Тут …э… такое дело, – наконец протянул в ответ Всесвятский. – Одним словом…
И замолчал опять. Видно, никак не мог подобрать это самое одно слово, когда по каждому поводу и без повода привык произносить их тысячи.
Странно. Насколько знал Аргамаков, говорить первый гражданин был готов всегда. Кроме тех случаев, когда требовался четкий, лишенный двусмысленностей ответ.
За большим столом кое-кто из собравшихся курил, и полковник потянулся за портсигаром.
– С вашего позволения.
Всесвятский тихонько вздохнул. Он старался не смотреть на Аргамакова, словно процесс прикуривания был глубоко интимным, нарушать который ни при каких обстоятельствах не годилось.
Полковник деликатно выпустил струю дыма к потолку и повторил свой вопрос:
– Что случилось?
Пока первый гражданин вновь подбирал соответствующие слова, Шнайдер не выдержал и четко произнес:
– Сегодня ночью убит гражданин правительства Смоленской губернской демократической республики Муруленко. Убит предательски. Четыре пули в спину и две в голову.
Сказал и жестко посмотрел на командира бригады, явно пытаясь оценить его реакцию.
– Так, – выдохнул Аргамаков.
Изображать скорбь он не стал. Не нравился ему грубый и наглый революционер, олицетворяющий часть тех сил, которые всегда боролись против империи. Радости, правда, полковник тоже не испытал. При всех отрицательных качествах покойник все-таки был членом правительства, и его убийство могло осложнить и без того непростую обстановку в городе.
Кое-кто из правительства был явно доволен случившимся. Муруленко любили далеко не все. Многие втайне желали избавиться от сурового и нелюдимого главкома. Чувствовалась в нем непримиримая ненависть ко всем, кто не разделял его взгляды. Таковых же было немало. Еще хуже отношение к Муруленко стало после нападения банды, которое он не сумел ни предотвратить, ни отбить. Можно говорить что угодно, однако собравшиеся прекрасно сознавали: если бы не неожиданный подход аргамаковской бригады, заседать здесь сегодня им бы не пришлось.
– Вас больше ничего не интересует? Или вы знаете об этом происшествии больше нас? – поинтересовался Яков.
Оба командира запасных частей смотрели на полковника враждебно, как будто последний был виноват в смерти их непосредственного начальника.
– О происшествии я узнал только что от вас, – четко ответил Аргамаков. – Что до остального, я строевой офицер, а не сыскарь. Если вы не нашли убийцу, то помочь вам я ничем не могу. Нашли – его имя мне наверняка ничего не скажет. Учитывая мое недавнее пребывание в городе и отсутствие здесь знакомств. Но подробности меня интересуют. Если вы соблаговолите мне их сообщить.
– Соблаговолю. Еще как соблаговолю, – не предвещающим ничего хорошего тоном произнес Яков. – Все дело в том, что по показаниям свидетелей убийцей был офицер.
Нечто наподобие этого Аргамаков уже успел предположить. Согласно элементарной логике и явно враждебному отношению главы местной политической полиции и горе-помощников Муруленко.
Оказавшиеся в Смоленске офицеры большей частью в бригаду вступать не спешили, не верили, будто такими силами и в такой обстановке можно спасти обезумевшую от свободы страну. Но одно дело – неверие, и совсем другое – месть. Постоянные буйства запасных, убийства ими офицеров неизбежно должны были вызвать ненависть к поощрявшему подобные выходки главнокомандующему. Ненависть, в один прекрасный момент вырвавшуюся наружу.
Да, вреда от случившегося Аргамаков видел гораздо больше, чем пользы.
– Или человек, переодевшийся офицером, – высказал еще один вариант полковник.
– Не думаю. В наши дни многие военные, наоборот, стараются не афишировать свое прошлое. А уж чтобы кто-нибудь самозвано напялил мундир, такого я вообще не представляю. Кому это надо? – возразил Шнайдер.
– Кому – не знаю, а зачем – представить могу. Довольно эффектный ход, дабы пустить следствие по ложному следу. Офицеру, наоборот, как раз-то лучше переодеться в цивильное. Хоть таким способом стать неузнанным.