Девушка и Ворон (СИ)

А Лиза лежала на траве, тяжело дыша, приходила себя. Пламя на ее руке погасло, не оставив следа, алый цветок исчез. Но уже ощущалась боль в боку — задел-таки проклятущий аспид ее когтями! А сердце все же медленно наполнялось радостью. «Слава Богу! — подумала девушка. — Вот так, Федя, никому тебя не отдам».
Таисья была уже рядом, она помогла Лизе подняться, в то время как маленькая жар-птица осторожно жгла опутывавшие великого князя ветви и колдовскую траву.
Лешаки уже разбежались, исчезли. А Дарья… Дарья лежала навзничь, раскинув руки, платок сполз с ее головы, открывая желтые с легкой проседью волосы… лицо как-то вытянулось, тоже пожелтело, и выглядела она сейчас тем, кем и была на самом деле — злобной, жестокой ведьмой. Она была мертва, и смерть сняла с нее все личины…
— Лиза, ты ранена? — встревожилась Таисья.
— Может быть… Неважно. Сначала Федю найдем. — И невольно вздрогнула, увидев Лесовичку. — Что это с ней?
Русалка склонилась над своим врагом и покачала головой.
— Померла. И невесть отчего. Но ты посмотри, что творила! Аспида призвала! Оно ж не просто так, главный-то аспид, живущий в Черных горах, — больно могучая тварь и такая злобная, что и Запределье ее не принимает. Чем же заплатила ему клятая колдунья за черное яйцо? Может, жизнь в залог дала?
— Я же говорила, — слабо улыбнулась Лиза, — все-то ты знаешь…
— Ох, да ничего ж я не знаю толком. Может, просто сердце разорвалось от неутоленной злобы… туда ей и дорога.
— Наверное, — ответила Лиза задумчиво, — а все-таки жаль, когда человек в таком вот зле уходит… Но скажи скорее, как там, проход свободен? Не придется драться снова?
— Не придется. Спят непробудным сном сторожа от русалочьей песни… А еще ключ я у них забрала. От того самого подвала, думаю.
— Тая, ты помоги Александру Константиновичу, он, кажется, в себя никак не придет. А я тогда к Феде. И спасибо тебе!
И Лиза помчалась выручать Федора. Ни раны, ни боли от нее она почти не ощущала.
  
Глава 30. Белое перо
 
Вся в лихорадочном нетерпении, Лиза легко отыскала подвал в одной из комнатушек, отперла тяжелый замок ключом, что дала ей Тая, поспешно спустилась вниз… Здесь! Слава Богу, он был здесь. Федор сидел, прислонившись к стене, и, кажется, спал. Лиза опустилась рядом, осторожно провела ладонью по его щеке, ощущая колкость щетины… У нее кружилась голова, от волнения или от слабости, она сейчас не задумывалась. Федор встрепенулся, открыл глаза, и его лицо озарилось радостью.
— Лиза!
Она поставила плошку со свечой на земляной пол, крепко обняла мужа.
— Я за тобой! Ворон мой… Я вытащу тебя отсюда.
— Лизонька моя… А я-то уж с жизнью прощался, и о чем только ни думал, в грехах старых каялся. Со мной сейчас что-то очень дурное творится. На меня ведь наложили заклятие…
— Да, знаю. Алатырь, браслет… Покажи мне его, протяни руку.
Не задавая лишних вопросов, Федор сделал, как она сказала, и Лиза несколько мгновений молча смотрела на слабо, неровно сияющий во тьме осколок чудо-камня, стесненный оправой как оковами. А потом достала молодильное яблоко. Она была уверена, что дар птицы Сирин сам подскажет ей, что делать. Так и вышло. Едва прохладная кожура волшебного фрукта коснулась ее ладони, Лиза по наитию крепко его сжала. Он неожиданно легко подался, треснул, и соком, благоухающим как ладан, брызнул на Алатырь. Камень ярко вспыхнул, отталкивая от себя оправу, и упал на пол, следом за ним соскользнул с руки Воронова и браслет.
Федор поднял осколок чудо-камня и положил его в карман. Он приходил в себя, чувствуя, как уходит боль, как возвращаются силы, и его внутренняя птица вновь обретает свободу. И тогда, до конца осознав, что сейчас произошло, он обнял и горячо поцеловал жену. А в ее ладони уже таяло молодильное яблоко, и скоро исчезло, словно вовсе не бывало…
Выбравшись из подвала, Лиза и Федор вышли в свежесть теплого вечера, расцвеченного нежными красками заката. Сейчас, в этой безмятежности, девушке странным наваждением казались медведь, аспид, Лесовичка… Ее охватило чувство нереальности, словно душу бережно взяли и закутали в вату. А в теле, между тем, все сильнее ощущалась слабость.
 
Навстречу шли Александр и Тая. Великий князь был явно смущен.
— Очень рад вас видеть, — сказал он, искренне пожимая Федору руку, — и, надеюсь, в добром здравии.
— Я тоже рад встрече с вами, Александр Константинович, хотя, признаться, удивлен.
— Я и сам удивлен… необычайные дела творятся. Хотел я быть хоть чем-то полезен Елизавете Алексеевне, но, увы, не вышло.
Лиза собралась что-то возразить, поблагодарить его, но сделала лишь неопределенный жест рукой.
— Лизонька… — Федор всмотрелся в лицо жены. — Что-то ты слишком бледная. С тобой все хорошо?
— Я… не знаю. Голова кружится…
— Аспид таки задел ее, — объяснила помрачневшая Таисья.
— Аспид?! Что произошло?
— Сейчас… Уф, вроде бы отпустило, а то я думала упаду. Давайте присядем… да хотя бы на крыльцо вон того дома, — Лиза указала на самое большое из служебных строений.
Поспешно опустившись на широкую деревянную ступеньку, она начала свой рассказ, хоть и емкий, но живописный. Федор даже растерялся, он никак не ожидал услышать подобное.
— Как ты думаешь, Федя… если я превратила в камень этого ужасного мужика… я убила его?
— Вряд ли, скорее, накрепко заколдовала. И расколдовать его теперь сможет только кто-то из Запределья. Но кому он нужен, бешеный оборотень? Не волнуйся об этом, у тебя не было выбора. Да и другом надо сейчас волноваться. Скажи, аспид и вправду ранил тебя?
— Ну… да, — нехотя призналась Лиза. — Похоже, он мне бок задел когтем.
Федор взволнованно сжал ее руку.
— И с этим нужно в Запределье! Скорее. Но… как? До того ручья, откуда мы на Буян отправлялись, отсюда не так уж близко, а лететь тебе сейчас нельзя. Но другого выхода нет. Разве что…
Федор поднял голову и выразительно взглянул своими темными глазами, ярко горевшими на осунувшимся лице, на великого князя. Александр стоял рядом с крыльцом, задумчиво разглядывая траву, но взгляд этот почувствовал.
— Род Вольских непростой, — начал Федор. — Среди вас было немало волшебников. И лебединая царевна — самая известная, пожалуй. Неужели… Александр Константинович! Нежели вы не знаете, как призвать ее?
— Призвать? — изумился Александр. — Из Запределья? Нет, я не умею.
Он слегка покраснел — слишком мучительно было признаваться в своем бессилии, чувствуя во взгляде, в голосе Воронова отчаяние и почти мольбу. Тем более, он и сам был сильно встревожен из-за Лизы.
— А ведь портрет-то у вас непростой, царевич, — Таисья произнесла это тихо, почти прошелестела, но все ее услышали. — В медальоне который…
— Портрет?
Александр вновь достал медальон, раскрыл его и показал Федору. Тот с интересом принялся разглядывать старинное изображение, над которым не властно было время, чувствуя, как в душе рождается смутная надежда.
— Ведь она, Царевна-Лебедь? И Таисья права, чувствуется в этом облике скрытое волшебство. А что, если…
Он осторожно вынул из кармана осколок Алатыря. Освобожденный от злых чар, чудо-камень излучал теперь вместе с мягким светом спокойную, ровную силу.
— Нет мощней тебя, Алатырь, бел-горюч камень, — прошептал Федор, — так притяни к себе сокрытое, сделай явным его, позволь увидеть незримое, вспомнить давно позабытое.
И провел камнем над портретом…
Воздух над медальоном чуть заметно задрожал — и невесть откуда вынырнуло лебединое перо, поднялось, поплыло по воздуху, без малейшего дуновения ветерка.
 
У Александра защемило в груди от неясного, но очень теплого чувства сопричастности чему-то светлому, чудесному… сопричастности давней, если не сказать — древней. Есть память, которая старше тебя самого, и она оживает в удивительные моменты. Когда белое перо плавно опустилось на траву, и на его месте возникла светлоликая девушка с ясными черными очами, юный царевич узнал ее, и не потому, что видел на портрете… И опустился перед ней на одно колено.