Лучший полицейский детектив
Меньков, по своей обычной привычке копаться во всем досконально, проверил, чем же этот наглый оболтус занимается. И поразился — наглый оболтус учился в одиннадцатом классе средней школы номер девяносто один города Приозерска.
14
Среда, 15 сентября
Хорошее вино, хороший коньяк (арманьяк, виски) — все должно отстояться (или отлежаться), чтобы обрести нужные вкусовые качества. Внутрь бутылок или бочек, в которые эти благородные напитки залиты, извне больше ничего не поступает. Все изменения происходят внутри, используется только материал, заложенный раньше.
Савичева давно занимал этот феномен — когда для изменения не нужно ничего, кроме времени.
Сейчас с ним происходило то же самое — он чувствовал, что только время даст ему возможность понять, в какую ситуацию он попал и почему попал. Именно — «попал». Савичеву не нравилось это словечко из лексикона «братков» и «новых русских» — хотя лично он разницы между ними не видел. «Ну, мужик, ты попал!», «Ты попал на большие бабки, козел!»
Три дня назад в него стреляли. А за два дня до той странной стрельбы он давал показания против Федяева, до смерти запинавшего несчастного инвалида Алевтинова. Теперь вот и Федяева убили. Оказывается. Еще вчера убили. Савичев узнал об этом сегодня все из того же «Штыка-пера».
Можно связать три события, следующих одно за другим буквально с интервалом в два дня. А можно и не связывать.
Хорошо, конечно, думать обо всем случившемся отстраненно: «связывать-не связывать» — особенно когда тебя это мало касается или совсем не касается. Но Савичев чувствовал, что его коснулось нечто. Он попал. Интуиция его практически никогда не подводила.
Савичев сидел за компьютером и смотрел фильм «Однажды в Марселе». Фильм — драматичнее некуда. Вся мерзость жизни. Но «чернухой» это назвать нельзя. Талантливая режиссура, талантливые актеры. И еще чувство меры — у французов этого не отнять.
Фильм этот Савичев просматривал уже не в первый раз — с интервалом в пару-тройку месяцев между просмотрами. Впечатления должны забыться. Как забывается вкус хорошего вина или виски. Алкоголики, пьющие каждый день напитки даже очень высокого качества, наверняка не получают удовольствия — если не считать ощущения эйфории от опьянения.
Сегодня Савичев смотрел «Однажды в Марселе» — с компьютера, на мониторе с диагональю в двадцать два дюйма — и потягивал «Совиньон» вполне приличного качества.
— Что ты обо всем этом думаешь, террористка? — он поднял взгляд от монитора на изображение Нины Риччи на стене. — Думаешь, что все это нехорошо кончится? Вообще ничего не думаешь? Молчишь? Ну да конечно, тебе бы только кусаться да царапаться. Кого это там принесло?
Последняя фраза уже не адресовалась изображению кошки. Заливался, разливался соловьиными трелями звонок на входной двери.
— Вот мудаки, всем что-то от нас надо, — зарычал Савичев, которого этот звонок сбил с элегически-трагического настроя. — Почему я ни к кому не хожу, почему я никому никогда ничем не надоедаю? А тут всякое чмо норовит свои проблемы на меня навешать. Террористка, а вдруг нас с тобою дома нет? Точно, нет нас! Ты-то вон где лежишь, а я… А я погулять вышел. О, наконец-то перестали звонить, чмошники.
Он долил из бутылки остатки «Совиньона» в стакан, не спеша выпил.
И секунд через двадцать опять услышал звонок. Но на сей раз звонил телефон.
Трубку телефона Савичев решил таки снять.
— Василий Витальевич, добрый вечер. Это опять ваш участковый беспокоит. Вы сейчас, как я понимаю, дома?
Савичев мысленно обругал себя последними словами — идиот, зачем трубку снимал?! Тебе-то никто не нужен, тебе-то разве мог кто-то звонить по городскому? Вот если бы звонили по междугороднему — это другое дело.
— Ну, дома, — с тяжелым вздохом сказал Савичев. — Хотя собираюсь выходить сейчас. Прогуляться.
— Мне надо срочно поговорить с вами. Я у вас отниму, самое большее, пять минут.
«Да уж, пять минут! Ты, мудила соленый, позавчера тоже про полчаса толковал, а в результате сколько меня промурыжили?»
Тем менее, вслух он произнес:
— Ладно, на пять минут я согласен. Но ни минутой больше. Где мы с вами встретимся?
— У вас, конечно, — быстро ответил участковый. — Я уже в ваш подъезд вхожу.
И отключился.
— Как тебе это нравится, террористка? — спросил Савичев у изображения Нины Риччи. — Совсем не нравится? Знаешь, мне тоже это не нравится.
Он выключил компьютер, стащил спортивные брюки, стал натягивать джинсы.
И тут в дверь опять позвонили. Не так настойчиво, как несколько минут назад, скорее деликатно даже.
— Иду, иду! — прокричал Савичев, прекрасно зная, что снаружи его вряд ли услышат.
Он уже двинулся было по прихожей в направлении входной двери, как вдруг… Конечно же, все дело в его развитой интуиции. Опасность! Как он раньше не связал эти три последовательных события — наглый, продолжительный звонок в дверь, потом, буквально через минуту, звонок участкового по телефону, а потом, буквально через пару минут, опять звонок в дверь.
«Я уже в ваш подъезд вхожу» — а если бы меня дома не было?! Почему бы тебе не позвонить за полчаса до встречи, пусть она даже и продлится не более пяти минут? Откуда такая уверенность — «Я уже в ваш подъезд вхожу»?!
Савичев схватил со столика мобильный телефон, быстро нашел в контактах телефон старшего следователя следственного управления Менькова, нажал на кнопочку вызова.
В дверь опять позвонили. Теперь соловьиная трель звучала дольше.
— Иду, иду! Нет, это я не вам. Михаил Юрьевич, это Василий Савичев, свидетель по делу… Ага, вы меня сразу узнали. Вот что, Михаил Юрьевич, если я вам не перезвоню минут через пятнадцать-двадцать, значит, со мной приключилась крупная неприятность. Откуда звоню? Да пока что из дома, из своей квартиры.
Он сунул телефон в карман джинсов и решительно отпер замки на внутренней двери. Затем выглянул в смотровой «глазок» на внешней двери. Участковый. Тот самый, румяный и пухлолицый.
«Может быть, я погорячился, позвонив Менькову? Теперь-то он уж точно меня в «психи» запишет — устроил панику на ровном месте».
Савичев отпер замок на внешней, укрепленной двери, слегка толкнул ее и…
И в следующий момент поразился тому, как широко и быстро дверь распахнулась от легкого толчка.
И тут же мгновенно отреагировал на удар ногой в пах — резко крутнувшись на месте, чтобы уйти с линии атаки. Однако прием получился не совсем чисто — нога, обутая в тяжелый ботинок, все же задела левое бедро Савичева. Однако он смог контратаковать именно левой ногой — ответив противнику его же «любезностью», ударом в пах.
Конечно, босая нога способна нанести меньше повреждений, чем обутая. Но это верно при прочих равных условиях. Савичев же мог и босой ногой нанести противнику больше повреждений, чем так называемый средний человек обутой. Он ударил верхней поверхностью стопы, в каратэ называемой кин-гери, согнув пальцы — чтобы не повредить их. Ударил очень точно и сильно, направляя удар вперед-вверх.
Противник Савичева — здоровый мордатый малый в милицейской рубахе с короткими рукавами, в бронежилете поверх рубахи, с укороченным АКС на правом плече, хрюкнул и опустился на корточки.
Весь расчет омоновца строился на том, чтобы «вырубить», «отключить» Савичева сразу — заставить его согнуться, а потом наподдать в лицо коленом или опять же стопой, опрокинуть его.
Не получилось. Все получилось, можно сказать, с точностью до наоборот.
Тут поединок можно бы считать законченным — если бы Савичеву противостоял только один этот мент. А их было четверо — не считая участкового, скромно жавшегося к стеночке.
О том, чтобы дотянуться до ручки двери и захлопнуть ее, не стоит и мечтать. Равно как и сожалеть о том, что поверил уроду участковому. Все без толку.