Ничтожный владыка демонов 2 (СИ)

— Все же ваш муж оказался не так глуп, как вы рассчитывали, — старуха переместилась прямо к демону. — Испортил все наши планы. Надеюсь, ты не отдал Венец первому встречному, Святоша? Я не чувствую в тебе его силы.
— В Венце нет силы, — голос Беатриче звучал на порядок тише. — Я извлекла из него камни сотворения и он разрушился.
— Дура!
Старуха взорвалась вихрем черных исполинских змей, нависших над сжавшейся демоницей, но в следующий миг исчадия ночи испарились черным дымом.
— Почему ты не посоветовалась со мной? — мягкий тон старухи сменился звенящей сталью. — Решила, что твоего умишка хватит, чтобы переиграть всех? Воистину жадности смертных нет предела. Где камни?
— В надежном месте, — миролюбиво подняла руки Беатриче. — В колодце Титанов.
— Скоро Древние почувствуют, что Венец разрушен, а на его месте сотворенная мной иллюзия, — старуха ткнула Данте пальцем и тот затрясся в судорогах боли. — Нет… Этого не хватит. Надо вернуть ему души, чтобы проекция напиталась силой и стала уязвимой. Тогда наш бравый воин запоет соловьем.
— Все вернуть? — поморщилась Беатриче, но наткнулась на холодный взгляд старухи. — Хорошо, я поняла.
— Отсосите мой огненный хер, две поехавших шлюхи, — зарычал Данте. — Я ничего вам не скажу!
— Мы еще посмотрим, милок, — старуха приподняла капюшон, показывая демону свое лицо. — Ах-ха-ха! Теперь ты не так уверен, мальчишка? Пришло время все рассказать.
  
Интерлюдия Апокалипсиса
 
— Мама, а почему дождик красный? — девочка протянула руки к небу, ловя рубиновые капли. — Ой, жжется! Мама?
Волосы женщины слезли с черепа вместе со скальпом, и съехав с покрытого кровоточащими рытвинами лица, шлепнулись на асфальт. Мокрая от алой влаги кожа отделялась от мышц и скручивалась, будто засохшая березовая кора. Мать прижала к себе девочку, нависнув над ней. Оплавившаяся плоть начала быстро стекать, нависнув над ребенком уродливым капюшоном.
Хлынувшие с небес косые струи красного дождя стачивали бегущих в панике людей, словно рубанок. Улицы заполнили детские крики. Разъедающая жидкость почти не действовала на них, оставляя лишь легкие ожоги.
— Пошли, пошли! — застывшую девочку схватил за руку вихрастый подросток, затаскивая под козырек остановки.
Лицо парня покрылось небольшими пузырьками, а брови начисто сгорели, придавая лицу удивленное выражение. Под жестяным навесом укрылся десяток ребятишек разного возраста, но парень снова бросился под кислотный дождь, чтобы вывести других детей.
От шлепков кроссовок по расплывшимся багровым лужам поднимались брызги, ошпаривая покрасневшие голени. Подросток потянул малышку, но та испуганным котенком вцепилось в дымящееся тело матери. Оторвав ее силой, он принес дите к остановке, но девочка сразу побежала обратно.
Парнишка раз за разом бросался за надрывающимися детьми, пока не растянулся на земле, с надломившимися лодыжками. Безразличный дождь хлестал по вихрастому затылку, быстро вымываю окровавленную плешь.
— Не иди! — закричал подросток, махая рукой. — Я… Я все.
Высунувшийся из-под защиты остановки остриженный наголо мальчишка, с двумя лейкопластырями на лбу, упрямо побежал к нему. Схватив спасателя за руку, он поволок его к спасительной крыше. За стеной усилившегося дождя, почти вслепую, ведь брызги влаги жгли глаза, мальчонка дотащил парня под навес.
— У дяди лица нет, — взвизгнула стоящая рядом малышка.
На ребятню смотрел сточенный об асфальт череп с вывалившимся языком. Все забились в угол, чуть не передавив друг друга, только бритый пацан неумело перекрестил умершего.
— Покойся с миром? — будто спрашивая, произнес парнишка.
Кровавый ливень стих. Оставшиеся после буйства стихии белые остовы скелетов застыли среди неровных потеков слезшей плоти. По затихшему городу гулко разносились отдающие металлическим звоном шаги. От сияющей крылатой шеренги отделился закованный в золотую броню чернокрылый ангел. Закрутилось копье с широким наконечником.
Дрожащий от страха мальчишка подобрал бутылку и встал, загородив собой остальных детей. Гигантская фигура, на голову возвышающаяся над остановкой, отвела руку, собираясь пронзить застывших от ужаса малышей. Сверкнуло острие. Копье зазвенело, в последний момент столкнувшись с тяжелым молотом.
 
— Это мой народ, — мужчина с густой светлой бородой и длинными волосами, стекающими из-под крылатого шлема, отвел копья ангела.
— Тогда ты умрешь с ними, божок, — прогудел крылатый.
Мужчина спокойно усмехнулся и что-то глухо пробормотал в бороду. Невысокий, в почерневшей кольчуге, с худыми жилистыми руками, он терялся на фоне исполинского ангела. От строя крылатых отделился десяток воинов.
Мир растворился в белой вспышке. От оглушительных раскатов грома лопнули стекла в окнах домов и машин. Стройные ряды ангелов разметало по мостовой, оставив от них почерневшие доспехи и смрад сгоревших перьев, медленно опускающихся на землю.
— Пойдем, друже, — мужчина протянул мальчишке руку.
— А остальные? — сглотнув, малец оглянулся.
На него уставилась слипшаяся от жара молнии куча обгоревших остатков, исходящая выворачивающей наизнанку вонью горело мяса.
— Пойдем, друже, — мужчина положил руку на плечо ребенка и они растворились в воздухе.
***
— Будешь вскрывать или по пятьдесят для точности руки? — сморщенное, как мошонка, лицо с надеждой смотрело на коллегу.
Смяв медицинскую шапочку трясущимися руками, врач тяжело вздохнул и открыл ящик стола. Початая бутылка перекатилась от задней стенки в жадные пальцы с мутной наколкой. Быстро появилась подсохшая с краев ливерная колбаса, нарезанная рыхлыми, неряшливыми ломтиками. К ней присоединились два кусочка хлеба с вялыми помидорками.
— Вскрывать, вскрывать… — сплюнул патологоанатом. — Тут их класть негде, скоро на голове сидеть будут. Каждый час везут!
— Забирайте, — загремела входная дверь и в помещение морга медленно въехала каталка.
— Совсем уже обалдели, — закричал санитар, оплевывая стол вылетающей из рта ливеркой. — Скоро, как дрова начнут закидывать!
— Да успокойся. Дим, парни третий день без продыху работают, — покачал головой врач. — Пошли вскрывать.
Слегка покачиваясь от выпитого, мужчины прошли в залитую солнцем секционную, где на трех широких столах из нержавейки лежали покойники. Трясущиеся руки врача приобрели точность и аккуратность, стоило им коснуться скальпеля. Через высохшее тело старика протянулся длинный разрез, вскрыв труп от горла до низа живота.
— Печень, как у быка, надо взвесить, Дим, — Патологоанатом положил вырезанный орган на весы.
— Два пятьсот, — прищурился санитар. — Жирная, как на фуагру.
— Сравнения у тебя, конечно, — пробурчал врач.
— Хлопцы, а что же вы делаете? — покойник открыл глаза. — Вертайте потроха на место или я жалобу напишу.
Врач и санитар синхронно побледнели, переглянулись и ломанулись в двери. Два крупных тела сшиблись в проходе, не давая друг другу протиснуться.
— Так это белочка! — резко успокоился патологоанатом. — Или главрач нам чего в водку подмешала. Грозилась ведь в прошлый раз?
— Точно обещала, — почесал голову помощник. — Траванула нас, зараза такая.
Мужчины вернулись к столу, где лежал с любопытством озирающийся труп.
— Мужики, ну верните все на место, — попросил умерший. — Будьте людьми.
— На гистологию возьмем и вернем, — развеселился санитар. — Напугал ты нас отец. Таких глюков я давно не ловил.
— А как так выходит, что у нас галлюцинация одинаковая? — задумался врач, быстро штопая разрез.
— Да не галюн я! — возмутился мертвец. — Выпил с мужиками, пришел домой и печенку так закололо, что до телефона даже не дошел. И помер.
— А как ты с нами говоришь, если помер? — патологоанатом сделал финальный стежок и обрезал нитку. — Не положено ведь.
— Так ты послушай, — покойник привстал и стянул с руки бирку. — Очнулся я, а вид будто со стороны. Тело на диване лежит, а душа над ним парит. Полетал я минут двадцать, внуков проведал, а потом сила какая-то наверх меня потянула. Упрямиться не стал, лечу себе, на птиц смотрю, и вдруг очутился перед воротами золотыми. Облака вокруг, солнышко греет, я и обрадовался. Не верил, что в рай попаду. В церковь от силы раза три ходил.