Неожиданный шанс
Сейчас Горазд окольными и незаметными путями вел Егора к засидке, подготовленной местными бойцами для него. Жаль, но Егору вживую место предстоящей работы оглядеть не удалось. Слишком уж он необычно смотрелся на фоне почти исключительно арийского населения. Сразу бы его срисовали. Город-то только таковым называется – населения от силы две-три тысячи, все друг друга знают. Поэтому пришлось довольствоваться пусть и очень подробным, но планом. Когда дошли, Горазд помог Егору надеть «лешак», потом достал из травы самопальную лесенку и подсадил его на ель. В кроне этой ели и была сделана площадка, на которой Тунгусу предстояло просидеть весь световой день. Что бывало в его практике, но редко. Все же охота на зверя и на человека различаются. И в основном именно этим. В качестве развлечения нужно сделать один-единственный выстрел из своей мелкашки. Он ее готовил к другой задаче, но у снайпера все задачи сводятся к одному. Поэтому самодельный глушитель, сделанный на заводе в Вязьме мастерами, пришелся здесь к месту. Дальность планируемой стрельбы была всего лишь 110–120 метров, но сложность была в том, что нужно было одной пулей попасть в глаз. Причем не тогда, когда Егору это было бы удобно, а по команде. Поэтому на мелкашке непривычно для Егора горбатилась оптика, а недалеко от места, где будет стоять цель, был вкопан шест и на нем висел кусок легкой ткани.
Егор обосновался на площадке, скрытой в хвое ели, и, пристроив винтовку, расслабился и впал в полузабытье. Впереди у него был длинный день. И его нужно было перетерпеть.
Ждан в ночь перед полем долго не мог заснуть. В голове роились разные мысли. Но все они были связаны с завтрашним днем. Нет, он не боялся смерти. Не боялся противника, но трезво оценивал свои шансы. Да! Меч в его руке не выглядит инородным предметом, но в руке нурмана он становится ее продолжением. Причем в обеих. Смертоносным продолжением, обрывающим чьи-то жизни. Ему было просто жаль. Жаль их любви с Миланой, которая станет женой кого-то другого. Жаль, что только начал так интересно жить, и все самое интересное пройдет уже без него. Он жалел, что все это случилось в присутствии Миланы и он был связан страхом за ее жизнь. Иначе бы все кончилось прямо там же. И не было бы этих переживаний и всей этой суеты. Боярин Черных со своим «побольше пафоса»! Что такое пафос? А когда разъяснили, – зачем он там? Там будет все просто – оттуда уйдет кто-то один. Может, наплевать на все? Просто начать биться, авось Перун, принявший требу, поможет? А с другой стороны, и сам князь, и его ближники весьма хитромудрые люди! Ждан таких и не встречал ранее. И когда он с ними разговаривает, да даже с тем же Вячеславом, улавливает иногда на их лицах улыбки. Они как бы читают его мысли и знают все наперед. И что существенно – боярин чуть ли не вдалбливал в него порядок его действий в поле. А на просьбу Ждана разъяснить ему все, чтобы он понимал и тогда ему будет проще, боярин ответил отказом.
«Ты, – говорит, – если все заранее знать будешь, не сыграешь так, как нужно. А нужно, чтобы все, что там произойдет, было неожиданностью и для тебя. Там много людей будет, и они это увидят. Поэтому просто сделай то, что я тебе говорю. И будет тебе счастье!»
Какое счастье? Его счастье сейчас спит в светлице… С этими мыслями он и заснул под утро.
Утром чуть не проспал. Точнее, проспал. Разбудил его родственник из телохранителей. Поле было назначено на девять утра. Ждан умел пользоваться часами. А для всех это была четвертая стража. Панциря, как у княжеских латников, у него не было, да и в нем нужна была сноровка и умение биться. Ждан надел свою бригантину, под нее дополнительно куртку из чудесной княжеской ткани, которая не режется ножом, поножи и наручи, шлем с прозрачным забралом повесил на пояс к кинжалу, на другую сторону – меч, за спину закинул легкий и прочный стальной щит. Весь доспех и оружие были сделаны из металла, как в княжестве говорили – «для своих». А значит, все отменного качества. Вышли за полчаса до начала. Сопровождали его телохранители в таком же доспехе. Идти было недалеко, и, уже выйдя из ворот торгового дома, он увидел толпу вокруг поля. Само поле располагалось между городской стеной, рекой и лесом. Так вот желающих посмотреть на поединок пришло очень много. Стоявший со стороны леса княжеский стяг обозначал сторону Ждана и его товарищей. Проходя сквозь толпу, Ждан заметил боярина Черныха, одетого в непривычную для него одежду простого горожанина. Тот, заметив его взгляд, подмигнул ему и тут же отвел глаза в сторону. Слева от места Ждана в первом ряду стоял хмурый отец Миланы. Самой Миланы не было. Напротив него сгрудились варяги – дружинники вместе с тем, у которого Ждан брал уроки. Взгляды у них были строги, но в глазах читалась печаль.
Ждан прошел на положенное ему место. Сзади него расположился Вячеслав, Годислав и все их люди. Между Жданом и ими стояли три столба с тремя щитами. Как и положено, хотя Ждан был уверен, что щит-то нурман точно не разобьет. Это не деревяшка, окованная плохоньким железом. Но сейчас ему нужно было сосредоточиться на том, что он должен сделать. Повторяя про себя порядок действий, он искоса посматривал на противника и его воинов. Там царило веселье, нурманы спорили и бились об заклад, как прикончит Счастливчик кривича и сколько ударов сердца это займет. Между ними мелькал в простой одежде один из воинов боярина. Тот спорил с нурманами на деньги, ставя на победу Ждана. Над ним смеялись, называли в открытую дураком. Тот улыбался, но стоял на своем. Кто он, Ждан не знал, но лицо его приметил и запомнил. Выждав положенное время, волхв с городского капища, уточнив у бойцов, что бой будет идти до смерти одного из них, и зачитав правила, объявил поединок.
Нурман, картинно подняв в небеса оба меча, обратился со здравицей к Одину, обещая ему красивую победу во славу его. Выждав, когда он закончит, Ждан, как и наставлял его боярин, так же картинно воздел меч в правой, щит на левой руке и, подняв лицо к небу, обратился к Перуну:
– Перуне! Вми призывающим тя, славен и триславен буди! Здравия и множество рода всем чадам Сварожьим дажьди, родам покровительства милость яви, прави над всеми, вще изродно! Тако бысть, тако еси, тако буди!
В момент, когда он начал читать здравицу, сзади него загрохотали барабаны. Начав сначала тихо, грохот их усиливался с каждой секундой и достиг максимума к окончанию здравицы. Ждан медленно опустил меч и направил его острие на противника, и в ту же секунду тот внезапно зашатался, потом опустился на колени и безвольно рухнул лицом в землю. Грохот барабанов оборвался. И наступила тишина. Все, включая Ждана, удивленно в безмолвии смотрели на упавшего.
– Так решил Перун! – раздался голос, и толпа его подхватила. Ждан неверяще смотрел на лежащего врага, которого уже перевернули на спину его хирдманы и понесли с поля, на острие своего меча и не понимал, что случилось. Случилось чудо! Перун действительно сделал выбор.
– Это земля Перуна! Он здесь хозяин, а не Один! – проревел один из варягов. – Слава Перуну!
И этот рев поддержала толпа.
Уже поворачиваясь, чтобы уйти, Ждан заметил внимательный взгляд. Взгляд будущего тестя на будущего зятя. Перехватил его и с вызовом ответил. Отец Миланы промедлил, а потом тихонько качнул головой, как бы поздравляя с победой. И ушел.
Как возвратился домой, Ждан не помнил. Помнил только, как с него снимали броню, а его кухарка Бажена плакала и старалась погладить его рукой, мешая телохранителям. Потом был пир, и Ждан пил с боярином Черныхом коньяк, с Вячеславом самогон, с Годиславом пиво. И как это все закончилось, он назавтра не помнил.
Когда на поляне перед ним начал собираться народ, Егор пришел в себя и начал потихоньку разминать мышцы, приводя себя в порядок. Успел вовремя. Когда противник их купца нарисовался в оптике прицела, он оценил будущий выстрел. Викинг, который собирался убить крестника их десятка, вышел биться без шлема, зато с двумя мечами. Но мечи Егору не мешали. Ветерок был слабый, ткань на шесте еле двигалась. И это был еще один плюс. Когда на поле начался спектакль, Егор приник к прицелу, следя за целью и контролируя ветерок. Загрохотали барабаны – он собрался в ожидании команды, фиксируя лицо цели. Викинг откровенно потешался над купцом, но необходимость соблюдения уважения к чужим богам заставляла его, по крайней мере, стоять неподвижно в ожидании окончания формальной части поединка.