Корзина шишек (СИ)
— Вначале зефир с чаем принеси и картошку проверь.
После вчерашнего бодуна, я чувствовала себя отвратительно. Голова болела. Алик действовал на нервы. Телефона не было. Ноутбук орал старым индийским фильмом с танцами, песнями и историей с надрывом. За окном светило солнце, которое раздражало. Хотелось разбить окно, чтоб его больше не видеть. Казалось, что вокруг у всех было хорошо и только у меня все было плохо.
Взгляд то и дело падал на нож. Почему я вчера думала, что это решение проблем? Дура. Всегда же считала, что надо бороться до последнего, а вчера меня просто переклинило. И от этого было стыдно. Но предательская мысль то и дело проскальзывала, что вчера все могло бы закончится. Мне не пришлось бы сейчас тут Алику прислуживать.
— Держи свою еду и больше меня не трогай.
— С чего это? — поглядывая в мою сторону, спросил Алик.
— Я тебе не прислуга.
— Вер, тебе же нравится, когда тобой командуют.
— Но не так же прямо.
— А как? Более жестко или помягче? Хитрее?
— Не знаю, но мне не нравится.
— Слушай, а зачем тебе нужно, чтоб над тобой кто-то издевался? — спросил Алик. — Можно же жить без этого.
— Мне не нравится, чтоб надо мной издевались.
— Тогда почему переживаешь, что этого лишилась?
— Я лишилась мечты. Пропал смысл. Стремиться некуда. Я смотрю в будущее и вижу пустоту.
— Так ведь это хорошо. Когда впереди ничего нет, то это как чистый лист. Рисуй чего хочешь, — ответил Алик.
— Рисовать не умею.
— Я это уже понял. Научится не хочешь?
— В моем возрасте переучиваться…
— Угу. Лучше в ванне реветь.
Забравшись с ногами в кровать, я накрыла ноги одеялом. От пола веяло холодно, а тапок у меня не было.
— Так замерзла? — спросил Алик, закончив с картошкой и перейдя к чаю с зефиром.
— Да.
— Держи зефирку.
— Спасибо.
— Я и чаем могу поделиться.
Индийский фильм шел своим чередом. Зефир с чаем согревал. Можно было сходить на кухню за второй кружкой, но было лень. Где-то я это уже видела.
— С Кешкой так же из одной кружки чай пил? — спросила я.
— К чему клонишь? — спросил Алик.
— Не знаю. Так, к слову пришлось.
— Нет. Ты к чему-то клонишь. И мысли у тебя испорченные, — шмыгая носом, Алик посмотрел на меня. — С Кешкой мы всего лишь друзья. И да, я много времени с ним провел, поэтому часть привычек мы переняли друг у друга.
Он забрал у меня кружку и поставил ее рядом с кроватью. После этого повернулся ко мне.
— Хочешь докажу тебе, что мне нравятся девочки? — серьезно спросил он. Именно, что серьезно. Не было улыбки, не было задорного блеска в глазах. Сплошная серьезность.
— Ты болеешь.
— Одно другому не мешает, — он подвинулся ко мне, чтоб обнять. Я увернулась, но Алик завалил меня на диван. Навис, шмыгая носом.
— Я не люблю, когда так делают.
— Ты ничего не любишь. Я это уже понял. Буду тебя учить любить.
— Чего любить?
— Прикосновения, — его пальцы прошлись по моей щеке. Спустились к шее. — Ты скромная девочка. Замерзшая. При этом тянешься к теплу.
— Ты горячий и предлагаешь, чтоб я об тебя согрелась?
— Да. Я тебя хочу погреть. А ты меня охладишь.
— Я не хочу греться.
— Хочешь. Иначе вчера…
— Не надо. Пожалуйста.
— Да. Надо.
Я замерла. Отвернулась, подставляя щеку под его губы. И чего они все целоваться лезут? Как будто нельзя просто обниматься.
— Чего замерла?
— Ты хочешь целоваться, так я даю тебе эту возможность. Целуйся.
Он не ответил. Прижался лбом к моей щеке. Горячий лоб обжигал. Все же я замерзла. Тут он был прав.
— Снимай кофту, — прошептал он.
— Сам же говоришь, что я замерзла.
— Вот и буду тебя греть, — сказал Алик. Он отстранился.
Я не хотела спорить, потому и сняла кофту. Как же все надоело! Алик почему-то покачал головой и снял свитер, а котором лежал в кровати. Накрыл нас одеялом, прижимая меня к себе. Включился другой фильм. Алик поправил подушку и стал смотреть фильм.
— Приставать не будешь?
— Я же сказал, что буду тебя греть. Привыкай не шарахаться от прикосновений.
— Я и не шарахаюсь. Мне они не нравятся.
— Как ты двух детей родила?
— Одно время мне нравилось обниматься с Гришей. Я его любила.
— И когда перестала?
— Через два года после рождения Риты.
— Почему?
— Я не буду об этом говорить.
— Мне можно, — прошептал Алик. — Никому ничего не расскажу.
— Это тяжело. Из-за этого не хочу рассказывать.
— Насилие?
— Нет.
— Вер. Было же что-то.
— Мне не нравятся некоторые моменты.
— В сексе?
— Да.
— А Грише нравилось.
— Некоторые моменты нравились.
— Он настоял?
— Я не люблю грубость. Не люблю боль.
— Если не любишь, то не делай.
— Так мужчинам нравится. Разве не знаешь, что нужно подстраиваться, чтоб удержать.
— Мужчину? Зачем такого удерживать?
— А ты чего ко мне пристал? — вопросом на вопрос ответила я.
— Почему такой страх? Ты ведь боишься остаться одной.
— Боюсь.
— Из-за этого ты так унижаешься? — спросил Алик.
— Жестоко.
— Жестоко. Но ведь правда.
Правда. Жестокая правда, от которой нельзя было сбежать. Но и смотреть в лицо этой правде я не хотела. Вместо этого я только повернулась на бок и закрыла глаза.
— Не спи.
— Я согрелась.
— Ничего ты не согрелась. Вся дрожишь.
— Нервное.
— Зря боишься. Я женщин не насилую.
— Никто меня не насиловал.
— Насиловал. Заставлять делать то, что тебе не нравится — это насилие. Понятно, почему тебя от парней коробит.
— Я с тобой лежу почти без одежды, — напомнила я.
— А ты этого хочешь?
— Не хочу.
— Тогда надень кофту. Если тебе не нравится, то зачем ты это делаешь?!
— Привычка.
— Надо от нее избавиться.
Кофту я надела. После этого стало лежать в кровати как-то комфортнее и спокойнее. Мы смотрели фильмы. Изредка прерывались на чай. Алик продолжал хлипать носом. Я предлагала сходить в аптеку, чтоб купить чего-нибудь от простуды, но он решительно отказывался, считая, что все пройдет через два дня.
— А как же работа?
— Уволили, — ответил Алик. Опять же спокойно и невозмутимо.
— Почему?
— Вчера плавал в болоте.
— И чего будешь делать теперь?
— Поправлюсь и буду искать другую работу, — ответил Алик.
— А найдешь?
— Чего-нибудь найду. Думаешь в первый раз? Не в первый.
— Посмотрим, — рассеянно сказала я. Алик почему-то улыбнулся.
Ночью я долго не могла уснуть, до последнего смотря фильмы. Алик же то просыпался, то вновь засыпал беспокойным сном. В итоге я уснула почему-то положив голову ему на грудь, а ведь хотела лечь на подушку. Все-таки я была дурой. И с этим приходилось жить.
На следующий день мне пришлось идти в аптеку. Алик температурил до такой степени, что перестал скандалить и капризничать. Потом пришлось варить бульон и заваривать чай с шиповником, чтоб привести парня в чувство. Красные глаза, щетина, помятый вид и влажные волосы от пота — выглядел он жутковато.
— Отвратительно болеть, когда на улице такая хорошая погода. Мы могли бы пойти погулять, а вместо этого мы сидим дома, — сказал Алик.
— Нагуляешься еще, — ответила я, принося с кухни чай с лимоном.
— Всегда боюсь, что времени не хватит. Нагуляться. Думаешь, что впереди много дней, много ночей, а на самом деле все не так. Жизнь хрупкая штука. Сегодня у нас есть все, а завтра не будет ничего.
— Так живи сегодняшнем днем. Не думай о прошлом и ничего не загадывай. Как идет так и идет.
— Но так скучно жить, — ответил Алик.
— Сколько я живу, все больше прихожу к выводу, что только счастливые люди могут себе позволить что-то загадывать и к чему-то стремиться. Остальные жалеют о прошлом и пытаются поменять настоящее, но их попытки такие незначительные, что напоминают копошение жуков в навозной куче.