Второй шанс 6 (СИ)

Нет, встаёт с колена, бледноват, но рефери даёт англичанину возможность продышаться. Кросс морщится, и по команде «бокс» уже не лезет вперёд, предпочитая отдышаться вторым номером. Только я тебе, дорогой, передышки не дам, я так-то добренький, но не сегодня. Двоечка в голову с переводом в корпус и… История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Не знаю, фарс это для соперника или трагедия, но ещё одно попадание в печень лишает несчастного чувств, и он падает на канвас лицом вниз. Капа летит в сторону, рефери кидается к поверженному англичанину, поворачивает его на бок и ковыряет пальцем во рту, предотвращая западение языка и возможную асфиксию. Надеюсь, с парнем всё обойдётся.
Обошлось, правда, когда мы встали в центре ринга и рефери взял нас за руки, в глазах Кросса ещё плавала муть, но на ногах он стоял вроде бы относительно уверенно. Слышу радостные крики ребят с трибуны, посольские тоже пришли, вон и Волков сидит, нон тот таращится на меня с ненавистью. Наверное, был бы рад, проиграй я британцу.
– So, – обращается к зрителям судья-информатор. – According to the results of the fight, the representative of the Soviet Union Maxim Varchenko won by knockout in the second round!
Ну да, победу нокаутом я одержал, во втором раунде. Слегка приобнимаю расстроенного соперника, жму руки секундантам и, довольно улыбаясь, бреду в свой угол. Приятно, чёрт возьми, сознавать, что ты – чемпион мира. Пусть и среди юниоров, но тем не менее, сильнейший среди 17 и 18-летних на всей планете!
На лице Саныча тоже счастливая улыбка. Хлопает меня по плечу, по пути в раздевалку не скупится на похвалу, вспоминая ещё и не к ночи помянутого Игоря Михайловича. Мол, утёрли мы ему нос. Дальше под душ, а когда Фрэзер ожидаемо побеждает в последнем финале, после пятнадцатиминутной паузы следует церемония награждения. С отсвечивающей золотым блеском медалью на груди стою и слушаю гимн СССР, а мыслями я уже дома. Как же за эти полтора месяца успел соскучиться и по Инге, и по маме!
  
Глава 2
 
Ну здравствуй, родная земля! А прохладненько, кстати, после тёплого салона, перед посадкой по радио объявили, что в Москве минус восемнадцать. Согласен, а с ветерком и все двадцать пять, если не больше. Вернее, если не ниже.
– Да-а, это тебе не Япония, – зябко ёжится Вася, следом за мной спускаясь по трапу.
Это мы ещё куртки сборной убрали по сумкам, облачившись в свои родные зимние одежды. Кстати, форму нам по традиции подарили, у меня дома уже лежат парочка комплектов, но один уже маловат, надо будет, если в Пензу соберусь, племяннику отдать, пусть щеголяет в форме сборной СССР.
Минуем зону таможенного контроля, и тут ко мне подходит невзрачный товарищ в тёмном пальто, из-под которого выглядывают серые брюки, серый шарф, на голове шляпа, хотя по такой погоде больше подошла бы меховая ушанка. Вон как уши покраснели.
– Максим Борисович, здравствуйте!
От его негромкого, блёклого голоса у меня непроизвольно холодеет внутри. Волков, сука, всё же добился своего? Другой причины такого внимания к своей персоне со стороны комитетчика я не видел. А в том, что это был сотрудник госбезопасности, я ни грамма не сомневался. И даже Козырев оказался бессилен? Если, конечно, до него вообще дошла информация об этом происшествии и моём звонке по выданному им телефону.
– Пройдёмте, пожалуйста, со мной.
Ловлю на себе встревоженные взгляды ребят и руководителей делегации, в ответ подмигиваю, мол, всё будет пучком, хотя сохранять хладнокровие нелегко. С сумкой на плече двигаюсь за незнакомцем к выходу, подходим к припаркованной серой «Волге». За рулём… Ну конечно же, Сергей Борисович!
– Спасибо, Виктор, можешь быть свободен, – говорит он моему сопровождающему, когда тот открывает для меня дверцу машины.
Я сажусь на переднее пассажирское, обмениваемся с Козыревым рукопожатиями.
– Поздравляю с победой! – говорит он, поворачивая в замке ключ зажигания.
– Спасибо… Э-э-э, Сергей Борисович, у меня там ещё багаж…
 
– Ничего с твоим синтезатором не случится, доставят домой в лучшем виде, только попозже.
– А, ну тогда ладно, – расслабился я. – Так даже лучше, а то уж думал, как мне этот синтезатор тащить на стоянку такси. Надеюсь, технику не повредят?
– Я же говорю – доставят в лучшем виде, не переживай. Расскажи лучше, какие у тебя впечатления от Японии?
– Что сказать, нам ещё до них… Ну вы понимаете. Но это в плане технического прогресса. Мне, честно говоря, не хватало простора. У японцев застроен каждый сантиметр, повсюду бетон и стекло. Есть и парки, но даже там чуть ли не каждая травинка посажена с математическим расчётом, на ровном расстоянии друг от друга, и будто бы всё покрашено квадратами. И слишком уж они вежливы, всё время улыбаются и кланяются. Понятно, что этикет, но всё равно чувствуется некая фальшь.
– Ну ладно, это всё лирика… А теперь суровая проза. Ты не понимаешь, с каким скрипом Генеральному приходится реформировать аппарат? Думаешь, что все чиновники с радостью начали выполнять решения съезда? Порой до прямого саботажа доходит. Это в центре, а что в республиках творится… Особенно Кавказ и Средняя Азия. Хоть войска вводи.
– Туземцы бунтуют?
– Можно и так сказать. Хорошо, что на носу Олимпиада, можно снимать, как не справившихся с основной задачей – подготовкой страны к Олимпийским играм. А тут ты ещё проблемы создаёшь.
– Что же, надо было молчать, когда меня перед всей командой мордой в дерьмо окунали?
– Ты же не пацан, в конце концов, у тебя мозги… Сколько тебе, шестьдесят уже стукнуло? Ну вот, взрослый же человек, должен был сообразить, как поступать в такой ситуации. Нужно было не лезть в бутылку, спустить на тормозах, а потом, уже в приватной беседе, как-то попытаться сгладить конфликт.
– Так он меня хотел с турнира снять!
– Не в его компетенции, – повторил Козырев слова Саныча. – Да и снять хотел после того, как ты ему врезал… Морально врезал. Если бы физически – даже мне пришлось бы очень сильно напрячься, чтобы уладить проблему. Пойми, чем меньше народу будет знать о твоих отношениях с Генеральным, тем для тебя же лучше. Хочешь стать разменной монетой в подковёрных аппаратных играх?
– Ну уж нет, положение между столбиком и собакой меня категорически не устраивает.
– Между столбиком и собакой… Хорошо сказал.
– Это не я сказал. Это один писатель в моё время сказал… Вернее, написал.
В общем, мозги мне влёгкую Козырев промывал до самого моего дома.
Прежде чем распрощаться, я расстегнул молнию на сумке, порылся в ней протянул Сергею Борисовичу две шариковых ручки с синим и красным стержнем.
– Презент из Японии, вам и Филиппу Денисовичу. И вот ещё…
Я достал небольшой свёрток, аккуратно развернул его и протянул Козыреву маленькую, искусно вырезанную фигурку толстячка с кувшинчиком в левой руке и посохом с трезубцем на навершии в правой.
– Нецкэ? – догадался Сергей Борисович, разглядывая фигурку.
– Ага, причём, как уверял владелец сувенирной лавки, из настоящей слоновой кости. Это божество называется Бисямонтен. Считается покровителем воинов. Помогает выиграть сражение и вернуться домой живым и невредимым. B быту дарует своему владельцу уверенность в себе, смелость и силу. Талисман помогает справиться с любой, даже самой сложной проблемой. Это вам. А вот для Генерального секретаря…
И ещё одну статуэтку разворачиваю и вручаю Козыреву.
– Это Дарума. Олицетворяет мудрость и сострадание. Помогает владельцу принимать правильные решения, избегать ошибок и дарует ясность мысли и человеколюбие.
 
Он с улыбкой разглядывает округлую фигурку, напоминающую закутанную в огромный платок старушку.
– Спасибо, обязательно передам.
Засим прощаемся, и я поднимаюсь к себе. Вот она, моя трёшечка, в которую нога Максима Варченко ступала последний раз полтора месяца назад. Вернее, наша с Ингой трёшечка, думаю, не за горами тот день, когда мы станет мужем и женой, и сразу же, понятно, пропишу у себя. Пока же мою любовь, я так понимаю, на учёбе, время десять утра доходит. Хорошо, что догадался ключи от квартиры с собой в поездку взять, а то бы скакал тут возле подъезда до прихода Инги.