Второй шанс 6 (СИ)
– Людмила права, – всё так же спокойно добавил я, – ни к чему привлекать внимание, потом слухи разные пойдут… Лучше присаживайтесь, присоединяйтесь к нашему скромному ужину. Сегодня я угощаю.
Намин ещё немного пораздувал ноздри, затем всё же, сделав над собой усилие, вроде как успокоился и сел на свободный стул. Тут же нарисовался официант.
– Люда, скажи правду, у вас точно ничего не было? – взялся за старое он, когда был сделан заказ.
– Стас, ну хватит уже, а! Не порть людям ужин. Ты вообще откуда в Ленинграде взялся? Ты же должен быть вроде бы на гастролях?
– Так мы и есть на гастролях, просто вчера выступали в Пскове, а завтра в Калининград улетаем, вот я и воспользовался случаем, решил в Питер заскочить. Звоню с вокзала тебе домой – мама твоя поднимает трубку, говорит, что ты в «Интуристе» ужинаешь.
– Теперь понятно, как ты меня нашёл, – вздохнула Сенчина.
Заказ принесли быстро, не прошло и десяти минут, а разговорами Намин оказался таким компанейским, что вскоре уже его недавняя ревнивая выходка казалась просто смешной. По ходу дела он заинтересовался песнями, которые я предложил Люде, она показала ему партитуры.
– Навскидку вполне неплохо, – выпятил он нижнюю губу, возвращая листы бумаги. – Могу поклясться, что как только «Младший лейтенант» попадёт в ротацию, его тут же начнут исполнять по ресторанам, особенно где есть женский вокал.
– Стас…
– Ну а что, лично мне приятно, когда я ужинаю, и тут вдруг ресторанный ансамбль начинает исполнять «Звёздочку». Это и есть всенародная любовь, Люда, потому что в ресторане тебе никогда не будут петь «Любовь, комсомол и весна».
В одиннадцать я решил попрощаться, предоставив их друг другу. Полез было за кошельком, попросив рассчитать за весь стол, но Намин замахал руками:
– Я плачу́ за всех!
На что я пожал плечами:
– Не имею ничего против.
Распрощались вполне нормально, чуть ли не друзьями. Хотя небольшой привкус горечи остался. Всё-таки в ресторан я Сенчину вёл, в глубине души лелея надежду на другое завершение вечера.
Перед отъездом в Комарово я всё же отобедал в ресторане гостиницы «Ленинград», куда поселили заезжих участников вчерашнего концерта. Как говорится, в гости лучше приходить слегка голодным, тем более ещё не факт, когда будут там кормить и будут ли вообще. А то наобещать можно всё, что угодно.
За мной прислали белую «Волгу», кроме водителя, в ней никого не наблюдалось. Оказалось, это машина ленинградского отделения Союза писателей СССР. А в пензенском отделении даже мотоцикла нет, с грустью подумал я. Хотя у нас и писателей на квадратный метр меньше, да и городишко по сравнению с Ленинградом то ещё захолустье. Но захолустье любимое! Прожил в Москве полгода, а уже на малую Родину тянет, иногда ностальгия прямо-таки поддушивает. Хорошо, что Инга рядом, кусочек Пензы в моём сердце.
Сидя на заднем сиденье, я про себя повторял речь, с которой, если планы приглашающей стороны не изменятся, выступлю перед аудиторией. И при этом периодически поглядывал через заднее стекло, пытаясь угадать, в какой из следующих за нами машин находится моя негласная охрана? В тех ярко-зелёных «Жигулях»? Нет, слишком приметный цвет, да и водитель пожилой, а с ним рядом такая же немолодая женщина. Не уверен, что чекисты пошли бы на такой маскарад. Скорее, вон в той серой «Волге»… Правда, она нас вскоре обогнала и скрылась за поворотом шоссе. А может, вообще никакой охраны нет, а я тут себя накручиваю. Ну не могут они неотлучно находиться при мне, в самом-то деле, иначе я бы не пару раз в месяц, а намного чаще ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Асфальтовая и расчищенная от снега дорога была проложена прямо к Дому творчества, представлявшем собой окружённое соснами, 3-этажное оштукатуренное здание. Не успел я выйти из машины, как на крыльцо выскочил вчерашний очкарик.
– Максим Борисович, день добрый! Очень рад, что вы смогли приехать, пойдёмте, я вас познакомлю с Анатолием Николаевичем.
Чепуров фактурой смахивал на Полевого, посмотрел на меня поверх очков, протянул для приветствия пухлую ладонь.
– Очень приятно, давно хотел познакомиться с молодым дарованием, по чьей книге снят только что вышедший в прокат фильм.
Ну не так чтобы только что, он в прокат вышел в конце января, но до сих пор шёл по стране, собирая, как мне докладывала Корн, аншлаги. Так что, думаю, ещё с месячишко его погоняют, пока «Остаться в живых» приносит прибыль.
До начала заседания оставался ещё час с лишним, и Чепуров провёл меня по Дому творчества, в котором имелись библиотека, бильярдная и столовая, где уже несколько, видимо, писателей и поэтов, а возможно, до кучи и критиков, за стаканом компота обсуждали какие-то свои литературные дела. Я только услышал от одного из них, особенно говорливого, фразу: «Чтобы я ещё хоть раз отдал рукопись в „Неву“! Да ни в жизнь!»
Мне было предложено перекусить за счёт приглашающей стороны, но я заверил, что отобедал в гостинице, так что до вечера вряд ли буду испытывать муки голода.
Само заседание собрало таких известных деятелей литературы, как писатели Даниил Гранин и Вадим Шефнер, поэт Михаил Дудин, драматург Александр Володин, по чьему сценарию уже сняли «Осенний марафон», и даже писатель-фантаст Борис Стругацкий, хотя я что-то не припомню у него произведений о Великой Отечественной. Более того, полноватый мужчина с бульдожьим лицом оказался режиссёром Алексеем Германом.
С докладом выступил Чепуров, рассказавший о том, как писатели и поэты Ленинграда готовятся встретить 35-ю годовщину великой Победы. Была упомянута «Блокадная книга», написанная Граниным в соавторстве с Алесем Адамовичем. Анатолий Николаевич влёгкую покритиковал произведение, в целом всё же высказавшись о нём в одобрительном ключе.
Гранин не выдержал и с места выкрикнул:
– Да там цензура добрую половину вырезала! А почему? Да потому что эти страницы говорили о просчётах руководства города. Потому что речь шла о жизни и смерти города, в котором осталось два с половиной миллиона людей, более четырёхсот тысяч из которых – дети! Организации эвакуации не было никакой, когда спохватились – было уже поздно. А фальшивые карточки? Печатали же! Нет, надо было удалить, хотя всё равно дальше из текста следует, что фальшивомонетчиков вылавливали и обезвреживали. Но нет же, не мог советский человек нажиться на чужой беде! Не без участия того же Павлова в 1970 году был создан секретный документ (он показан в нашей книге), которым предписывалось упоминать в публикациях определенную цифру жертв блокады: 641 803 человека. И не больше! Тогда как историки блокады Ковальчук и Соболев уже в 1960-е годы вывели цифру 800 000. А маршал Жуков в своих мемуарах упоминает миллион жертв. Это мы ещё о каннибализме не написали, пожалели читателя, а ведь имели место быть такие случаи!
– Даниил Александрович, ну что вы, право, – попытался его утихомирить Чепуров. – Ну не здесь же…
– А почему не здесь? – вступился за соратника с места какой-то худой и долговязый литератор. – Правильно, привычнее шептаться по углам, а высказать свою гражданскую позицию мы боимся.
– Товарищи, давайте прекратим эти бессмысленные словопрения. А то мы сейчас с вами до того договоримся…
– А чего вы боитесь-то? – не унимался долговязый. – Новая политика партии направлена на демократизацию, на гласность, поощряет открытое выражение собственного мнения, а вы нам пытаетесь заткнуть рот.
По рядам собравшихся прокатился гул, как одобрительный, так и недовольный.
– Товарищ Войтенко, если хотите что-то сказать – добро пожаловать на трибуну, – предложил Чепуров. – А с места кричать, будто на митинге, не надо.
– Я уже всё сказал, – махнул тот рукой, глядя в сторону.
– Прекрасно, тогда, если позволите, я продолжу. Здесь, в зале, присутствует специально приглашённый молодой писатель Максим Варченко. Если кто не в курсе, его перу принадлежит роман «Остаться в живых», по которому был снят фильм, и кто-то уже наверняка видел его в кинотеатре. Максим Борисович, кстати, ещё и автор сценария. Я хочу его пригласить сюда, чтобы он поделился своими мыслями о том, как должно писать о войне, чтобы этот жанр мог привлечь молодёжную аудиторию.