Страстный. Плохой. Опасный (СИ)

Очень хочется оправдаться и успокоить Максима, но предпочитаю попробовать суп. Слишком разные взгляды на тему дружбы, поэтому лучше вовремя замолчать и не начать спор.
— Я предупреждал тебя на эту тему, Ярослава. Между нами не должны стоять посторонние люди, особенно мужчины, — напомнил он мне о своем требовании не водиться с другими парнями.
— Артем — близкий мне человек, Макс. Нас ничего, кроме дружбы, не связывает, — повторила я. — Ты украл мое сердце, разве я могу смотреть на других мужчин? — попробовала усладить крайне ревнивому мужчине, накрыв его руку своей ладонью. — Я горю только для тебя, — соблазнительно прошептала, словив его выдох, когда он немного расслабился.
— Прощу, когда будешь доказывать все выходные, что для тебя существую только я, — Гордеев несколько резко распорядился моими планами на выходные, предоставив мое свободное время только самому себе.
Такое заявление оставило осадок, но уже ознакомившись с его горячностью, понимаю, что он тот еще ревнивец. Подобная реакция Гордеева даже немного льстит, ведь Максим думает, что я могу посмотреть на любого другого мужчину и прекратить наши встречи. И тут я чувствую не состыковку в домыслах — Гордеев твердо убежденный в своей притягательности и чарующей привлекательности, а значит знает, что ни одна женщина не посмеет променять такого любовника на внимание других мужчин…
Неужели он так жаждет моего внимания, и категорически не готов делиться с другими? Ревность, собственнические замашки или признаки… Социопата? От последнего предложения по спине прошелся холодок.
— Что с тобой? Не понравились мои апартаменты? — спросил Максим, отвлекая меня от раздумий.
— Нет, что ты, все было чудесно! — улыбаюсь я мужчине, отгоняя от себя негативные мысли. — Всегда готова доказывать тебе что-либо через постель. Может, в этот раз поэкспериментируем? — заговорщицки шепчу я, впитывая восторженные эмоции Максима, которого охватила интрига.
— Хочешь что-нибудь особенное? — спрашивает он охрипшим низким голосом, давая мне узреть, как его поглощает возбуждение. Как же я люблю его энтузиазм!
— Как насчет начать… С наручников? — предлагаю я, и понимаю, что попадаю в точку, когда Максим сглатывает, таращась на меня, буквально уже раздевая своим взглядом.
— За какие грехи мне тебя послали небеса? — тяжело качает он головой, словно сидеть со мной за одним столом для Гордеева — это сплошная невыносимая пытка.
— За самые порочные, очевидно, — нахожу я ответ, поддерживая интимную тему, не давая ему думать о чем-либо другом, кроме меня и моего тела.
Я беру бокал вина, расслабленно облокачиваясь на спинку резного стула, сохраняя на своих алых губах самую обольстительную улыбку… А подняв взгляд, бледнею, приметив вошедшего в ресторан брата.
Только не это!
  
Часть 4.2
 
— Максим, прошу тебя, только молчи, — взмолилась я, беспомощно рассматривая, как Андрей чеканит каждый шаг, приближаясь к нашему столику. Мое сердце в этот момент замерло в предвкушении настоящего апокалипсиса. Я уже не помню, когда так сильно побаивалась перебранки с братом, но сейчас испытала отголоски крайне плохого предчувствия.
Гордеев сдержанно продолжает обед, направляя в мою сторону свой задумчивый взгляд, но остается безмолвный. Опускаю взгляд, как только с нашим столиком ровняется Андрей, и всеми силами пытаюсь сконцентрироваться на спокойствии Господина Гордеева.
— Сейчас же поднимайся и иди за мной, — рычит Андрей, смущая меня перед Максимом, когда распоряжается в подобном тоне.
Я растерялась, и так сильно, что ни возражать, ни подчиняться не выходит.
— Остынь. Дома обо всем поговорим. Ты ставишь меня в неудобное положение, — как можно четче произнесла я, сжимая под столом свое платье в прочных кулаках.
— В неудобное положение тебя ставит этот поганый ублюдок, когда нагибает. Не пререкайся, просто встань и иди за мной, — не сдерживается он, а я вздрагиваю от грубых слов, прикрыв глаза. Максим поднимает взгляд на моего брата, обводит внимательным взглядом его полицейскую форму, а потом опускает его на меня, словно спрашивая, может ли он вмешаться.
 
Я едва заметно отрицательно качаю головой, ощущая, что Андрей может начать распускать руки при каждом удобном ему раскладе. Он остается на грани, а значит его нужно осторожно… Прогнать? И как же это сделать, чтобы избежать кровопролития?
— Пожалуйста, Андрей. Не здесь, — пытаюсь быть очень мягкой и в то же время твердой в просьбе, поглядывая по сторонам, замечая, как люди несмело начинают поворачивать головы к драме, происходящей за нашим столиком.
— Я мешаю? — подозрительно резко смягчается брат, и скалится, подхватив стул от соседнего пустого столика, сев между нами. Удивляюсь выдержке Гордеева, когда мои с братом взгляды не отбивают у него здоровый мужской аппетит. — Вино, обед, пошлая красная помада, сплошной розарий в отделе… — осматривается Андрей, заостряя на мне свое внимание.
— Ты мешаешь, — подавленно лепечу я, осекаясь, когда на стол опускается его кулак. Брат предельно угрожающий, и может быть, я испугалась, но знаю, что Андрей готов меня отчитывать, как проблематичную школьницу с затянувшимся переходным возрастом, но никогда не посмеет сделать больно своими руками. — Тебе лучше уйти, — настаиваю я, переходя на предательский шепот.
— Почему же ты меня прогоняешь? Познакомь, сестренка, с человеком, ради которого ты мне стала врать и поздно возвращаться домой с вульгарными засосами, — продолжает гнуть свое Андрей, любопытно взглянув в сторону тихо обедающего Максима.
Я молчу, за ранее сдавшись. Отодвигаюсь на стуле, встаю под пристальный взгляд Гордеева и брата.
— Прости за испорченный обед, Максим. Думаю, это мне лучше уйти, — делаю одно простое решение — убрать яблоко раздора с поля боя. Брат или последует за мной и не будет выяснять отношения с Гордеевым, или останется с ним, и продолжит в том же духе. Во втором варианте Максим сыграет роль громоотвода, чем упростит мне задачу, принимая на себя основной эмоциональный удар моего брата.
Вот же фантазерка! Мне для начала нужно хотя бы выйти из ресторана…
— Не так быстро, — Андрей перехватывает мое запястье. — Сядь. Сядь, Ярослава, — настаивает брат, и я послушно сажусь обратно, потупив взгляд на настольной ажурной салфетке. — Мне плевать на кого ты залазишь ночью. Я не позволю какому-то… — брат хочет отпустить пару крепких словечек, но я поднимаю взгляд, и он немного сбавляет свои резкие обороты, — скомпрометировать тебя, — договаривает.
Я немного удивляюсь и выдаю замешательство, нахмурившись. Даже Максим не стучит ложкой по супнице, замерев, внимательно рассматривая брата. А он действует. Достает из своего внутреннего нагрудного кармана сложенные вдвое белые декоративные открытки, и мое сердце теперь настолько сильно грохочет в груди, что я невольно морщусь от болезненных ощущений.
— Люблю слушать, как ты стонешь мое имя. Каждый вечер я думаю, как заставлю тебя делать это снова, — брат читает первую, ту самую тайную записку из букетов роз, заставляя меня задохнуться возмущением и смутиться, встречая взгляд Максима. — Я хочу целовать и кусать твою шею, спинку и живот так, чтобы ты стала стонать только для меня, — теперь я наконец-то поняла, что он делал в моей комнате, точнее в сумочке. Гордеев в это время с интересом наблюдает за мной и братом, спрятав свою усмешку за бокалом с вином. — И самое отвратительное: хочу увидеть, как ты ласкаешь себя и этим доводишь до меня беспамятства.
Напряжение спало с меня, как ненужный каменный груз, который я тащила столько дней без передышки. В один момент Андрей обо все узнал и мне больше не нужно скрываться, но меня тут же захлестывает такая холодная злость, что мне впервые хочется вцепиться в брата и хорошенько приложить его лицом к столу.
— Тебе смешно? — рычит он, замечая мою улыбку, которая была скорее истерической, чем искренней. Радоваться чему-то в подобной ситуации слишком безрассудно. — Погоди. Я сделаю все, чтобы вправить тебе мозги на место. А не выйдет у меня, так вправит отец.