Спасти Персефону (СИ)

Аид мельком глянул внутрь — Персефона лежала, свернувшись клубочком, и, кажется, всхлипывала — и толкнул мнимую Гекату внутрь. Потом на мгновение обернулся, схватил табличку с портретом Деметры и шагнул сквозь стекло.
  
Глава 7. Персефона
 
У Владык тоже бывают плохие дни.
У Персефоны он с самого начала не задался, и все никак не хотел заканчиваться. Вот уже вроде со всем разобрались, отправили бесчувственного Ареса в покои, и с Минтой вышел долгий тяжелый разговор, и Аид уже должен был вернуться, так что можно было отдохнуть — но не тут-то было!
Царица едва успела отослать слуг, как в покои ввалился злой Арес с шишкой на голове. Первым делом он предъявил претензии насчет амфоры, и Персефона, мобилизовав все свое хладнокровие, повторила озвученную версию про Афродиту.
Надолго хладнокровия, естественно, не хватило, и беседа ожидаемо превратилась в обмен упреками.
Обычно у них с Аресом именно так и бывало. Он был слишком горяч, чтобы молча выслушивать обвинения, и если царице не удавалось вернуться к прежнему, хладнокровно-презрительному, тону, он избивал ее, а потом брал силой. Порой Персефоне даже казалось, что он вообще ничего не хочет, пока не впадет в неистовство.
И в этот раз ни свежеприобретенная шишка, ни Аресовы притязания на олимпийский трон не изменили существующий порядок вещей.
Когда он получил свое и ушел, Персефона ногой спихнула с ложа измятые простыни, свернулась клубочком и разрыдалась от злости. Наверно, она и заснула бы так, не снимая изодранного одеяния и уткнувшись носом в подушку, набитую душистыми травами — что порой у нее случалось.
Но у кого-то были другие планы.
Огромное зеркало, стоящее рядом с ложем, засветилось, и царица едва успела отползти в сторону — из зеркала вылетело чье-то растрепанное визжащее тело. Следом заскочил хищно озирающийся Аид с хтонием в одной руке и глиняной табличкой в другой. Персефона не успела ничего сделать, даже ничем не прикрылась — и его темные внимательные глаза удивленно расширились:
— Ужас, что с тобой…
Царица дернула плечом:
— Арес! — она спешно достала из воздуха моток ткани, обмотала вокруг себя, как самая простая афинянка, закрепила гранатовой брошью, швырнула обрывки и предыдущего одеяния на пол и насухо вытерла глаза.
Все это время Аид стоял и странно смотрел на нее:
— Прости, — сказал он наконец. — Наверно, я зря тебя оставил… Извини.
Персефона отмахнулась: она решительно не понимала, в чем, собственно, проблема, и с чего бы ему вместо разведки на местности сидеть и охранять ее от Ареса. Пожалуй, ей было даже немного неловко, что бывший царь увидел ее в таком состоянии.
Кстати, кого он к ней притащил?
— Вместо своих извинений сказал бы лучше, кого ко мне приволок! — фыркнула Персефона. — В смысле, я рада, что тебе жаль, но уж очень интересно…
— Да все в порядке, — усмехнулся экс-царь и зачем-то начал шарить по карманам своей варварской куртки. — Гермес! Тебе повезло.
Под удивленным взглядом Персефоны Аид потормошил вяло лежащее тело, влил ему в рот какую-то жидкость из маленького пузырька и начал рассказывать:
— Я сначала пошел к Танату, не дождался и решил к Гекате сходить. А там это.
Персефона придирчиво осмотрела «это» и недовольно спросила:
— А зачем нужно было тащить Гермеса ко мне?
— Затем, что он не просто так там ошивался. Он маскировался под Гекату.
Царица не оценила его торжественный тон. Она решительно не понимала, как талантливый, но не всесильный Гермес может изображать Трехтелую. Но Аид объяснил — показал амулеты, клочки одеяния, и царице сразу стало как-то не по себе.
Вот тут ей следовало взять себя в руки и прикинуть, как много мог узнать Арес и чем ей это грозит, но думать об этом почему-то не хотелось. Хотелось выгнать всех из своих покоев и свернуться на кровати клубочком, оплакивая себя, дочку, Гекату…
А вот Аиду явно хотелось расследовать. Он хищно смотрел на икающего после зелья Гермеса, нетерпеливо ожидая, когда тот придет в себя, и, не имея возможности допрашивать пленника, задавал вопросы Персефоне:
 
— А как давно он исчез?
— Наверно, с полсотни лет, — прикинула царица. — Думаешь, все это время он был Гекатой?
— Ну что? — Аид склонился к Гермесу, пощелкал пальцами перед его лицом. — Думаю, да. И он, наверно, знает много твоих секретов. Надо же, какая замечательная трава, до сих пор пробирает. Надо еще парочку богов изловить.
Персефона пожелала подробностей. Ну не хотела она, не хотела верить в то, что ее самая близкая подруга — переодетый Гермес. Она же всегда была рядом, они же столько пережили вместе. А сколько секретов она знает!
В темных глазах бывшего Владыки причудливым образом смешались досада и злорадство. Ну, это не считая тьмы Тартара, конечно.
Он несильно, почти дружески ткнул Психопомпа в бок:
— Ну что, рассказывай. Как ты дошел до жизни такой и где Геката. Она нам нужна.
Гермес поднял на Аида тяжелый взгляд — как будто и не осталось ничего от того вечно юного бога, который не представлял жизни без краж и веселых розыгрышей — и буркнул:
— Ее больше нет.
— Нет, а можно все-таки поподробнее, — резко сказала царица.
Кажется, она знала, куда он клонит. И это направление ей не нравилось. Только задумываться об этом не хотелось.
Гермес устремил на нее сумрачный взгляд:
— Ее нет.
Аид возвел глаза к потолку:
— Эта дурацкая маскировка тебе не на пользу! «Подробнее» это не значит «предложения из двух слов»! Тебя же не Афродита спрашивает! А твоя собственная царица! Сейчас она покажет тебе кузькину мать, а я помогу.
Персефона не стала уточнять, что такое она должна показать (с таким-то названием оно должно быть по-настоящему жутким), и ограничилась натренированной на аресовых любовницах многообещающей улыбкой.
Улыбка получилась через силу, но так вышло даже страшнее.
Гермес отвел глаза:
— Я ей не служу.
— Прекрасно! — прищурился бывший подземный царь. — Значит, у тебя есть другие хозяева? Которые расправились с Гекатой и нарядили тебя в ее тряпки, чтобы контролировать Персефону. Но ты ведь не от хорошей жизни участвуешь в этом дурацком заговоре? Я понимаю, на олимпийцев, на мать, на отца тебе, может быть, наплевать, но…
— Имена, — перебила его Персефона.
Слово давно просилось с языка, и она уже отчаялась ждать, пока Аид закончит говорить.
У нее никак не укладывалось в голове, почему бывший Владыка Подземного мира, Мрачный Аид так много болтает. Может, она все-таки выловила не того скифа?
— Я не могу, — по лицу Гермеса пробежала странная судорога.
Аид неожиданно сменил тон, его голос стал почти ласковым, доверительным:
— Мы понимаем. Конечно, ты не можешь сказать. Но ты хотя бы объясни, что случилось с Гекатой. Пойми же, она очень дорога и мне, и царице. Знаешь, если бы мы поймали Трехтелую, замаскированную под тебя, мы бы ее точно так же допрашивали.
Персефона попыталась представить Гекату, маскирующуюся под Гермеса, но не преуспела. Воображение заклинило на трех Психопомпах с вуалью и толстым слоем косметики на лице.
Завороженная шизофренической фантазией, она не сразу ощутила, что улыбается, и что ее дрожащие руки сами тянутся к Гермию, к его горлу.
Гермес молчал, и в его болотного цвета глазах плескался ужас, смертельный ужас. Он нервно сглотнул, и Аид тут же провел парадоксальный ассоциативный ряд:
— Ее что, кто-то сожрал?!
Гермес побледнел еще больше, можно даже сказать, побелел, и Персефона вдруг поняла — это правда.
Гекату действительно сожрали.
Гермесу совсем не нужно было отвечать. Все уже было понятно: Арес проглотил Гекату так же, как проглотил Макарию, дочь Персефоны. В Элладе вообще постоянно кто-то кого-то глотал или пожирал — это был один из типичных способов решения проблем с нежеланными детьми или неугодными богами. Дурная традиция пошла еще с Крона, и Неистовому Аресу она очень понравилась.