Отдай мне сына (СИ)

Малыш засыпает, мы выходим из комнаты. Держимся за руки. Не знаю, что на меня находит. Чувства бушуют в сознании:
— Ворон, — мне кажется в это слово, я вкладываю все, что сейчас творится у меня в душе. Все то, что никогда не решусь ему озвучить.
— Голубка, — притягивает меня к себе.
Целует…
Нет… это больше чем поцелуй… это взрыв… мой личный апокалипсис…
И мне сейчас все равно, что он представляет другую. Что голубка для него вовсе не я, и сейчас Ворон вряд ли вспомнит мое имя.
Мне кажется, я ждала его вечность, сейчас ни за что не упущу минуты счастья, пусть и украденные у другой.
Ловить на себе его взгляд, голодный, обжигающий, черный, там пляшут красные всполохи, языки пламени увлекают нас в свой танец, смертельно опасный, и оттого еще больше желанный.
Его объятия — это другая вселенная. Тут нет ярких красок, тут властвует мрак, всепоглощающая, манящая чернота. Тут очень много боли, он весь пропитан ей, кажется состоит из страданий и чувств… к той, другой… Но сейчас я хочу быть воровкой бессовестно красть эти мгновения. Потому что никто и никогда так не посмотрит на меня…
А я не могу без него. Нуждаюсь в нем, как в воздухе… Хочу стать одним целым. Хоть и понимаю, что все нереально. Туман спадет и Ворон поймет, что целует не ту. Но сейчас я стану для него той, которую он хочет видеть. Иначе не могу… Мне никогда не побороть эту странную потребность в нем. Я уверена, потребность зародилась гораздо раньше, чем я увидела его на своем празднике. Словно, его тьма всегда жила во мне, и один лишь взгляд угольно-черных глаз, и она пробудилась. А вместе с ней и все скрытое, неизведанное… Тот мир, который так жажду познать.
Зарываюсь руками в жесткие волосы, притягиваю его к себе. Душу, не могу надышаться… запах окутывает, поднимает ввысь. Парю в невесомости, на крыльях мрака и страданий, но сейчас они дарят облегчение, иллюзию свободы, соединяют то, что вопреки всем законам логики соединить невозможно.
Так много боли, его, моей, она клубится вокруг нас, выходит наружу, даруя ощущение нереальности, полета и высвобождения. Эфемерное счастье, она кажется настолько реальным, что его можно потрогать рукой. И я трогаю, с упоением касаюсь его кожи, позволяю черному взгляду затащить меня на самое дно адской бездны, где огонь будет купать нас в боли и даровать минуты единения.
Он сплетает наши пальцы. Искрит. По телу струится энергия, ток нереальной силы, кровь превращается в раскаленную лаву и она сметает все на своем пути, уничтожая мысли и сомнения. Хочу принадлежать ему. Сейчас я в его власти. Другой судьбы не желаю.
— Я так скучал… так ждал тебя, — шепчет, целуя мне шею.
— Мой… Ворон, — еще сильнее прижимаюсь к нему.
— Больше не отпущу тебя! — отчаянно, громко, с надрывом, так что чувствую, как его голос сдавливает в тиски сердце.
— Не отпускай! — и в этот момент я так рада обманываться, что действительно не отпустит, что позволит навсегда остаться рядом с собой.
Это другая реальность. Это наш мир. И на какие-то краткие мгновенья мы позволяем себе там спрятаться от безжалостной правды.
Судьба отмерила нам три дня. Нашей странной, безумной сказки. Три счастливых дня, когда мы могли спрятаться в ином измерении. Укрыться от жестокости мира. Только, увы, прятались мы в разных иллюзорных мирах… Которым суждено было столкнуться, рассыпаться на миллионы осколков и впиться в нас, наказывая за украденные минуты счастья.
И все же я верила, что рядом с ним мне не грозит опасность, Ворон защитит. Мне казалось, моя вера подобна железобетонному забору, но она разрушилась… от одного взгляда, окунувшего меня в очаг болезненных воспоминаний.
Глава 34
Ворон подорвался посреди ночи. Ему пришло сообщение. Даже в темноте видно, как глаза красным загораются, взгляд бешеный.
— Ты куда?
— След нашли. Если все получится, скоро вернусь… — но в его голосе нет уверенности.
— А если нет? — душа разрывается от неясного предчувствия. Не хочу его отпускать. Вскакиваю с постели, прижимаюсь к Ворону, судорожно вдыхаю запах, словно это мои последние глотки воздуха… его запаха. И все равно не могу надышаться…горечь отравляет легкие.
 
— Не переживай, — гладит меня по голове.
В эти дни мы очень мало говорили, будто боялись словами разрушить хрупкое счастье, обрамленное иллюзиями и жестокой правдой.
— Не уходи! Не оставляй меня одну! — из горла вырывается жалобная мольба.
— Надо… голубка, — целует меня в макушку, сильно обнимает, отстраняется.
За эти дни он ни разу не назвал меня по имени… А я старалась не думать, о том, что меня ищет муж, что я не вижу дочь, о всем том, что нас разделяет… И о горьком осознании — это не мой мужчина, но я без него не могу. Он въелся мне под кожу, пустил корни в сердце… по другому уже не будет…
Оборачивается у порога. Долго смотрит. Черная бездна глаз пылает, обжигает даже на расстоянии, только огонь уже другой… жгучий, мстительный. Ненависть, она его гонит прочь, во тьму…
— Будь осторожней, — хочу сделать шаг к нему, но застываю на месте.
Он ушел, а мне уже не спится. Тревожно на душе, не могу найти себе места. А вдруг с Вороном что-то случится? А если ловушка?
Долго смотрю в окно. Темнота… только теперь у этой темноты жуткий запах отчаяния.
Задыхаюсь. Нечем дышать. Выхожу в коридор. Пустота, давящая тишина, и где-то вдали слышен неясный голос. Хлопок двери и несколько крепких ругательств от Эльвиры. По звукам, она в крыле дома, где я никогда не была.
Пугает меня эта женщина. Смотрит так, будто разорвать готова. Практически ничего не говорит, но при ней хочется под землю провалиться, лишь бы избавиться от изучающего взгляда бесцветных глаз.
Зачем она Ворону? Как можно доверять такой женщине? Еще и сына? Этого понять не могу. Но и спросить у него не решилась.
И сейчас непонятная сила меня толкает идти. Зачем? Мало мне проблем? Но есть нечто сильнее нас, что мы часто побороть не можем, хоть потом и сожалеем об этом.
Спускаюсь по деревянной витиеватой лестнице вниз. Подвальное помещение. Тишина. Давящая. Пугающая. Прохожу вглубь коридора.
— Что тебе еще надо? — раздается злобный женский голос.
Подхожу к двери. Закрыто. Напоминает камеру. Даже окошко есть, запертое на засов.
Мне бы уйти… убежать сломя голову. Но я уже не могу остановиться. Любопытство и некая темная сила толкают за черту.
Открываю маленькое окошко. Посреди комнаты стоит молодая женщина, держится за палочку, на лице от глаза до уха шрам, глаза… дикие… страшные…
Ворон держит в подвале пленницу?
Зачем?
— Ты кто? — спрашиваю, не отводя от нее взгляда.
— Виктория… помоги мне, — и тянет ко мне дрожащую руку…
А меня бьет током, ударяет так, что отлетаю к противоположной стене.
Я вспомнила, где ранее видела Ворона.
Дикие кадры разрезают сознание.
Какой же глупой и наивной я была.
Все это время я доверяла чудовищу… безжалостному и кровожадному…
Адски больно…
***
Ливень. Ледяной ветер. Ничего не чувствую. Тело мне не принадлежит. В середине только дикая боль, и с каждой минутой она становится все сильнее. Боль предательства, разбившихся надежд, изувеченной жизни.
— Явление загулявшей женушки, — Вадим стоит у ворот, усмехается.
— Я войду? — спрашиваю робко.
— Входи, — кивает, пропускает меня.
Иду в дом. Ног не чувствую.
Едва переступаю порог, ко мне со всех ног летит Марусенька.
— Мамочка, ты вернулась! Ты дома!
— Да, родная, я дома, — обнимаю свое сокровище.
***
Никита
Возвращаюсь домой. Тревога гложет изнутри, поедом ест.
И небо, оно хмурое, серое, кислорода нет, только удушливый смрад.
Так пахнет предательство.
Едва переступаю порог, понимаю — ее нет.
Пулей наверх.
К сыну. Он сладко сопит в своей кроватке.
Захожу в спальню. На подушке записка:
«Верни мне сына, Ворон».
Почерк… я узнаю его из миллиона… и запах… его никогда не забыть, не перепутать.