Лихой гимназист (СИ)

Я почти ничего не говорил — только слушал. Я не знал, что тут за люди собрались и кому можно доверять, а потому и язык не стоило распускать, впрочем, как и в других общественных местах. Особенно вызвал у меня подозрение худощавый мужчина в светлом сюртуке. Он тоже почти не принимал участие в обсуждении, да и вообще показался каким-то странным.
Затем мы перешли в другую комнату, где уже был накрыт стол. Тут нас ждали чай и кое-какие угощения. Разговоры продолжились.
А я, глядя по сторонам, заметил интересную деталь в интерьере. Лампы. Они светили не так, как светят керосиновые или газовые лампы. Присмотревшись к настенному светильнику, я понял, что в плафоне находится стержень, издающий яркое сияние. Похоже, что тут даже имелись магические источники света.
Я сказал, что надо поговорить наедине, и мы с Трубецким удалились в его кабинет.
— Хороший у вас коллектив, — сказал я, усаживаясь напротив князя, — и разговоры душевные. Но у меня к вам есть один вопрос или даже, скорее, предложение.
— Да, конечно, слушаю вас, — кивнул князь. Он сцепил руки на столе и чуть подался вперёд, всем своим видом демонстрируя внимание.
— Разговоры за чашкой чая — милое времяпрепровождение, но я — человек деловой. И интерес у меня, разумеется, тоже, в первую очередь, деловой. Однако, мне кажется, вам тоже будет небезынтересно моё предложение, — я выдержал паузу. — Я решаю проблемы — проблемы с людьми. Если какой-то человек доставляет проблему, могу решить её. Кроме того, мои способности позволяют усиливать различные предметы тёмной стихией. Это может значительно облегчить решение некоторых проблем. Если вам требуется что одно или другое, я к вашим услугам.
— Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, — произнёс князь.
— Думаю, понимаете.
Князь ответил не сразу.
— Что ж, кажется, я догадываюсь, в чём суть вашего предложения, — произнёс он. — Однако, боюсь, вы тоже плохо поняли меня и наши задачи. Вы решаете проблемы, но мы таким образом проблемы не решим. Террор не приведёт к желаемому результату. Так мы добьёмся лишь возвращения восьмидесятых с массовыми посадками, повышениями и ссылками. Помните же, чем тогда всё закончилось? Но я не этого хочу. Мы пойдём другим путём.
— Что ж, удачного пути, — я хотел встать.
— Постойте, Алексей Александрович. Вы сказали, что можете усиливать предметы. Мне знакомо не так много заклинателей, кто бы умел делать подобные вещи, однако слышал не раз. У меня самого имеется набор пуль, усиленных огнём. Но если вы владеете тёмной стихией, усиление должно быть весьма существенным.
— Это так, — подтвердил я.
— Думаю, нам стоит продолжить общение. Приходите… приходите в следующее воскресенье. Не обещаю, что появится работа, но мне кажется, нам есть, что обсудить, а вам есть, что послушать.
Однако вряд ли мне было, что здесь слушать. Кроме новостей, разумеется. Мне ведь не шестнадцать лет, и знаю я куда больше, чем они.
— Боюсь, у меня сейчас много дел, — ответил я. — Как будет время, постараюсь зайти. Но если будет что-то важное, оповестите меня. С Машей контакт поддерживаете?
— С Марией Степановной? Да, разумеется.
— Вот и пошлите мне весточку через неё.
На том я попрощался и покинул квартиру.
В понедельник утром я по обыкновению встретился с Машей. Она тут же набросилась на меня с расспросами о том, как прошло воскресное собрание. Мы двинулись к трамвайной остановке, разговаривая по пути.
Меня отвлекли пронзительные выкрики мальчишки-газетчика, что шёл по другой стороне улицы.
— Последние новости! — кричал он. — Наша армия разбила турок и идёт на Константинополь. Румыния освобождена! Победа близка! Последние новости!
Я сходил купил газету и вернулся. Маша чуть не вырвала её у меня из рук.
— Что там пишут? Война заканчивается? — она жадно вперила взгляд в заголовок.
— Посмотрим сейчас, — произнёс я, пробегая глазами строчки.
Война с Османской и Персидской империей шла уже два года и отнимала много как человеческих, так и материальных ресурсов. Если в прежних войнах потери удавалось покрыть рекрутскими наборами, то теперь этого явно не хватало, и приходилось объявлять дополнительные мобилизации.
 
Война началась со вторжения турецкой армии в Крым и на Кавказ, которые Османская империя хотела вернуть после поражения в 1857 году. Часть Крымского полуострова перешла к туркам, но на Кавказе противник был разбит. На Чёрном море наш флот потерпел ряд поражений, но полностью овладеть господством на водных просторах Османской империи тоже не удалось. В это же время в Среднюю Азию вторгся генерал Насреддин со своим, как писали газеты, пятисоттысячным войском. На какой-то момент Средняя Азия оказались под властью персов. Остановили их только под Казалинском в прошлом месяце.
Сейчас же писали о начале наступление в Бессарабии и Румынии. В большом сражении под Тулчей русская армия разбила турок, и теперь наши солдаты маршировали к Стамбулу. В связи с этим и был ажиотаж. Якобы победа не за горами, осталось руку протянуть и взять.
Способ ведения военных действий тут соответствовал примерно середине нашего девятнадцатого века: до сих пор господствовала линейная тактика, а солдат лишь недавно начали перевооружать казнозарядными винтовками.
Однако, несмотря на то, что война велась старыми методами, она гораздо сильнее затронуло местное население, чем прежние войны. Благодаря появлению сети железных дорог, стало возможным осуществлять быстрый подвоз солдат и припасов к полю боя. Сражения становились всё масштабнее и кровопролитнее, соответственно, требовалось больше людей, следовало наращивать объёмы производства оружия и поставки хлеба.
Это-то и вызывало недовольство у мирного населения. И как бы газеты не вдалбливали народу чувство патриотизма, как бы ни кричали о победах и скором разгроме турок и персов, это не спасало ситуацию. Тяготы военного времени перевешивали желание уничтожить врага, который хрен пойми где и которого тут в глаза никто не видел, но для войны с которым требовались такие большие жертвы.
— Всё Константинополь хотят взять, — усмехнулся я, пробежав взглядом статью. — Ну посмотрим. Будем надеяться, что скоро эта канитель закончится. Кстати, а что у тебя за дела с Трубецким? Ты чем-то конкретным занимаешься?
Маша нахмурилась:
— Я не должна об этом говорить.
— Но я же был на собрании, знаю ваши идеи, ваши цели. Это какая-то революционная деятельность? Агитируешь кого-то?
— Ладно, я отвечу, но только если ты пообещаешь никому не говорить.
— Мне незачем это кому-то рассказывать, я просто хочу лучше тебя узнать. Обещаю.
— В нашей типографии тайно печатают листовки и запрещённые брошюры. Я курирую этот процесс, иногда забираю материалы и передаю Фёдору Аркадьевичу.
— Понятно, — вздохнул я. — Опасным делом занимаешься. Будь, пожалуйста, осторожнее.
Уже несколько дней прошло с момента встречи со Смитом, но всё оставалось по-прежнему. Как и раньше, я ходил в школу, а вечерами ужинал в трактире за углом. Я продолжал сохранять бдительность, готовясь к худшему, хоть и сомневался, что меня попытаются убить. Не настолько веская причина, чтобы покушаться на аристократа и заклинателя, причём явного, а не тайного. Если заподозрят неладное или испугаются последствий, просто не станут работать со мной, что, впрочем, тоже не очень хорошо.
В среду, придя после уроков домой, я, как обычно, открыл почтовый ящик. Оттуда вывалился совершенно чистый конверт без каких-либо меток.
Запершись в квартире, я открыл его и обнаружил машинописный листок, в котором значились имя, фамилия, отчество, приметы какого человека и его адрес. За работу было обещано сто пятьдесят рублей ассигнациями. В качестве задатка лежали пять червонцев.
 
Вот и работёнка подоспела.
Сто пятьдесят рублей — конечно, не та цена, за которую стоило работать, но сейчас нос воротить не следовало. Человек я тут новый, никто меня не знает — требовалось завоевать доверие.