КЖД III (СИ)

И увидел.
Вернулась за ним и ударила в спину. Сотня против тысячи в тесной ловушке. Вышли оттуда всего трое, но не он. Она закрыла ему глаза своей рукой. После того, как он увидел, что Она рядом.
…Звали её Хэнуа.
Было ей двадцать четыре, когда темники сожгли её деревню и увели всех её жителей в плен. Там, из мести, она сожгла их припасы, выбравшись ночью из своей клетки, и обрекла их на голодную смерть зимой в чужом краю. Долго над ней издевались, когда поймали, старалась она не кричать под руками своих мучителей и встретить свою судьбу полной достоинства, так чтобы они испугались того, насколько нет в ней страха. На рассвете вывели её к родным, хотели повешать в назидание, но так она улыбалась своим мучителям, что они дрогнули, накинулись на неё и закололи на месте, словно дикие звери.
Когда она уходила, когда боль угасла в её переломанном и израненном теле, когда она уже не могла свершить новый вдох, Госпожа услышала её зов, оставила своё тело и лично пришла, чтоб проводить её в своё Царство. И поклонилась ей.
...Звали его Воларом и родился он без языка и ладони правой руки. Был изгоем в своей деревне, мог общаться жестами, да не с кем было. Жил в полуразрушенном доме, оставшимся после ранней смерти матери. В его шестнадцатую зиму, после Битвы Пятой, в деревню к ним пришли темники, избили всех, ограбили, пожгли дома и просили проводника, чтобы бежать домой. Под крики злобы своих же соседей вызвался Волар.
Долго вёл он темников окольными путями, пока не оказались они посреди западный топей, откуда никто из них уже не выбрался. Волара убили сразу, как только поняли, что он предал их и завёл на погибель. Волар не смотрел на них, во время казни. Ещё во время пути на горизонте он видел светлый лик Госпожи и старался всё это время идти к нему и не отводить глаз.
...Кальдур чувствовал своё резкое дыхание и скачущее сердце даже сквозь путы сна. Поток образов, переходящий один в другой, оборвался и сменился пустотой. Он прочувствовал каждое из видений, словно был там. Смог почувствовать запахи, услышать разговоры, увидеть лица.
И теперь он летел сквозь бесконечную пустоту тёмного неба.
Стальная плоть Мрачного Колосса перетекла в стальную плоть могучего зеркан, они были единым целым не только телами, но и разумом. Их объединённая сила казалась неудержимой стихией, которой не сможет остановить ничто в этом мире. И Кальдур совсем не испытывал страха перед высотой. Наоборот, как в свой самый первый полёт, он хотел хотя бы на секунду оказаться так близко к Её Царству, чтобы почувствовать его тепло. Он кричал всем своим естеством:
Выше! Выше! Выше! 
Он летал выше всех. Выше птиц. Выше гор. Выше облаков. Выше самых отчаянных из его братьев и сестёр. Когда-нибудь он хотел взлететь выше солнца.
Тёмное небо разверзлось перед ним. В его глубине, над облаками, в свете тусклых звёзд, он увидел нечто ужасное и неотвратимое. Настоящего левиафана, настолько огромного, что он вот-вот поглотит весь Небесный Дворец.
Ни секунды не сомневался.
Знал, что даже его ментальный крик, который точно услышат и братья, и сёстры, и сама Госпожа, уже ничего не изменит. Им бы дать хотя бы пару мгновений времени, чтобы они успели достойно встретить гиганта, хоть бы немного его задержать.
Но как пчела может остановить лошадь на полном скаку?
Ударить в глаз со всей силы. Всем, что есть. Самым страшным своим оружием. Даже если это будет стоит жизни.
Зеркан под его ногами дрогнул. Были у него битвы, страшные и беспощадные, сулящие смерть и забвение, где он шёл по грани вместе со своим всадником. Но никогда конец его не был столь очевиден и неотвратим. В сознании древнего существа пробудился страх, и страх этот был связан с единственной мыслью:
Есть ли у меня душа? 
Что будет когда я умру? 
Тонкие нити света заструились по его телу и по телу Мрачного Колосса. Иногда отделялись и отлетали в сторону, сплетаясь в причудливые снежинки, прежде чем раствориться в воздухе. Зеркан дрогнул снова, но только крепче стали объятия и неотвратимей курс. В самый последний миг, перед бездонными глазами левиафана, он наконец познал покой.
 
Тьма стала светом. Сначала ослепляющим и невыносимо горячим, и всего спустя секунду после этого — умиротворяющим и тёплым.
Он больше не летел по ночному небу. Не было у него ни доспеха, ни зеркан. Больше не нужно было умирать. В пространстве света напротив себя он увидел удаляющуюся фигуру женщины.
Госпожа повернулась к нему на секунду и склонила голову.
***
Он проснулся словно от прикосновения.
Ему было всё ещё тепло и лучше, намного лучше. Усталость отступила, тело так не садило, раны не чувствовались, крест в его спине потеплел и слился с остальным телом. Хороший знак.
Он извинился про себя и призвал доспех, совсем маленькую его часть, чтобы покрыть глаза и чтобы он прозрел в темноте. Колосс подчинился с трудом, и его температура внутри тут же упала на пару градусов.
Первой Кальдур увидел Розари, она лежала в трёх метрах от него, тяжёло дышала и металась во сне. Её кожа, насколько смог разглядеть Кальдур в оттенках серого, была бледной и покрытой испариной. Он буквально увидел, как жар подымается от её тела и ему это не понравилось. В её дыхании появились хрип и едва слышный надрыв.
После всех их испытаний впору было схватить смертельную лихорадку, не то что простуду. Тело просто не выдержало и сдалось. Но доспех Розари был в порядке и он позаботиться о ней, не даст ей проиграть такую схватку.
Чуть дальше он увидел квадратный проём в полу и полуразрушенные каменные ступени, ведущие вниз. С той стороны доносился голос Дукана, когда Кальдур в первый раз пришёл в себя. Там должны быть и Анижах. Кряхтя он поднялся и пополз туда.
Внизу начинался коридор, границы которого Кальдур не смог разглядеть даже с доспехом, он бесконечно уходил в темноту. Дукан сидел у лестницы, прислонившись к стене, недвижимо, подогнув ноги под себя, то ли думал, то ли спал. Рядом, на клочке тряпки, лежала Анижа.
Она даже не казалось спящей. Что-то в ней изменилось. Она ещё дышала, но внутри уже ничего не было, словно она была и не она, а какой-то бездушный предмет. Кальдур не смог удержать дрожи и рваного выдоха. Ком подкатил к горлу.
Он знал, что не стоит этого делать. Но всё же подполз к ней, тихо, как мышка, чтобы не разбудить Дукана, чтобы он не видел, чтобы не сглазил. Колосс не стал спорить с ним, он был ближе всего к черноте, что охватила душу Кальдура, просто бы не посмел. Обвил его руку как миленький, готовый исполнять любой приказ, даже последний. Кальдур прикоснулся холодным металлом ко лбу Анижи, выдохнул и направил все силы доспеха, чтобы исцелить её. Металл стал жидким перекинулся на её голову, сформировал нечто вроде диадемы, замерцал синим. Крест внутри прогнулся и болезненно затрещал в тишине, загудел, так что Кальдур затрясся и болезненно выдохнул. Сформированная структура начала распадаться, потеряла форму и боязливо отступила ото лба Аниже назад к его руке.
Дукан не шелохнулся, а в Аниже ничего не изменилось. Она так и лежала всё ещё тёплым предметом, а не девушкой, которую он зачем-то притащил в эти горы.
Кальдур больше не мог смотреть.
***
Лихорадка Розари не отступала.
К её жару и испарине добавился неприятный сухой кашель. Кальдур смотрел на неё безразлично — от увидённого внизу его словно выжгло. Не было никакой разницы почему она заболела, ведь весь месяц она ходила по лезвию, чудом было, что её тело сдало только сейчас. Её доспех в порядке, и она зашагает к Вратам самой последней из их четвёрки, если, конечно, возьмёт под контроль свою ярость и перестанет рисковать.
Он не хотел думать об этом. Распухший язык, пересохшее горло и растрескавшиеся до крови губы сделали его раздражительным и полным мыслей, которые ему не нравились. Ему хотелось снова бежать на край мира и спрятаться от всех, чтобы его не трогали и не искали, чтобы о нём не думали и не вспоминали, чтобы он снова стал никем. Человеком, который никому и ничего не должен, и у которого просто нет ничего и никого за душой, и которому не станет больно.