Пекарь-некромант 2 (СИ)

- Неужели?
- Точно.
«Действуй, мэтр».
Женщина шумно выдохнула – с похожим звуком в моей прошлой жизни спускались воздушные шарики. Её глаза закатились. Голова вновь безвольно повисла, уткнувшись подбородком в грудь и распахнув рот. Большое тело обмякло, растекаясь по креслу.
- Уснула?
«Да, как вы и просили, юноша», - сказал профессор Рогов.
- Замечательно.
***
Не стал задерживаться в спальне Мамаши Норы. Свою миссию я выполнил: подарок хозяйке дома вручил. Как от сердца оторвал ценность, которую раньше хранил под запорами в зачарованном сундуке. Рогатый призрак позаботится о том, чтобы госпожа Белецкая не скучала в ближайшие дни. Жаль, не увижу, как именно они станут развлекаться. Хотя примерно всё же представлял программу мероприятий. Наверняка она отчасти повторит ту, в какой участвовал я, заглянув в дом Полушиных родственников.
Я бы с удовольствием поспорил с кем-либо: сколько дней Мамаша выдержит в компании Полушиного предка – до того, как обратится за помощью к жрецам Чистой силы. Сделал бы ставку на три дня. Но мастер Потус отказался участвовать в споре. А спорить с профессором Роговым – всё равно, что с компьютером. Тот, без сомнения, назвал бы не только количество дней, но и часов, даже минут. Не сомневаюсь, что прогноз мэтра оказался бы точным. Спорить с подобным умником – неспортивно.
Жрецы не сумели изгнать привидение из его прежнего обиталища. Не смогут справиться с ним и теперь. Эту мою уверенность разделял и мэтр. Во всяком случае, он назвал вероятность такого исхода равной семидесяти трём процентам. Двадцать семь процентов – такую вероятность профессор выделил на случай, если борцы с нечистью решатся бросить Мамашу Нору в пламя очистительного костра. Такой поворот Мясник признал возможным, но маловероятным. Однако тот меня тоже устраивал.
Но всё же я считал, что дней через пять-семь Белецкая явится ко мне на поклон. Сперва попробует угрожать. А потом мы с ней заключим мировую. Пятьдесят семь процентов вероятности такого исхода я признал вполне нормальным предсказанием. И чтобы его дождаться мне всего лишь нужно за эти дни не погибнуть. Умирать я не собирался: верил в бдительность профессора Рогова. Поэтому почти не сомневался в том, что моя безмолочная диета в скором времени закончится.
Собаки проводили меня до забора. Обновили слой слюны на моей коже, ударами хвостов оставили мне на память с десяток кровоподтёков на ногах. Я в очередной раз порадовался тому, что на придомовой территории госпожи Белецкой обитали только три особи клифских волкодавов. Будь тех побольше, эти громадины непременно бы меня затоптали, причём – из лучших побуждений: желая потереться о моё тело головой, заполучить порцию ласки, при попытке оттеснить от меня своих конкурентов.
Рядом с воротами я остановился – заставил клифов усесться в ряд. Собаки преданно смотрели на меня умными карими глазами (в выпученных глазках Мамаши Норы я видел меньше интеллекта, чем во взгляде этих здоровенных барбосов), подметали хвостами двор. На прощание я потрепал их за ушами, выслушав радостные повизгивания. Увернулся от слюнявых языков. Подумал о том, что похожие на этих псин скульптуры неплохо бы смотрелись у входа в мою пекарню.
Я успел выскочить за ограду до того, как собаки разгадали мою хитрость. Прикрыл калитку. В которую тут же врезались тяжёлые звериные туши – клифы устремились следом за мной, но ограда преградила им путь. Забор вздрогнул, но устоял. Задребезжали запоры на воротах. Задвинуть на калике засов я не мог – привязал её к забору обрывком ткани, специально для этого отрезанным от рубахи бородача. Так створка будет успешнее сопротивляться напору клифов – не приоткроется от ударов: благо она отворялась во двор.
От обиженного лая волкодавов защемило в груди и зазвенело в ушах. Своим бегством я без сомнения ранил нежные собачьи души. Шагая по Красному переулку, я ещё долго слышал жалобные и возмущённые голоса клифов. Барбосы никак не могли поверить в моё предательство. Окликали меня – просили одуматься. Их настойчивые просьбы, должно быть, помутили мне разум: я внезапно задумался о том, не завести ли собаку. Не такую клыкастую лошадь, как клифские волкодавы – поменьше. Или ещё меньше.
 
Из Красного переулка я вышел погружённый в размышления.
Но всё же уловил чьи-то громкие слова.
- Это он! – воскликнул звонкий мужской голос. – Это точно он! Тот самый мастер Карп!
Я повернул голову – взглянул на источник шума.
И подумал: «Да что ж это за день-то такой сегодня?! То одно, то другое! А ведь пока ещё даже не вечер».
  
Глава 30
 
Я узнал того мужчину, что назвал моё новое имя: видел его сегодня дважды. Утром этот узкоплечий стоял в очереди за хлебом. Потом я заметил его под клёном в Лисьем переулке, когда шёл к Белецкой – тогда этот тип с аппетитом наворачивал медовый батон. Очень походило на то, что звонкоголосый неслучайно попался мне на глаза уже в третий раз за день. Какой там за день: за половину дня!
Узкоплечий мужик указывал на меня рукой, но не спешил выходить мне навстречу из-за широких спин своих спутников. Чисто мужская компания пряталась в тени раскидистого дерева (названия которому я не знал), около забора. И, похоже, дожидалась именно меня. Потому что при моём появлении мужчины оживились, с их лиц исчезло выражение скуки.
«Четверо», - отметил я.
Но если узкоплечего я не рассматривал, как угрозу (не впечатлил он меня своими физическими данными), то троица его приятелей выглядела очень даже солидно. Все трое – мускулистые, короткошеие, с гладковыбритыми подбородками (нечасто я видел в этом мире бритых); а ещё с одинаковыми приплюснутыми носами и похожими рыжими волосами – намекавшими на родство мужчин.
Особенно внушали уважение зажатые в их большущих кулачищах палки – дальние родственницы известных мне по прошлой жизни бейсбольных бит. Такими можно было и голову проломить и большие куски теста обработать. Оружие этих мужиков вполне годилось на роль скалки – я живо представил, как Полуша бы раскатывал ним тесто для медовых батонов.
«А хвоста-то за собой и не заметил, - подумал я. – Ведь этот тип наверняка тащился за мной до Красного переулка. И привёл сюда приятелей, пока я беседовал с Мамашей Норой. Пора бы мне обзавестись глазами на затылке. Раз уж ты, мэтр, не следишь за моей безопасностью. Неужели тебе трудно было сказать, что за мной следят?»
«Вашей жизни, юноша, ничто не угрожало».
«Зато теперь ей грозят. Палками».
- Ну вот мы и встретились, Карп, - сказал самый низкорослый из квартета по встрече.
Его голос походил на громкий шёпот. Мужчина словно желал со мной посекретничать. Или простудился. Будто подражая киношному злодею, мужчина похлопал палкой по своей широкой ладони. Признаюсь, выглядел его жест очень грозно. Если бы у меня был с собой пистолет, я бы, не задумываясь, выстрелил в этого крепыша с дубиной – на опережение.
Не стал бы дожидаться, пока он вот так же постучит палочкой по моей хрупкой черепушке. Да и для его спутников это послужило бы хорошим уроком. Я вообразил, как выхватил бы сейчас из-за пояса пистолет. Нет – лучше снял бы с плеча автомат, сделал бы предупредительную очередь поверх рыжих волос. Начертил бы пулевыми отверстиями полосу на заборе.
Вот только огнестрельное оружие в этом мире я пока не изобрёл: всё откладывал это, безусловно, нужное дело на потом. Всё не мог выкроить время на то, чтобы нарисовать для местных кузнецов эскиз автомата Калашникова – благо я прекрасно представлял, как тот автомат выглядел (даже подержал его в руках на военных сборах). Вряд ли бы я заставил автомат стрелять, но отбиться его железным муляжом от гопоты получилось бы не труднее, чем дубиной.
- Это точно он? – спросил другой рыжий крепыш.
Говорил он хриплым баском. Брезгливо кривил при этом тонкие губы.
- Он! – заверил узкоплечий. – Я слышал, как бабы утром называли его по имени! Они все величали этого голопузого мастером Карпом. Я за ним от самой его пекарни шёл! Этот дурак ни разу не оглянулся.