В погоне за женой, или Как укротить попаданку (СИ)
— Вертухай, — растерянно проговорил распорядитель, глядя на меня огромными глазами, — Редистенс Вертухай, — тут же поправился мужчина, а мне стоило усилий не засмеяться.
— Даже песню можем сочинить про Вертухая вашего, как он хорош и как город при нем расцвёл, никто и не поверит в сплетни, — улыбнулась и глянула с опаской на Энкаю, а та стояла в ступоре и только глаза переводила от меня к распорядителю и обратно.
Удивительно было то, что толстяк, недолго думая, достал тугой кашель и протянул его Энкае со словами, что тут остатки обещанного гонорара за выступление. А я поняла, что этот нехороший человек — “редиска”, точнее работник Редистенса, просто хотел скрысятничать.
— Тут вся сумма? — свела брови на переносице, смотря на этого жулика.
— Вы мне не доверяете? — вскинул голову мужик и его брыли опять затряслись.
— Нет, почему, мы вам доверяем, но эта плата только за наше выступление, а за молчание об этом прекрасном представлении, — я повела рукой в сторону зала из которого до сих пор доносился шум и плач, — надо доплатить. Вы ведь понимаете, что молчание — золото и оно стоит дорого, — альфа уже скрестив руки на груди с лёгкой улыбкой смотрела на него, а мужчина озирался по сторонам, окружённый нашей труппой.
Видимо что-то прочитав в наших глазах, он со злобой, цедя что-то нечленораздельное сквозь зубы, вытащил ещё один кошель и оба сунул, не глядя, Энкае, так, что она еле успела их подхватить, резко развернулся и пошёл, но вдруг обернувшись, высказал:
— Если кто-то узнает, вам несдобровать!
— Вы не нас бойтесь, уважаемый, — ответила ему альфа, — вы купили наше молчание, а мы себе не враги.
Мужчина злобно глянул на меня и почти бегом покинул нас. А у меня в голове все ещё звучали слова: “Да кто ж его посадит? Он же каменный”, — не знаю почему именно они, но довольная улыбка расплылась на моем лице.
— Собираемся. Быстро, — Энкая буквально выдохнула распоряжение, бережно прижимая к груди кошельки.
Мы собрались в рекордные сроки и сразу же отправились в путь. Как только мы выехали из города и альфа убедилась, что за нами нет погони, и никто не собирается отнимать честно заработанные деньги, она успокоилась, и всё внимание уделила мне, отослав в другой фургон и Фаркаса, и Саскаса.
Столько лестного и тем более нелестного о себе я никогда не слышала. Здесь была и благодарность за Мрысю, и за новые номера и концертную программу, и тем более за полученное вознаграждение.
Но потом Энкая перешла к разбору моих умственных способностей и от того, что она мне говорила, было грустно и стыдно. Альфа во всем оказалась права, я не могла сдерживать своих чувств при виде мужа и сегодня на представлении это было особенно заметно. Я практически раскрылась перед ним сама и чуть не подставила всю стаю. Если бы муж оказался менее занят своей спутницей, он бы понял кто перед ним. Она не ругалась, но её слова жалили больнее брани.
А когда она перешла к моему наглому вымогательству, я поняла, насколько рисковала и опять же не только собой. Я все время забываю, что нахожусь в другом мире, что тут иные отношения, и о пропаже, пусть и целой стаи, но бродячих артистов никто и не вспомнит. Страх догнал с опозданием, стало тяжело дышать. Радовала только одна мысль, денег хватит на поступление нам с Фаром и ещё останется приличная сумма, по словам волчицы.
Наверное, мне в этом мире был нужен кто-то, чтобы ставить мои мозги, душу, сердце, да и весь остальной ливер на место. Старая волчица не была занудой, раз высказав мне всё, она дала время подумать в тишине обо всем произошедшем со мной с момента попадания. Я и думала, и вспоминала. Оглядываясь назад, поняла какая же я дура и сколько всего уже успела наворотить. Вот действительно, все мы крепки задним умом. Но сделанного назад не воротишь, пора уже брать эмоции под узду и начинать думать головой, а не другими частями тела.
Глава 22
Мария…
Клоуны были в ударе, веселя почтенную публику. Акробаты, жонглеры и гимнасты — выше всяких похвал, музыка, барабаны, песни, свет и иллюзии — создавали волшебство сказки. Все, кто не принимал непосредственного участия сгрудились за ширмой, подглядывая за реакцией зала. А она была великолепная: стояла тишина, когда была нужна, при “смертельных номерах” все смотрели затаив дыхание, а во время работы клоунов, смеялись и не забывали аплодировать.
Только я не могла оторвать глаз от одного гостя. Он сидел со скучающим выражением лица, легко поглаживая ручку спутницы, иногда наклонялся к ней и что-то шептал на ухо. Она то хмурилась, то расцветала улыбкой, то поджимала губы, то краснела. Толстячок, сидящий по другую сторону от неё тоже, не оставлял её без своего внимания.
Я с ненавистью разглядывала эту красотку. И это не ирония, стройная, высокая, худощавая блондинка действительно была прекрасна: белоснежные вьющиеся волосы шикарным водопадом падали на плечи и грудь, высокую, пышную, почти выскакивающую из декольте. Нежная молочная кожа казалась прозрачной. Голубые наивные, как могло показаться с первого взгляда, глаза под черными луками прекрасных бровей смотрели расчётливо, цепко и оценивающе… да, если смотреть в декольте, этого взгляда “наивных” глаз не видно. И губы… нежные, розовые, пухлые губки бантиком. Именно такие, наверное, все мужики мечтают целовать.
Меня дёргали за руку.
— А? — я оторвалась от созерцания парочки Твикс.
— Маш, ты меня слышишь? — мне в глаза заглядывала Энкая. — Я говорю, твой номер. Ты уверена? Может не стоит рисковать? — я споро опустила вуаль и пошла на сцену.
Там уже клоун во всю вереща, признавался в любви сладкоголосой Пери, то есть мне и рыдал, что у него нет цветов, чтобы подарить своей возлюбленной. Надо ли говорить, что этим “влюбленным” был Саскас? Вот ведь паяц, но публике нравилось, и они смеялись. Ну значит и дальше повеселим. Я никогда не понимала выражения “злой и веселый”, сейчас же я ощутила все прелести этого эмоционального состояния на себе. Поэтому выйдя на сцену со злым оскалом на лице, именуемым улыбка, громко объявила:
— А сейчас песня про… Дятла! — я не знаю, что смог Саскас углядеть под вуалью, но его смело со сцены, а музыканты переглянулись в недоумении.
В голове что-то переключилось, как в той песне про “Зайцев”, которую пел Никулин “А нам все равно, косим трын-траву...” Вот и меня несло: страх, что могут узнать, ушёл, а гремучая смесь злости, обиды и разочарования затмевали разум.
Дятел березку полюбил
Глубокой трепетной любовью
Он чуткий сон её хранил
Нёс жемчуга ей к изголовью
Он позабыл, что гордый птиц
Забыл семью свою родную
Летел он из лесных глубин
В надежде робкой поцелуя
Берёза и дятел - сюжет этой песни
Твоя подсказала гитара
Берёза и дятел они, если честно,
Ни пара, ни пара, не пара
Берёза слушала, смеясь
Его наивные признанья
В ней огонёк любви погас
Остались разочарованья
Он понял всё и смог сказать
Ты так прекрасна и невинна
Быть может, будешь вспоминать
Про одинокого дебила
Берёза и дятел они, если честно,
Ни пара, ни пара, не пара…[4]
Злая насмешка звучала в голосе, кураж не отпускал: “весёлый и злой”. Я получала удовольствие подавая песню им обоим. Муж, как ни странно, перестал зевать и удивлённо посматривал на сцену, а вот его спутница кривила губки, не нравилось бревну моё выступление. И тут меня отпустило. Мне перестало нравиться то, что делаю, дурацкая песня и я… кому и что пытающаяся доказать? Стало так противно, будто в грязи извалялась сама.
Наверное, через это нужно было пройти, чтобы понять, по пьяни я могу поглумиться над бывшим, но вот так на трезвую, да в лицо. Да и за что? Судьба же сказала, для него этот брак изначально был по расчёту, это я как дурочка влюбилась. Последние капли злости и боевого настроя схлынули и навалилась усталость и грусть. Наверное, именно поэтому следующей песней стала эта.