Спаси меня (СИ)

— Дочка, думается мне, сам Всевышний послал тебя к нам, — дядя Насух возвел руки к небу, а потом посмотрел на меня добрыми, слегка печальными глазами, — мы ведь не уберегли нашу Несрин, — костяшками пальцев вытирает глаза, которые видно промокли во время моего рассказа, — а теперь должны помочь хотя бы тебе, — касается моей руки и крепко сжимает пальцы, — оставайся с нами и мы сделаем все возможное для тебя, сохраним в секрете твою тайну и сбережем в своем доме.
— Спасибо, — слабо улыбаюсь, с трудом сдерживая новый поток едких слез. Откуда их столько сегодня взялось?
— Пошли, — внезапно прерывает нас Эдже, — тебе нужно отдохнуть, завтра наступит новый день и решение придёт само собой, — она старается улыбнуться, поддержать меня, но в её взгляде я читаю открытое сочувствие и тоску, вызванную болезненной историей, так сильно схожей с историей её сестры. Меня давно никто искренне не жалел, и видел я совсем разучилась достойно принимать эту жалость.
Впервые в голове возникает странная мысль, может и хорошо, что родители погибли и не видят в какую мерзость превратились жизнь их единственной дочери? Отец бы точно не смог пережить и простить себя, а мама… мама просто пошла бы напролом против моего мужа, а потом споткнулась бы об преграду в виде множества связей того человека и уродских несправедливостей, которые в конце концов разбили бы ей сердце. А может вместе мы спрялись бы? Не знаю. В голове крутилось еще очень много чего, включая и сегодняшний визит мужчины с красивыми глазами, напоминающими тлеющие угольки в опасную, жгучую ночь, но усталость и нервозность не дали в полной мере предаться мечтам, воспоминаниям и рассуждениям, отправив во власть Морфея мое вымученное тяжелым днем сознание.
Следующий день встретил меня яркими солнечными лучами, весело пробивающимися сквозь приоткрытые створки легких шторок. Потираю глаза, прогоняя остатки очень сладкого сна, подробности которого, как я не старалась, вспомнить никак не удалось. Начало дня впервые не казалось мне тяжелым и гнетущим, захотелось поскорее встать и начать делать хоть что-то, валяться с лицом великой мученицы ужасно надоело. Правильно, хватит себя жалеть, жизнь продолжается и я в кое то веки не одна, поэтому есть маленький шанс того, что все в итоге будет хорошо. Могу же я позволить себе иногда мечтать, правда же?
После завтрака Эдже и дядя Насух ушли на работу. Оказалось, что отец и дочка работают в одной местной школе, только она там учительница английского, а он помогает в столовой, вроде собирает со столов посуду и моет ее, но это если я правильно поняла. Мужчина для своего возраста слишком много нагружает себя работой, мне жутко хочется им чем-то помочь, а не прозябать в безделье целыми днями, но без нужных документов на работу меня вряд ли возьмут. Хотя кем-то вроде разнорабочего может и примут? Надо будет обдумать это.
Утром Эдже отыскала для меня старый телефон своей сестры, даже сим-карту к нему подобрала и обещала закинуть туда немного денег, все это на случай, если вдруг ей напишет или позвонит моя подруга Кристина, и она сразу же сможет со мной связаться. Я не сопротивлялась, только в очередной раз сердечно поблагодарила, на что в итоге получила шуточный выговор.
Когда все ушли и я осталась одна, на меня снова накатила волна сомнений, которая в скором времени смешалась с бурей страха и новых переживаний. Сидеть и терзать себя ожиданием звонков от Кристины не хотелось, и мне пришло в голову заняться уборкой в доме, раньше это дело помогало успокоиться и прийти в себя. Теперь же уборка казалась не только средством от ненужных мыслей, но и чем-то вроде платой за помощь и гостеприимство, все равно делать мне пока больше нечего. Конечно, лезть в шкафчики и полки с чужими вещами я не планировала, это даже в мыслях звучало ужасно неприлично, но коврики во всем доме все же пропылесосила, а полы тщательно вымыла с моющем средством, еще и цветы полила, а кое-где протерла незначительную пыль. В целом у них в доме и без моей уборки оказалось довольно чисто, видимо Эдже особенно хорошо следит за домом. Уборка пошла мне на пользу и по итогу я стала чувствовать себя значительно лучше. Во время своей домашней работы, мне на глаза попались семейные фотографии, расставленные на тумбочке в гостиной, до этого я их почему-то не замечала, наверное, все из-за моего суматошного состояния. Сейчас же с любопытством рассматривала детские фотографии Эдже и ее сестры, у них оказались очень схожие улыбки, этим они пошли в своего отца, а вот глаза разные, Эдже взглядом напоминала молодого дядю Насуха, а Несрин их маму. На фотографиях держа на руках своих дочек, молодые родители широко смеялись, от одного взгляда на их счастливые лица, я тоже невольно заулыбалась. С грустью вспоминаю, что свои фотографии с родителями я оставила в том доме, теперь даже такая своеобразная встреча с ними мне стала недоступна. Обещаю себе когда-нибудь их забрать, не знаю каким образом, но я обязана это сделать. Не хочу осквернять память родителей, бросив наши снимки в доме того ублюдка.
 
Уборка подняла мое настроение на несколько пунктов выше, и теперь я с интересом, а не с опаской, поглядывала в окно на улицу, где прохожих ласкало теплое майское солнце. Эдже перед уходом сказала, что если мне вдруг захочется прогуляться на улице, то я спокойно могу дойти до хлебной лавки, которая находится прямо за углом их дома и купить к ужину пару лепешек. Она еще настоятельно предупредила, что английского языка тут особо не знают, но язык жестов точно поймут. Я тогда честно отказалась выходить из-за страха быть пойманной, если серьезно, то меня до сих пор преследуют страшные воспоминания тех моментов, когда верные ищейки мужа находили меня где угодно и возвращали обратно к нему.
— Думаешь, ты сможешь сбежать от меня, подлая дрянь? — Глаза мужа сверкают безумием, он больно сжимает мой подбородок и притягивает ближе к себе, — ты принадлежишь только мне, поняла? — Мерзко впивается губами в мои губы и яростно кусает нижнюю губу, оставляя на ней кровавую каплю, он не хочет сделать приятно, он хочет в очередной раз наказать, — не слышу, ты поняла меня? Давай, грязная сучка, скажи мне это!!!
— Да… — комкаю слова, прожевывая их вместе со слезами, — я… принадлежу тебе… — голос жалобно стихает.
Он победно ухмыляется, словно совершил великий подвиг и приручил к своим рукам дикое животное, которое теперь обязано смотреть в его открытый рот с безграничной благодарностью. Он безумен, даже не видит мое состояние и настоящее отношение к нему. Он оглядывает мое лицо беглым взглядом, решая про себя что-то очень важное, а затем сильно хватает за высокий хвост и резко оттягивает голову назад, еще секунду разглядывает своим горящим сумасшествием взглядом, а потом начинает жадно целовать губы, скулы, спускается ниже к шее, оставляет там болезненный поцелуй, от которого потом наверняка останется еще один фиолетовый след и мне снова придется его замазывать несколькими слоями тональника, выжигает жалящую кислотой влажную дорожку от ключиц к ложбинке между грудей. От страха и отвращения я непроизвольно дергаюсь в его руках и его этот жест распыляет еще больше, он начинает действовать напористее, сильнее. Хочу вырваться, но не могу позволить себе даже пошевелиться в его руках. Боюсь, цепенею, в который раз рассчитываю на быстрый и легкий исход наказания, хотя мне доподлинно известно, чем же в итоге все закончится. Отвращение и страх те немногие чувства, которые испытываю в этот жуткий момент, то единственное, что врезается в память намного отчетливее тех мерзостей, которые он проделывает со мной дальше, раз за разом, снова и снова, пока от меня не остаётся ничего слабо напоминающего живой женщины.
Выныриваю из болота тягучих воспоминаний в тот самый момент, когда молодой мужчина в хлебной лавке повышает голос, видимо устав обращаться ко мне с вопросом, на который несколько раз получал жесткий игнор. Нервно машу головой, развожу руками в стороны и, тем самым, предупреждаю, что на его языке я ничего не понимаю. Ну и влипла ты опять! Он пожимает плечами и переводит все свое внимание на других покупателей, которые теперь бросают в мою сторону меткие изучающие взгляды. Еще бы, я тут буквально белая ворона и, если честно, не могу винить этих людей за то, что им до жути интересно, откуда эта самая ворона взялась в их районе. Сознательно пропускаю всех покупателей, делая вид внимательного изучения небольшого ассортимента, и когда мы с продавцом наконец-то остаемся один на один, решаюсь попробовать купить лепешки еще раз. Киваю в сторону нужного товара и, о боже! он меня понимает, на радостях я даже с первого раза удачно расплачиваюсь за свою покупку. Считаю это моей маленькой победой, окрасившей мой скучный день в красивые краски.