После измены (СИ)
Фёдор Арсеньевич прихватывает штанины, вальяжно дергая ткань вверх, и присаживается, медленно закидывая ногу на ногу. Кладет локоть на стол. Он вот вообще не вписывается в окружающую обстановку! Даже мой бывший смотрелся здесь намного более к месту.
— Здравствуйте, — чуть прихрамывая, шагает к нам мама. — Ой, а мы не ждали гостей.
Мужчина здоровается чуть отстранённо и уверяет, что заехал всего на пятнадцать минут «поговорить с вашей дочерью».
Да уж. Между мамой и несостоявшимся свекром разительный контраст. Он подтянут, одет с иголочки, на лице легкая небритость и уверенность, слабый запах терпкого парфюма проникает в легкие. Аромат приятный, но мне от него тошно.
И мама с уставшим взглядом, лишним весом, больными ногами и желанием угодить.
Я надеюсь, он не произнесёт вслух все то, что читается в его взгляде?! Это как минимум неприлично!
— Мамуль, ты извини. Фёдор Арсеньевич заехал всего на несколько минут. Ты не могла бы оставить нас наедине?
Я вижу, что маме некомфортно, и она, облегченно кивнув, тут же направляется в свою комнату.
А я ловлю краем глаза раскованное движение крепкой кисти, и на стол тут же опускаются ключи. От злополучного мерседеса.
— Я вернула Сергею этот подарок. Мне так будет комфортнее, — и да, я действительно теперь воспринимаю «свою» машину именно так. Хочется поскорее отделаться, а то мало ли что…
Пожимаю плечами, понимая, что мужчина проигнорировал предложение чая или кофе. Ну и ладно. Мне же потом посуды меньше мыть. Мы здесь по старинке… руками моем…
— Даша. Ты очень неглупая девушка, — проницательный взгляд проникает в душу. — И прекрасно понимаешь, что мой сын на такие подарки сам не зарабатывает.
Смотрю на него во все глаза.
Молчание длится около минуты. Напряжение витает в воздухе и грозит обрушиться на меня. Я глупо разглядываю высеченное из камня лицо: высокий лоб, хищный взгляд, прямой нос, узкие губы, острый подбородок.
— Я лично для тебя выбирал эту машину. Возвращать ее не нужно. Ты никому ничего не должна, — бровь его на секунду убедительно взлетает вверх, бросая вызов.
А я каким-то чудом считала, что выбрала ее сама. А сейчас понимаю: меня Сергей убедил выбрать этот вариант.
— Она мне не нужна, — потрясенно возражаю. И на всякий случай опираюсь бедрами о столешницу.
— Решать тебе. Хочешь, — слегка оттопыривает нижнюю губу, показательно демонстрируя, что его такой вариант не устроит, — продай.
— Заберите, пожалуйста, — отвожу взгляд. Разумеется, мне нравится эта машина и она мне нужна! Очень! Но я буду чувствовать себя обязанной, как и сказала, поэтому лучше я чуть позже куплю себе что-то попроще. Сама. А эту Сергей пусть бывшей своей передарит.
— Даша. Я хочу, чтобы ты ездила на нормальной, безопасной, новой машине. Обслуженной по первому разряду. У официального дилера.
Челюсть моя с грохотом обрушивается на пол. Или мне это все лишь показалось?
Что он говорит? Слова как выстрел. И у меня закончились возражения. Я боюсь искать смысл этой фразы. Но… отец Сергея подсказывает сам:
— Знаешь почему?
Дыхание учащается, кровь лупит в виски.
Молчу в ответ, мне нечего сказать. Я вдруг начинаю чувствовать себя неуютно в чёрном шелковом домашнем костюмчике: хоть длина широких штанов упирается в пол и не даёт простора фантазии, топ все же открывает и плечи, и руки. Мне даже в голову не пришло переодеться! Или накинуть на себя что-то. А теперь я чувствую себя раздетой.
— Выслушай меня, Даша. Ты правильная, серьёзная, эффектная девушка. Строптивая, — добавляет, понижая голос, слегка откашливается, а у меня внутри все обмирает. Нет-нет. Я не готова слышать то, что он собирается произнести! — Серёжка у меня нормальный парень. Перспективный. Но он мелкий ещё совсем. Зелёный. Ему попроще немного девчонка нужна. А такую женщину, как ты… Он же не потянет, Даш, — медленно наставительно мотает головой, а я впиваюсь пальцами в выступ столешницы за спиной. В душе одно желание — забиться в угол подальше да потемнее. И обмотаться плюшевым уютным халатом! — Тебе постарше мужчина нужен. Тебе самой так комфортнее будет. И чувствовать себя будешь защищеннее, лучше, ярче, раскованней...
Последнее слово громким эхом отдается в голове.
— Фёдор Арсеньевич… вы… вы… не совсем…
— Всегда отдаю отчёт тому, что говорю, — его взгляд жадно пробегается по моим плечам, ползёт ниже, слегка задерживаясь на крае шелка. А затем меняет направление и прилипает к губам. А я ещё и после душа, под топом ничего нет… — я тебя когда в первый раз увидел, хотел оболтусу своему затрещину зарядить, чтоб имя твоё из памяти его вышибить.
— Зачем вы это говорите… — потрясенно шевелю побелевшими губами. — Не надо…
— Даже думал какой-нибудь косяк с его стороны подстроить, чтобы вы разошлись. Но мне и мараться не пришлось. Он сам накосячил. А я думал, что остыну со временем. Но каждый раз, как он тебя в дом ко мне приводил, — мужчина поднимается и резко делает шаг в моем направлении, встает вплотную. Боже! — Я каждый раз мысленно себя на его место ставил.
— Прекратите! — пытаюсь выдернуть руку из его ладони, потому что он уже настойчиво пленит мои пальцы.
Горячее прикосновение… меня прошибает озноб от этого, я совсем растерялась. Это выше моего понимания. Хуже всего, что можно ожидать.
— Дашенька, — ещё сильнее понижает голос, налегает на меня, а я не могу вырваться, не могу закричать, ведь мама за стенкой, — ты роскошная женщина. Тебя сопля зелёная возле себя не удержит. Я тебе предлагаю честные отношения. Соглашайся.
— Вы женаты, — шепчу ему в губы. Он склонился надо мной, вцепился, как паук, и не позволяет даже отвернуться, не то что дёрнуться! Даже вздохнуть! Что происходит, я не осознаю. Это кошмар какой-то! Ему же лет сорок пять минимум, а то и шестой десяток! И седина опутала голову!
— Ну, жена — это статус, привычка, должность, — перечисляет будничным тоном. — Там больше ничего не осталось: одно название и штамп. А я для души хочу, Даш, — обводит костяшкой пальца овал моего лица, я лишь трясусь вся от его напора. И сделать ничего не могу. — Понимаешь?
— У нас с вами разница в двадцать лет. Если не больше. О чем вы вообще говорите?!
Громкий потрясённый шепот нисколько не сбивает отца Сергея с мысли.
— Я говорю о нас, Даша. О том, что мы будем вместе проводить время, а ты будешь звать меня по имени. И всегда на «ты».
— Я за вашего сына замуж собиралась, жила с ним, постель делила, — осторожно шепчу, чтобы мама ни в коем случае не услышала. — Вы забыли?..
— Не говори мне об этом, — роняет с угрозой, непримиримо, проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Тебе со мной лучше будет.
Его рука безбожно скользит по тёплому шёлку, парализуя, съезжая вниз. Не успеваю даже дернуться. Пальцы его грубо сжимаются, а тяжелый мужской вдох с присвистом сигнализирует о том, что ещё немного, и ситуация полностью выйдет из-под контроля. Не получается ни отбиться, ни оттолкнуть его. Тяжелая ладонь опускается на затылок, неумолимо притягивая, а жесткие губы накрывают мой рот. Подбородком чувствую боль. Неожиданный тихий стон, как крик о беспомощности, срывается с губ, но Фёдор Арсеньевич понимает это по-своему. Его язык уже неумолимо хозяйничает внутри моего рта, оставляя после себя горечь и ощущение нечистоплотности.
Не чувствую, как ладони касаются приятной дорогой ткани на его груди, не чувствую, как с силой начинаю его отталкивать, не осознаю, что пытаюсь его укусить и вырваться из паутинных объятий. Ничего не осознаю… просто тело на автопилоте действует интуитивно. Это была защитная реакция, когда я с трудом прервала поцелуй, а звонкий звук пощёчины сотряс стены.
Мы оба замираем. Я со страхом. Он угрожающе.
Вновь пленит мои запястья.
— Отпустите, пожалуйста! — почти кричу еле слышно: так, чтобы маму не напугать, не нужно ей знать.
— Больше так никогда не делай, — пугающе-мягко шепчет на ухо, а от его обжигающего дыхания начинает колотить. — Я стерплю один-единственный раз.