В тени Рюджина (СИ)

— Обязательно так поступлю, если он об этом попросит, — кивнув, согласилась Микото.
— Вспомни себя в прошлом, — устало покачав головой, посоветовал Харуно. — Амбиции и желание силы, тщеславие и чужая зависть связали нам языки. Напомни, смогла ли ты сказать «нет» Орочимару? Будь умнее.
— Да прекрати ты мне читать нотации, — поморщилась Микото. — Ну, пришлось нам пострадать, а что в итоге? Посмотри на себя, Кизаши Харуно. Кем бы ты стал, не будь ты учеником Орочимару? Вечным генином. А сейчас один из лучших ирьенинов Конохи, джонин, глядишь, повезет если, и Хокаге станешь.
— О, да! Уж не знаю, стоили ли мои мучения того, чтобы променять тихую и спокойную жизнь на то, что я имею сейчас, — язвительно ответил Учиха Кизаши. — Но я ладно, а ты? Мать-одиночка. Сильно ли тебе помогли в жизни наставления Орочимару?
— Будь я поумнее, помогли бы больше, — на удивление спокойно ответила Микото, подхватив венок со стола и снова надев его на голову. — И, если думать головой, а не седалищем, как ты сказал, то и отца Итачи можно понять. Мне бы, может, и хотелось быть рядом с ним, но он задал себе слишком высокую планку и все лезет к ней. Но чем выше лезть, тем больнее падать. Одна ошибка — и его сметут все пять держав. Может, сам он и выживет, но я с Итачи лучше пережду этот период в Конохе.
Посмотрев на довольно ухмыляющуюся женщину, Кизаши удручено покачал головой и начал неторопливо собирать камни с доски для го. Игра сегодня явно не задалась, Микото и раньше была ненормальной, а теперь и вовсе головой тронулась. Ей сейчас не в го играть надо, а, наоборот, мозги расслабить. Может, все из-за рождения ребенка. Если так, то очень не хотелось бы, чтобы собственная избранница Харуно так же головой повредилась в будущем.
— Знаешь, — складывая камни, начал говорить проникновенную речь Кизаши, — я б посоветовал тебе…
Но ничего посоветовать Харуно не успел, потому что в дом ввалился Охеми. Именно ввалился, потому что ноги его уже не держали. После пережитых им тренировок с утяжелителями он наверняка повредил не только мышцы, но и суставы, если не кости. Потому, дыша, как загнанный конь, мальчишка просто вполз в теплое помещение, дрожа всем телом.
Бросив так до конца и не собранные камни, Кизаши подскочил с места, торопясь на помощь Охеми. Мальчишка для своего возраста был крепким, за три месяца, как его начала натаскивать Микото и подкармливать Нами, он успел здорово прибавить в весе, но все же оставался ребенком — затащить его в комнату для Харуно было делом пары секунд.
Уже укладывая парнишку на татами, Кизаши по привычке провел его диагностику с помощью ирьениндзюцу и невольно поморщился. Микото все-таки зверь. Охеми она загоняла до того, что у него не только мышцы и связки рвались, от напряжения его сухожилия отрывались с мест прикрепления к скелету, вырывая кусочки костей. Такое Харуно видеть приходилось редко.
— Да не напрягайся ты так, — тем временем спокойно посоветовала Микото. — У него еще хватает чакры, чтобы исцелиться.
На самом деле, это Кизаши и так прекрасно видел. Повреждения на теле мальчишки уже исчезали, за считанные секунды рассасывались кровоподтеки и срастались разорванные ткани. Чудовищная регенерация! Тут только учитель и Цунаде могли бы этого шкета переплюнуть. Вот только Охеми не было еще и десяти.
— Всякий раз, когда вижу это, удивляюсь, — заинтересованно изучая процесс восстановления, произнес Кизаши. — Сила Хаширамы в каком-то никому неизвестном мальчишке.
— Что в этом удивительного? — пренебрежительно спросила Микото. — Даже кеккей генкай Хьюга появляется вне деревни, а Сенджу никогда не старались сохранить свои родовые способности в рамках клана с тем же рвением, что и белоглазые.
— У Сенджу Мокутон появлялся настолько редко, что стараться ограничить его распространение было бесполезно — он сам по себе не распространялся.
— Значит, мальчишке повезло, что у него была красивая бабка и что от неизвестного деда ему передались нужные гены. И я бы не сказала, что он владеет Стихией Дерева. Скорее «Стихией Травы». Ничего лучше цветов или арбуза он вырастить не может.
 
Неодобрительно покосившись на Микото, Кизаши снова обратил внимание на венок на ее голове. Живые цветы аконита в преддверии осени достать проблематично. Цветочные магазины ядовитыми растениями не промышляют, оружейные продают только готовые концентраты, а в Лесу смерти в это время уже все отцвело.
— Ни один другой шиноби в Конохе не может вырастить даже травинку, — заметил Кизаши, отвернувшись от Учиха и помогая ошалело глядящему по сторонам Охеми сесть.
Судя по хриплому дыханию, парню сейчас не помешает промочить горло. Чай в чашке Кизаши как раз успел остыть, так что, не долго думая, он ее отдал Охеми. Мальчишка до сих пор не мог отдышаться, но к чашке с питьем присосался, едва не захлебнувшись.
— Ну как, жив? — поинтересовался у парнишки Кизаши, когда Охеми оторвался от чая.
— Да… вроде, — с трудом ответил мальчик. — Кизаши-сан? А вы тут чего делаете-то?
— За тобой пришел, шкет, — возвращаясь за стол к Микото, ответил Харуно. — Переоденься или обсохни, нас с тобой Цунаде ждет.
— Цунаде?! — удивленно воскликнул Охеми. — О! А чего это? Это из-за моей регенерации, да?
— И из-за нее тоже. Собирайся давай. Цунаде сейчас нервная, может тебя похлеще Микото оттренировать.
Немного задумавшись, Охеми вяло заворочался на полу, пытаясь подняться на ноги, и выдал:
— Не, я сейчас… Не надо меня оттренировывать.
Еле встав, мальчишка пошатываясь направился в прихожую, чтобы сменить промокший от пота костюм на нормальную одежду.
— Я же говорила, что все нормально с ним, — гордо заявила Микото, когда мальчишка скрылся за углом. — Ни слезинки, ни стонов — сжал зубы и идет вперед.
— Иногда выжать из себя пару капелек влаги полезно не только в туалете, — фыркнув, заявил в ответ Кизаши. — Сама попробуй, если еще получается.
— Да иди-ка ты… — возмущенно начала было говорить Микото, но заворочавшийся в ее руках малыш остановил готовые сорваться с уст слова, поэтому она только коротко посоветовала: — К Цунаде иди!
— Да-да, пора уже, — довольный тем, что собеседница не смогла ему достойно ответить, сказал Харуно, поднимаясь. — Мир этому дому, пойду к другому.
Правда прежде, чем уйти, Кизаши пришлось все-таки еще подождать, пока переоденется Охеми, поэтому дом покинул он только через минуту, напоследок еще раз обменявшись привычными колкостями с Микото и получив от нее на дорогу пару горячих тайяки.
— Ты вообще как, способен сейчас хоть на что-то, кроме как сладости уминать? — поинтересовался Харуно у торопливо поглощающего тоже перепавшее ему от Микото печенье в виде рыбок Охеми.
Быстро прожевав тесто и слизав с губ сладкую бобовую пасту, мальчишка с любопытством посмотрел на Кизаши.
— А чего делать-то надо? — спросил он и, подумав, добавил: — И что мне за это будет?
— Ну, ты, шкет, даешь! — посмеиваясь, восхитился пронырливостью парня Кизаши. — Да я не знаю, что именно от тебя Цунаде надо будет. Наверное, расспросить тебя о предках хочет.
— Понятно. Ну, я расскажу, что знаю, — согласился Охеми, словно Цунаде могло интересовать его желание или не желание говорить о родне. — Только я ничего странного и не знаю о них. Не было шиноби у меня в роду. Или мне про них не говорили.
Да, уж навряд ли его бабушка горела желанием признаваться в измене. Или трубить на каждом шагу о насилии над собой, что тоже не исключено. Но, может, что-то о возможном источнике своих способностей Охеми все-таки может поведать, сам того не подозревая.
— А что, мой этот… Ну, геном, да? Он такой важный? — умяв уже второй тайяки, поинтересовался Охеми, не сводя при этом взгляда с рыбок в руках Кизаши.
— Кеккей генкай, — поправил мальчишку Харуно, поделившись с ним печеньем. — Да, Мокутон важен. Слышал про Первого Хокаге?
— В Академии рассказывали, — кивнул Охеми. — Великий шиноби, Стихия Дерева, победил всех биджу, основал деревню, пропал без вести.