Мстительные духи (ЛП)
Статус Ночной Песни как лучшего воина Ипии был разбит. Благосклонность императора и его двора пропала, как туман на солнце. Изуми была кузиной императора, и император обвинил Ночную Песнь в ее смерти, заявив, что ему должно было хватить сил остановить это. А Ночная Песнь винил себя, хотя это Тошинака поджег дом. Ночная Песнь согласился с императором. Если бы он понимал ненависть Тошинаки лучше, может, он помешал бы этому. Он не мог понять, что злая воля Тошинаки родилась из зависти, а не от ошибок, совершенных Ночной Песнью.
Годами Ночная Песнь был в депрессии. Он не давал клятвы, забыл о тех, что уже дал. Шинтеи отреклись от него, его имя стало притчей для всех, кто почивал на лаврах. Орден не хотел, чтобы кто-то шел по его стопам. Он бродил по тавернам Ипии, выпивал. Когда-то он был героем, не мог пройти по улице, не привлекая внимания. Люди сбегались к нему, просили заметить их, верили, что его появление было удачей. Его слава была неслыханной, никто не мог ее затмить до появления Векового Клинка через сто лет. Но все это пропало. Почти никто не узнавал его, а тот, кто узнавал, отводил взгляд, не хотел навлечь неудачу на себя. Ночная Песнь продал все дорогое. Его украшения, обувь, трубку. Он даже продал меч, что было позором, ведь для шинтея не было ничего ценнее его меча. У него ничего не осталось, он мог идти лишь в могилу.
В один день шанс представился. Он забрел в таверну, потребовал выпить, но понял, что у него была только его одежда, и даже она была грязными лохмотьями, какие даже нищие не взяли бы. Хозяин таверны предложил ему шанс избавиться от долга. В деревне был призрак, существо захватило несколько разрушенных зданий, которые сожгла молния пару месяцев назад. Несколько жителей деревни умерли. Теперь работники не могли подойти и очистить руины. Каждый раз, когда они пытались, призрак появлялся с криками и сажей. Один работник уже пропал в руинах, призрак утащил его. Конечно, Ночная Песнь знал, что не мог выстоять против ёкая, но ему было все равно. Часть него надеялась, что дух оборвет его мучения. Он хотел покоя. Отдыха. Конца страданий.
Он вошел в руины, стал искать призрака. И вскоре нашел. Дух поднялся из обломков в облаке пепла и дыма. Искаженное существо из дыма кипело, как смола, лица появились в массе дыма, они кричали, менялись. Вой обещал боль и смерть, и Ночная Песнь ступил в его фатальные объятия. Но ёкай отпрянул от него, и в тот миг Ночная Песнь узнал призрака, узнал лицо, которое глядело на него. Это была Изуми, его жена. Ее черты стали бесформенным монстром, были из дыма, но это была она.
Ночная Песнь рухнул на колени среди холодного пепла. Его поражение было полным. Его жена была мертва, стала мстительным духом, жаждущим смерти других. В тот миг полного поражения и боли Ночная Песнь нашел новую цель. Не месть за все, что у него отнял Тошинака. Не искупление его грехов. Не восстановление того, что он утратил. Новой целью было спасти его жену от вечных мучений. Ёкай убежал от него. Может, это были последние капли человечности в ней.
Ночная Песнь покинул деревню с новой решимостью. Он найдет легендарного оммедзи, выучит их техники, ведь лишь они умели упокоить ёкая. А потом он найдет жену еще раз, подарит ей покой, который у нее жестоко отнял Тошинака.
Но пути оммедзи…
* * *
— Хватит, — рявкнул Харуто, голова все еще была в ладонях.
Гуан умолк. Жаль, он дошел до хорошей части, но он понимал, почему Харуто не хотел, чтобы это слышали.
— Мне жаль, — сказала Янмей. Она сжала запястье Харуто. Небольшой контакт, но это вызвало у него улыбку, хоть и печальную. — Мы живем в мире, где люди передают свою боль другим. Так не должно быть.
Кинжал перед Гуаном разбился, усыпав его стеклом. Он отскочил от осколков, но они растаяли. Кира захихикала и радостно захлопала в ладоши. А потом взглянула на Харуто, и ее улыбка пропала.
— Прости.
Харуто покачал головой.
— Нет. Двести лет горя не должны быть важнее радости мгновения. Молодец… наверное?
Кира закивала. Гуан подозревал, что Пятый Мудрец под Небесами не знал, как был прав насчет девочки. Когда она сосредотачивалась, она поразительно быстро развивалась. Но если она хотела совладать с ци и техниками, она была лишь в начале, хотя начало было многообещающим.
— Теперь создай три кинжала, — сказал Гуан. Она тряхнула запястьями и дала ему кинжалы. Он взял их с улыбкой.
— Ты держишь оружие, Гуан? — спросил Харуто.
Гуан бросил кинжалы на стол.
— Капуста! — сердце колотилось, он вытащил из сумки первую клятву, развернул свиток, проверяя, был ли он еще целым. Он все еще был подписан кровью и ци, создан в присутствии божества. Гуан свернул свиток, прижал его к груди, а потом убрал в сумку. Он коснулся стеклянного кинжала дрожащим пальцем. — Разве это не странно? — ему не нравилась идея касаться их. Это ощущалось как жульничание в клятве.
Он подвинул пальцем три кинжала в ряд на столе, указал на средний.
— Этот. Разбей его, но оставь два других целыми.
Кира фыркнула.
— Легко, — она смотрела на средний кинжал, но все три разбились, осыпав Гуана стеклом, которое растаяло, не попав по нему.
— Еще три кинжала, попробуй снова, — сказал Гуан. Кира создала еще три кинжала, попыталась дать ему. Он смотрел на них, как на шипящих змей, а потом указал ей опустить их на стол. Он не знал, почему смог коснуться оружия, но он не хотел. Его опасения были глубже клятв. Они представляли его верность. Он выбрал не держать оружие снова, потому что он решил стать лучше. — В этот раз только левый, — он посмотрел на Харуто. — Ты уверен, что это была она? Изуми?
Харуто взглянул на него краем глаза и кивнул.
— Я помню свою жену, Гуан.
— Прошла пара сотен лет, старик.
— Это была она, — Харуто вздохнул, опустил голову на ладони. — Может, она не узнала меня.
— Или узнала? — сказал Гуан.
Харуто думал об этом миг, а потом печально кивнул.
Они молчали пару минут, только Кира напевала под нос.
— Она сказала мне найти ее в имперском городе, если я хочу остановить онрё, — сказал Харуто.
— Пха! — буркнул Гуан. — Это ловушка.
— Ага, — сказал Харуто, посмотрел на него.
— Ты пойдешь в нее, да?
— Ага.
— Глупая идея, как по мне.
Харуто пожал плечами.
— Это Изуми. Мне нужно идти. Я должен… — он сделал паузу на миг. — Ты не оставил бы Тяна, как бездумного духа, которому осталась только месть.
— Она не бездумный дух, — сказала Кира, глядя на кинжалы, сосредоточенно хмурясь. — Ты сказал, что она теперь онрё, — она взглянула на Харуто. — У нее есть разум.
— Я не это имел в виду, — сказал Харуто.
— Тогда не нужно было так это говорить.
Они погрузились в неловкую тишину, и Гуан налил еще чаю.
Харуто, наконец, сказал:
— Я пойду. Ловушка или нет. Онрё нужно остановить, пока они не освободили Орочи. Это лучший шанс их найти. Может, я смогу поговорить с ней и убедить ее сдаться. Или… — он сделал паузу и посмотрел на них, покачал головой. — Это Изуми. Я должен попытаться.
— Ладно, — Гуан заставил себя звучать бодро. — Тогда в Императорский город Кодачи. Туда две недели пути? Постараемся там не лезть в политику. Слышал, императрица не самая приветливая.
Все три кинжала разбились, осколки рассыпались по столу и растаяли.
— Капуста! — возмутилась Кира.