Андреевский флаг (СИ)

— А ты что делать можешь, Павел Минаевич? Удивительно ты похож на «пращура» своего, по виду словно братья!
— Так казацкая кровь не водица, государь, — отозвался старый атаман, — а свою родню признавать надо!
Протез и как его можно скрыть от внимательных взглядов.
  
Глава 17
 
— Сделать я смогу очень многое, Петр Алексеевич, и это не просто пустые слова. Но мне нужно знать, что именно и для чего будет предназначено. А если для забав каких, или «чудес», то это не ко мне, для развлечений скоморохи есть, или бабы с водкой.
Павел пристально посмотрел на царя — он его именовал по имени-отчеству, не называя государем. Ведь ему-то он не присягал, так что чисто юридически он ему не подданный. Да и с самого начала нужно обозначить, что прыгать на одной ножке перед монархом он не будет. И, видимо, Петр понял этот своеобразный вызов, так как пристально посмотрел ему в глаза, и усмехнулся. Затем негромко произнес:
— Хочешь выведать мои планы?
— Нет, Петр Алексеевич, хочу знать точно, что мне нужно сделать для армии. Представь, что ты поведешь армию на север зимой, а скорнякам не скажешь, сколько меховой одежды хочешь получить? Так и тут — самое важное это знать, что требуется для войска в первую очередь, и как это изготовить, ведь ресурсов и денег всегда не хватает, и следует ставить приоритетные задачи, которые нужно выполнить в полном объеме.
— Хорошо, а что сам сказать можешь о том положении, в котором я очутился по твоей милости, Павел Минаевич?
Петр так взглянул на «попаданца», что тому стало не по себе. Царь одним ходом отыграл позицию, сделав его «виноватым». Но ответ сам пришел на язык, и он его тут же озвучил:
— Неужели ты думаешь, что человеку вот так просто затащить в прошлое целую эскадру с пятью тысячами христиан. Да ни одному бесу это не под силам, даже самому главному из них!
Павел вытащил нательный крестик и поцеловал, мысленно радуясь, что не отдал его для обряжения убитого фрязина. Довод подействовал, все дружно перекрестились — позиция была отыграна. Но следовало закрепить положение, и он продолжил говорить дальше:
— Ты хотел вести эскадру на Керчь, дабы османы убоялись ее и пропустили «Крепость» до Константинополя. Твоя задумка удалась — Памбург довел корабль до Царьграда, а дьяк Украинцев заключил с визирем мир. Потом, правда, через двенадцать лет, весь азовский флот, с немалыми трудами построенный, придется разобрать после злосчастного для тебя Прутского похода, когда твою армию окружит огромная турецкая, и порох будет на исходе, и вода дурная начнет косить солдат болезнями. Так что придется отдать Азов, срыть Таганрог и поднепровские крепости, включая возведенный Каменный Затон. Но к чему говорить о будущем, которого никогда уже не случится — твоя армия здесь, пусть и в малой численности, и флот весь, нет только державы, городов и народа. «Божий промысел» это, Петр Алексеевич, испытание, посланное тебе и мне!
От последних слов царь явственно вздрогнул, и Павел это заметил. Но не знал, почему так случилось, однако понимал, что слова сказаны вовремя и были Петром Алексеевичем не только услышаны, но и приняты. И теперь нужно было начинать главную «игру».
— Я окончил институт, долго и много работал на металлургическом заводе. Знаю, как делать многие вещи — ибо основа для промышленного развития любого государства есть железо, и чем его больше, тем лучше. Механику очень люблю, сам понимать должен, как она важна — ибо вещи получаются удивительные и очень полезные. В военном деле хорошо разбираюсь, инженер и минер, имею чин капитана гвардии, воевал, несколько раз был ранен и потерял ногу. Вот мои бумаги, Петр Алексеевич, можешь сам убедиться в том, что я говорю тебе правду.
Он положил на стол удостоверение в зеленой обложке, достал и гвардейский знак, который носил постоянно с собой. Другие награды держал дома в коробке. Царь взял книжицу, и очень внимательно, дотошно изучил ее, через плечо заглядывал Меншиков, а рядом присел Ромодановский. С удивлением сравнили фотографию с ним самим — было видно, что они потрясены сходством снимка с живым человеком.
 
— Это ведь не художник, господин капитан? Так парсуну не рисуют — это просто невозможно!
— Фотография, государь, устройство такое. К сожалению, у меня его нет. Знал бы, что в это время попаду, всю лодку бы забил нужным и полезным. Но чего нет, того нет!
Петр кивнул, тыкнул пальцем в фотографию, и Меншиков тут же вышел. Вернулся почти сразу со свернутым камуфляжем и тельняшкой. Петр тут же взял куртку, удовлетворенно хмыкнул, разглядывая дырочки на погонных «хлястиках».
— Ты почему снял звездочки? На этом, как его «фото» они есть, а на кафтанце нет. И что они обозначают?
— Я инвалид, и службе не подлежу — запись соответствующая есть. А четыре звездочки обозначают чин капитана. А если их меньше — от старшего до младшего лейтенанта. То есть в армии поручика, подпоручика и прапорщика, — Павел вспомнил ранжир царской армии до революции, приводя Петру им же введенные в «табель о рангах» чины.
— Понятно, — кивнул монарх, — а что это у тебя на столе?
— Знак гвардии, Петр Алексеевич, он записан. Дает преимущество перед армией сразу на два чина, — ложь далась легко, да и не была она враньем по большому счету — такой порядок царь у себя в войсках и введет. В том, что придется принять условия монарха, у самого Павла не было сомнений, вот только «стартовую площадку» нужно занять самую наилучшую. А потому он протянул гвардейский знак, который все трое принялись дотошно рассматривать, взвешивая на ладони и удивляясь легкости металла.
— Петр Алексеевич, как государь, пусть даже потерявший державу не по своей воле, — от слов Павла молодой царь содрогнулся как от удара хлыстом, глаза недобро сузились и потемнели, желваки заходили на скулах. Но Павел сделал вид, что ничего не заметил, и негромко продолжил говорить, понимая, что находится в шаге от пропасти.
— Ты прекрасно понимаешь, что царю престол необходим. А у тебя есть все, чтобы его занять. Больше половины твоих людей «потешные», что преданы тебе всей душой. И я не читал, чтобы кто-то из них тебя предал. Они воины, что прошли, вернее, еще пройдут с тобой множество сражений. Этого вполне достаточно. Таких людей надо беречь, гибель их недопустима. Пусть лучше погибают враги, которых можно убить из фузеи с расстояния, что кажется сейчас просто невероятным, — Павел сделал паузу, посмотрел на Петра — царь слушал его крайне заинтересованно.
— Как государь, ты прекрасно знаешь, что есть первоочередные задачи, которые необходимо выполнить. Но одни из них потребуют времени и больших расходов, другие можно сделать за две недели упорного труда, и без издержек для казны. Я знаю, как сделать для фузей особые дальнобойные пули, что на пятьсот шагов будут стрелять также точно, как сейчас на сотне. И если ты мне поможешь, то мы можем приняться за работу сейчас же. Только скажу сразу — необходимы помощники, кузница с кузнецами, свинец. Но для начала мне нужны ружья, штук двадцать, любых, что у твоих «потешных» в руках. Ну как, герр Питер — будешь моим подмастерьем?!
— Еще бы, можешь меня палкой лупить, если без прилежания работать буду! Алексашка — бегом! Что делать, господин мастер?
— Объясняю, как с инструментом работать. Пока начнем сортировку — ты измеряешь калибр фузеи, я пишу на прикладе цифру фломастером, — Павел достал штангенциркуль, в который Петр буквально впился глазами. Еще бы — деревянный инструмент сейчас есть похожий, но именно похожий — точные измерения им делать сложно, да еще «верньера» нет, тот только через сто лет, вернее триста с лишним, если от нынешней ситуации считать, появится. И продолжил выкладывать инструменты, на которые молодой царь смотрел горящими глазами…
  
Глава 18
 
— Знаешь, что это такое, Петр Алексеевич?!
Павел протянул царю дорн, и смотрел, как тот крутит его в руках, стараясь понять, для чего тот предназначен. Наконец, после долгих размышлений Петр растерянно произнес: