Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)

Остальные гунны тоже уезжали, видимо, чтобы предупредить своих, но и ими Эйрих займётся.
Когда стрельба не принесла никакого результата и стало ясно, что неизвестный враг уверенно его догоняет, гунн бросил лук в саадак и извлёк из перевязи топор. Гиблое дело, но другого оружия у него не было. А ещё, вполне возможно, он сильно сомневался, что противник сможет успешно орудовать копьём, ведь всем известно, что по-настоящему мощные и уверенные удары из седла копьём не нанести...
А Эйрих с наслаждением вспоминал уже подзабытые навыки, ощущая давление стремян на ноги и предвкушая предстоящее действо.
Гунн, лицо которого имело желтоватый оттенок, изобиловало старыми и уродливыми шрамами, а маленькие глазёнки были крайне испуганными, нервно озирался на неожиданно опасного противника, ничуть не уступающего гуннам в стрельбе с коня.
Эйрих пошёл на сближение, словил на щит стрелу от товарищей жертвы, после чего напряг ноги, передвинув их в положение для удобного упора, и нанёс удар копьём.
Практики конного боя у его тела мало, поэтому копьё ударило недостаточно точно и гунн почти сумел отразить его древком топора, ибо ждал и готовился к атаке Эйриха.
Бедой для гунна было то, что Эйрих не отказался от атаки, а продолжил крепко держать копьё, даже не пытаясь избежать ожидаемой гунном потери баланса в седле. И копьё продолжило путь, правда, поразив не грудь гунна, а его шею.
Вытащив копьё из глотки во всех смыслах поражённого противника, Эйрих убрал оружие и щит в крепления, после чего вытащил из саадака лук.
Друзья заколотого гунна потеряли всякое желание связываться с крайне опасным противником и кинулись в бегство, даже не пытаясь стрелять.
Эйрих же подстегнул Инцитата и помчался в погоню, заготовив стрелу.
Догнать их мелких лошадок, размерами слегка уступающих знакомым Эйриху монгольским, было нетрудно — Инцитат просто был собой и даже особо не напрягался.
Создав неплохое сокращение дистанции, Эйрих замедлил коня и произвёл серию из трёх выстрелов по отстающему всаднику — попала лишь последняя, зато точно в середину спины.
Остальные гунны, увидев такую трагичную судьбу сотоварища, почти синхронно скрылись в кустарнике.
Эйрих решил, что Инцитату негоже бегать по бездорожью, поэтому развернул его и поехал к своим.
— Что там происходит, сын? — выехал вперёд Зевта.
Воины смотрели на него восхищённо — не каждый день увидишь столь захватывающую схватку, где всадник убивает кого-то копьём. Большая часть их воинов участвовала, максимум, в набеге, а на настоящей войне из них были мало кто, почти никто, если смотреть правде в глаза.
— Гунны, — ответил Эйрих. — Взяли деревню и грабят.
— Воины! За мной! — без раздумий приказал Зевта. — Поможем братьям отстоять отчий дом!
Готские воины заревели нечто яростно-решительное, после чего последовали за вождём, поехавшим вперёд.
Эйрих решил держаться рядом с отцом.
Пешие идут медленно, а гунны уже уехали, поэтому Эйрих понял, что допустил тактическую ошибку, когда позволил им увидеть воинство готов. Но альтернативой было умереть в схватке или получить тяжёлое ранение, если повезёт, поэтому всё сложилось не так уж и неблагоприятно.
— Живее!!! — приказал Зевта, чувствующий, что счёт идёт на минуты. — Надо не дать гуннам очухаться!!!
Воины побежали, а Эйрих поехал в обход, чтобы попортить кровь гуннов откуда-нибудь с тыла.
Зевта знает, что делать, поэтому Эйрих даже не пытался лезть в его дела и управлять штурмом разграбляемого поселения лично. Но он очень хотел вложить свою лепту в разгром отряда гуннов, поэтому действовал решительно и быстро.
Деревня Ваза была достаточно крупной, поэтому объезд занял некоторое время. Дома такие же, как в родной деревушке — дырявые, потрёпанные, построенные из сырой древесины, высохшей и перекосившейся. Внутри, как и дома у Эйриха, сыро и темно, а посреди единственной комнаты стоит дымящий очаг, бесполезно отправляющий большую часть тепла в небеса.
«То ли дело римская печь...» — с элементом самодовольства подумал Эйрих.
 
Пусть строил печь Виссарион, пусть у римлян печи получаются намного качественнее, но у остальных готов в домах обычные очаги.
Эйрих вошёл в деревню ровно с тыла гуннов, всё-таки сумевших встретить готов единым строем — примечательно, что лица у части гуннов светлые, совершенно не такие, как у всадников. Возможно, это какие-то из покорённых племён дают им своих воинов для набегов.
Всадники топтались за строем пеших воинов, уже принявших бой с готами, и отстреливались, стараясь поразить тех, кто ещё не загорожен спинами дружественных воинов.
Эйрих подъехал поближе и сразу же открыл стрельбу. Стоящие всадники — это словно мишень в тире, поэтому он сумел выбить четверых из семнадцати, прежде чем остальные начали беспокоиться. Внезапность и скорость — это качества истинного конного лучника.
Поэтому Эйрих, внезапно и скоро, заехал за дом с пылающей крышей.
Он обратил внимание, что на площади появилось существенно больше трупов, чем он увидел в прошлый раз. Вероятно, гунны не щадят никого, начисто истребляя всех жителей деревни.
Это, на взгляд Эйриха, неразумно делать просто так. Если бы деревня отказалась сдаться, тогда да, действия оправданы, а вот если они действуют так изначально, просто на правах участников набега...
«Так делают только бесчестные разбойники», — подумал Эйрих, приготовив копьё и щит.
Все в степи знали, что Темучжин не убивает мирных жителей без причины. Если правители этих мирных жителей вели себя бесчестно или нагло — это веский довод, чтобы покарать весь народ. Кроме, разве что, детей, чей рост ниже колеса арбы.
Но так было, разумеется, не всегда. Эйрих участвовал в набегах неоднократно, убивая всех, кто сопротивляется, неоднократно же он отражал набеги, потому что степь была безопасной далеко не всегда. Но Эйрих, в конце концов, принёс мир в окровавленные от многочисленных битв и стычек степи.
Судя по тому, что ранним утром гонец от старейшины Ваза даже не подозревал об опасности от гуннов, налётчики атаковали внезапно. Эйрих не считал, что так нельзя, можно, конечно же. Но сам он, когда достиг могущества и права выбирать своё поведение, предпочитал решать дело «миром»: городу или племени предлагалось сдаться добровольно, принять власть монгольского кагана, после чего спокойно жить себе дальше, периодически выплачивая дань. Если на это, безусловно щедрое и миролюбивое, предложение отвечали отказом, то, что ж...
Гунны оправдали ожидания и отправили несколько всадников, чтобы выкурить Эйриха из-за дома.
Рывок вперёд — ближайший гунн вылетел из седла, но забрал с собой копьё, глубоко засевшее в окольчуженном туловище.
Эйрих не растерялся и вынул из перевязи топор. Со стременами биться в конной схватке намного легче и комфортнее, поэтому он совершенно не боялся гуннов, вынужденных балансировать в седле, с большим риском сверзиться прямиком головой в подмороженную землю.
Приняв на щит удар мечом, нанесённый вторым всадником, Эйрих рубанул его правую ногу топором, после чего добавил удар в спину, заставивший врага с болезненным вскриком упасть с коня. Они явно привыкли биться несколько иначе — удар по щиту был медленнее и слабее, чем ударил бы Эйрих, а столь скорых ответных ударов гунн просто не ожидал. Это преимущество должно быть использовано.
Инцитат, послушный командам, молнией бросился к соседнему зданию, чтобы укрыть себя и всадника от вражеских стрел. Конь, конечно, не понимал, чем они тут занимаются, но предпочитал слушаться хозяина без задержек, дабы поддержать доверительные отношения, устоявшиеся между ними. Да и Эйрих, честно говоря, понятия не имел, что творилось в большой голове этого спокойного коня. Слушается — этого достаточно.
Раненый топором гунн лежал на потоптанном снегу и стонал, истекая парящей на прохладе кровью, а Эйрих объезжал здание, чтобы имитировать заход гуннам во фланг.
Логика — это новое слово, узнанное Эйрихом из трактата «Тактические искусства» Асклепиодота. Это наука мыслить правильно, то есть логично. И применялось это слово в разрезе принятия тактических решений. И если война — это кто кого передумает, то логика должна в этом сильно помочь, потому что только мыслящий правильно может победить.