Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)

— Видал, да? — спросил он.
— Дорого стоит, наверное, — хмыкнул Эйрих.
— Золото чистое, — со значением произнёс Хумул. — Выменяю на бабу молодую.
— Я бы не показывал такое в этом городе, — произнёс Татий, стоящий рядом с Эйрихом.
— Это почему это? — нахмурился Хумул.
— Явно же с попа какого-нибудь снято, — пояснил Татий. — Такие вещи у простых людей не водятся... и да, действительно дорого выглядит. Это точно испортит отношение.
— Римлянин прав, — поддержал чужака Ниман Наус. — Они же очень обижаются, когда мы грабим церкви... Напомним об этом — быть беде.
— Аларих, как говорят, благочестивый христианин, — покачал головой Эйрих. — Он не мог позволить грабить церкви.
Как-то ведь Хумул получил этот крест от воинов Алариха. Может, украл, но это на него непохоже. Скорее, выменял на что-то интересное или выиграл в кости.
— Набег — это набег, — усмехнулся Наус. — За всеми не уследишь...
— Никому больше не показывай, пока не вернёмся домой, — приказал Эйрих Хумулу. — Если хочешь бабу — я тебе куплю из своих денег. Если продадут, конечно. Но крест отдашь.
— Мне без разницы, — пожал плечами Хумул. — Но чтобы баба была молодая, иначе никакого тебе креста.
— Договорились, — ответил Эйрих. — Так чему они ещё не научились?
— А, — вспомнил изначальную тему Хумул. — Стены низкие, воинов мало. Можно взять даже пятью-шестью тысячами...
«Половину тумена на такой город?» — посмотрел Эйрих на Афины. — «Да, Хумул прав. Если заблокировать море... А, это и не нужно, потому что осады не будет. Можно взять с наскока, пройти в центр и...»
Центральная площадь города выглядела настолько... настолько неприятно, что Эйриху вдруг захотелось сжечь там всё.
Тряхнув головой, он подавил жгучее желание разрушать.
— Что, пойдём? — спросил Татий. — До вечера найдём ночлег, желательно на окраине...
— Знаю такое место, — произнёс Виссарион. — Господин, лучше сразу позаботиться об этом, чем потом шататься впотьмах.
— Идём, — позвал всех Эйрих, а затем посмотрел на воинов у обоза. — Следите за грузом! Здесь полно воров!
Они спустились с холма, по которому простиралась мощёная дорога из камня. Это выглядело очень дорого, поэтому Эйрих, в очередной раз, восхитился богатством римской державы.
«Мы не строили дорог, потому что наши кони быстры».
Но Эйрих не мог отрицать, что пешком путешествовать лучше по мощёной дороге, чем по грунтовой. Ведь когда идёшь по ровной дороге, ноги будто бы сами направляют тебя в пути...
В воротах низенькой городской стены, через которую можно перелезть даже без лестницы, стояли римские воины из гарнизонного воинства.
Эйрих опасался, что они сейчас начнут копаться в их телегах и запретят проносить внутрь оружие, как китайская стража города Фучжоу когда-то, смевшая требовать у Темучжина сдать его меч и топор. Наглецы расплатились за свою дерзость спустя несколько лет...
Но бородатые стражники даже не посмотрели в их сторону, что было странно для Эйриха. Будь он градоправителем Афин, устроил бы тут самый тщательный досмотр, чтобы недруги не смогли провести в город своё воинство...
«Видимо, ни на что не надеются», — подумал Эйрих. — «Если придут варвары, афиняне сдадутся, ожидая своей участи как овцы перед забоем...»
Последняя мысль всколыхнула Эйриха. Овцы.
— Здесь же продают овец? — спросил он у Виссариона.
— Да, продают, — ответил раб.
— Мы должны будем купить пару сотен голов, — уверенно заявил Эйрих.
Он-то даже не вспоминал о своих старых планах. Купить овец, возможно, коров, чтобы была шерсть, было мясо и молоко...
Холодными зимами шерстяная одежда — это единственная альтернатива тяжёлым шкурам.
— Кстати, Эйрих, — заговорил Татий, идущий рядом. — Зачем ты взял того гиганта под свою опеку? Не опасаешься, что он захочет отомстить тебе?
— Он же как ребёнок, — покачал головой Эйрих. — Бог его наказал за что-то, поэтому он смотрит на мир глазами неразумного дитятки. Он уже не обижается на меня за боль, но благодарен за то, что я даю ему еду и кров.
— Глядя на то, что происходит, мне кажется, что это нас наказал бог, а не его... — с грустью произнёс Татий.
 
— Может, ты и прав, — ответил Эйрих.
В его словах что-то было. Альвомир не знает печали: плачет, когда ему больно, искренне счастлив, когда можно поесть пшеничные лепёшки с мёдом. Люди у него делятся только на плохих и хороших, плохие — на кого укажет тот, кто о нём заботится, а хороший — это тот, кто заботится.
— Ты рад, что с нами, Альвомир? — обратился Эйрих к гиганту.
— А? — тот с широко раскрытыми глазами пялился на многообразие людей на улице.
Возможно, такое количество незнакомых лиц разом он видит впервые. А жителям Афин было абсолютно плевать на отряд вооружённых воинов, идущих по главной улице.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — участливо поинтересовался Эйрих.
— А-а-а, да, деда... — ответил Альвомир. — Харашо чустую, деда, себя, да-да...
— Ну, молодец! — похвалил его Эйрих. — Не отставай, скоро покушаем и будем спать!
Альвомир посмотрел на него наивным взглядом голубых глаз.
— Эх, уговорил, так и быть — будут тебе лепёшки с мёдом! — хлопнул себя по кольчуге на груди Эйрих.
Альвомир радостно заулыбался.
— Липёшки! — счастливо воскликнул он. — Мьёд!
Дико слышать такие слова, произнесённые очень густым басом, от детины, существенно превосходящего ростом даже не самых маленьких готов.
— Ох, балую я тебя... — произнёс Эйрих. — Хороший ты парень, Альвомир...
— Альвомир хороший, — согласно кивая, подтвердил гигант.
Жители Афин занимались своими бытовыми делами, таскали туда-сюда корзины, амфоры, деревянные клетки с животными и птицей — жизнь здесь, если сравнивать с деревней Эйриха, по-настоящему бурная.
— Господин, хороший стабулярий (1) недалеко отсюда, — сообщил Виссарион, указав на переулок слева. — Но если не хочешь сильно тратиться на постой, то через улицу, если идти на восток, есть каупона, (2) где пусть похуже содержание, но зато дёшево.
— Веди в стабулярий, — решил Эйрих. — Мы при деньгах.
Пройдя через переулок, где стояла группа оборванцев, ждущая непонятно чего, они вышли к трёхэтажному зданию, рядом с которым было довольно людно.
— Почему здесь так много людей? — спросил Эйрих.
— Очень много атлетов-олимпийцев, — ответил Виссарион. — Ещё не разъехались после игр, как я полагаю...
— Что за игры? — не понял Эйрих.
— Олимпийские игры, — пояснил Виссарион. — Соревнования между атлетами, с очень щедрыми призами за победы. Проводятся издавна, чуть ли не со времён Ликурга Спартанского.
— Позже ты обязательно расскажешь мне обо всём этом, — произнёс Эйрих, а затем посмотрел на стабулярий. — Как здесь поселиться?
— Я обо всём позабочусь, — ответил раб, после чего обернулся на колонну готских воинов. — Нас пятьдесят четыре...
Он вошёл в здание и, как видел Эйрих через дверной проём, заговорил с неким римлянином, стоящим за прилавком.
— Воины, — решил не тратить время зря Эйрих. — Ведите себя так, будто если вы не понравитесь римлянам, на нас обрушится гнев тысяч воинов гарнизона этого города. Не буянить, алкоголь не пить, к женщинам не приставать, вести себя благопристойно, как самые лучшие варвары этого поколения.
— Совсем баб нельзя? — разочарованно спросил Хумул.
Бывший охотник, лишённый возможности заниматься любимым делом, нашёл себя в удовлетворении похоти: в деревне он посещает почти всех вдовых женщин, которые только согласны пустить его в дом. И сейчас может думать только о том же.
— Дома, — ответил ему Эйрих. — Мы в походе.
— Эйрих прав, — неожиданно проявил благоразумие Ниман Наус. — Если кто-то из римлян обидится, позовёт стражу и тогда придётся воевать. Но мы можем ограбить какое-нибудь селение на обратном пути и вдоволь покуражиться. Правильно говорю, Эйрих?
— Если это не помешает нам вернуться вовремя, — равнодушно пожал плечами Эйрих.