Транквиландия или Горячий Тур по Колумбии (СИ)
— Что ты там…. Ой, сеньор, извините!
— Ничего страшного, — произнёс я на испанском.
— А, вот и моя Корнелита! — оживился старый Валдез.
И тут жена старого алкоголика разразилась площадной бранью на языке, которого я не понимал, но, видимо, это было какое-то местное наречие. Ругань продолжалась, по крайней мере, минуты три, после чего женщина, бесконечно извиняясь, пригласила меня в их скромную комнату.
— Извините меня, сеньор, — говорила она, — Я сразу увидела, что вы — порядочный человек, не похожий на постоянных собутыльников моего мужа. Вы простите, Валдез, наверное, вам много наплёл?
— Ничего страшного, сеньора, — заверил её я, — Просто он пригласил меня к вам, а мне деваться некуда. У меня украли паспорт и деньги, я обычный турист, и я…
— Понимаю, сеньор, — успокаивающим тоном ответила старуха, — Мы приютим вас за то, что вы не бросили Валдеза и привели его домой. Не обессудьте, у нас тут мало места, поэтому я вам постелю на полу!
— Благодарю вас, сеньора! — кивнул я в знак признательности.
— Только не обращайте внимания на кашель — мой внук Андринью болен лихорадкой! Будьте как дома, сеньор!
Комната, в которой жил Валдез с семьёй, была прямой иллюстрацией бедности в Колумбии. Стены все сплошь в трещинах, скромно обставленная деревянная мебель: стол и два стула, раскладушка, на которой спала чета Валдез. Угол комнаты, где лежал Андринью, загорожена ширмой. Скромный платяной шкаф без дверей, на крючках внутри — бедная штопанная одежда. На окнах нет ни малейшего намёка на занавески.
Корнелита постелила мне на полуразбитом полу тонкий шерстяной плед. Подушки, к сожалению, не было предусмотрено, но я не унывал, так как привык к спартанским условиям. Хотя, ночка предстояла неуютная. Тем не менее, я бросил к изголовью свой рюкзак, который предстоял быть мне подушкой и лёг. Свой «Кольт» я пристроил под рюкзаком, предварительно поставив пистолет на предохранитель. Не знаю я, насколько часто в Санто-Валверде в дома вламываются грабители.
Долго я не мог уснуть, мешали мне два обстоятельства: громко храпящий на другом краю комнаты старый Валдез и уличный фонарь, упорно светивший в окно и заливающий комнату светом. Но вскоре, усталость вместе с выпитым алкоголем взяли своё, и я заснул.
Настоящие бандиты
Проснулся я от внезапного страшного грохота. Входная дверь была с силой выбита, и луч фонаря слепяще ударил мне в лицо.
— Не дёргайся, гринго! — услышал я английскую речь с сильным акцентом.
А потом в лоб мне упёрся ствол бразильского Taurus PT 92: дрянной копии итальянской «Беретты». Естественно, доставать лежащий под рюкзаком «Кольт» уже не было смысла. Меня резко поставили на ноги, а в следующую секунду я почувствовал, как на моих запястьях защёлкнулись наручники.
— Ботинки мои не забудьте! — попросил я на испанском, вспомнив, что я снял их перед сном, чтобы не гудели ноги.
— Заткнись! — рявкнул незнакомец с «Таурусом», — Как у вас говорят, имеешь право хранить молчание.
Корнелита проснулась и гневно выкрикнула несколько слов на местном диалекте, но второй незванный гость заткнул её. В его речи мелькнуло слово Policia, и это означало, что по мою душу пришли не какие-то бандиты, а колумбийская полиция. Окончательно я в этом убедился, когда эти двое, подхватив мою обувь и рюкзак с пистолетом, потащили меня к полицейскому «Доджу Монако» 76 года. Бесцеремонно запихнув меня на заднее сидение, они сели спереди, завели двигатель и рванули с места.
Стояла глубокая ночь, и полицейская машина была единственной, кто ехал в этот поздний час по улицам Санто-Валверде. Мои спутники молчали, не разговаривая даже друг с другом. Я же безразличным взглядом смотрел в окно. Внезапно полицейский «Додж» остановился перед тёмным кирпичным зданием с надписью Policia. В окнах не горел свет, и вообще здание полицейского участка выглядело безжизненным.
— Приехали — оповестил меня по-испански сидящий рядом с водителем полицейский, — Вылезай!
Они вытащили меня из машины и повели к зданию. Я недовольно морщился: босые ступни ощущали неровные куски брусчатки под моими ногами. У входа в полицейский участок стоял полноватый полицейский: форма на нём сидела, как на пивном бочонке, того и гляди лопнет. Мусоля вонючую дешёвую сигарету, он кивнул двум моим сопровождающим:
— Что, поймали какую-то крупную рыбу, ребята?
— Умойся, Пончо! — гаркнул на него нервный коп с «Таурусом». — Сам-то только и подымаешь свою жирную жопу, чтобы покурить!
Миновав ставшего угрюмым Пончо, полицейские втолкнули меня в вестибюль. Внутри было жутко прокурено, чему я удивился: и зачем только Пончо выходит покурить на улицу, если, судя по запаху, курят прямо в вестибюле? Впрочем, это, вполне возможно, его причуды. Помимо простого стола, похожего на школьную парту и ряда табуреток у противоположной стены больше ничего в этом вестибюле не имелось. Жуткой трелью завёлся телефон на столе, и второй сопровождающий меня полицейский крикнул:
— Пончо, марш на пост, там звонят!
— Ну и хрен с ними! — раздалось с улицы, — Что, убивают там что ли?
— Веди его к шефу! — передал этот же коп своему напарнику с «Таурусом», — Санчез очень хотел его видеть!
— Хорошо, двигай, гринго!
Из полумрачного вестибюля меня провели по узкому коридорчику к единственной тускло освещённой комнатке. Грязная дверь с замызганным стеклом гордо оповещала картонной табличкой: «Шеф». Меня втолкнули внутрь и захлопнули за мной дверь так, что стекло жалобно зазвенело. Передо мной возникла небольшая комнатка, однако, в отличии от пустого вестибюля, в кабинете почти не было свободного места. Широкий дубовый стол, заваленный огромной кучей бумаги, на краю его — старый телефон и маленький вентилятор, едва продувающий помещение и напоминающий, что даже по ночам в Колумбии жарко. Слева от стола, едва втиснувшись — огромный дубовый шкаф, в котором хозяин кабинета выставил свою коллекцию сигар. Над окном, занавешенном дешёвыми жалюзи, висит чучело головы ягуара. Хозяин кабинета — тучный мужчина в солнцезащитных очках (и, судя по всему, он даже спит в этих очках) и пышными соломенными усами. Широкие челюсти перемалывают уже погасшую сигару. Свет от стоящего справа от шефа светильника, бьёт мне в лицо, когда я сажусь. Старый, посмотренный ещё в фильмах психологический трюк!
— Доставили, наконец тебя, гринго! — зычный голос шефа бьёт по моим барабанным перепонкам, — Кто такой? Цель поездки в Колумбию?
— Я — Рене Десперо, турист из Франции, — отвечаю я изподлобья, — Приехал пофотографировать местные красоты!
— Турист, значит? — усмехается шеф.
На стол, поверх кипы бумаг передо мной появляется моя кобура с «Кольтом» и ножны с “KA-BAR”.
— А это что, сувениры купил, гринго?
— Нет, у меня есть на них лицензия, — спокойно объясняю я.
— Хватит заливать, гринго! На кого работаешь? Герилья, Ортега, может Перес?
Я молчу, смотрю на пистолет. Если бы были свободны руки, я бы попробовал сбежать, но сейчас, в кандалах, далеко не убежишь.
— Говорю вам, я — турист! Бывший солдат Легиона….
— Ну да, бывший, — усмехается шеф.
Он встаёт со стола высится горой передо мной и приближает своё, искажённое от ярости усатое лицо ближе:
— Слушай меня внимательно, лягушатник! Здесь, в этом городе я — хозяин. Сеньор Рафаэль Онделло Санчез. Ни одно происшествие, ни одно преступление здесь не происходит без моего ведома. Ни один залётный наёмник тут не шарахается, если я его не одобрю. У меня везде здесь глаза, уши и нос! Даже если ты ещё ничего не натворил, знай: ты у меня на крючке, понял, ублюдок?
— Что вы от меня хотите, Санчез? — коротко спрашиваю я, которому надоело уже это бравирование.
Санчез садится обратно на свой «трон»: дешёвый офисный стул с раздолбанной спинкой, давит в пепельнице на краю стола окурок своей сигары и достаёт очередную улику: «Никон» Дикого Билла и фотографию: