Гибель старых богов (СИ)

Через неделю. Город Лагаш. Провинция Урук. Ассирия.
Великий Царь Синаххериб смотрел на суету военного лагеря, разбитого на правом берегу Тигра. Он сделал нелегкий выбор — потерял честь, но спас армию от неминуемого разгрома. В том, что его войско было бы разбито, ни у него, ни у его военачальников сомнений не было никаких. Голодные воины, голодные кони у колесничих, без кавалерии против сытого, умелого и многочисленного врага. Шансов никаких. И он понимал, что как только весть о поражении достигла бы Вавилона, остатки армии встретили бы ненавистные халдеи, предавшие в очередной раз своего повелителя. Назад они уходили ночью, за два дня пройдя от лагеря до прибрежных городов, где взяли провиант, а потом переправились через Тигр. Из колесниц не дошла ни одна, легкие конструкции не были рассчитаны на бешеную гонку по каменистой степи, а потому у Великого Царя осталась только пехота. Он уже послал в Вавилон гонца, чтобы старший сын Ашшур-Надин-Шуми собирал воинов, но в то, что персы перейдут Тигр, он не верил, слишком рискованно для них это было. О его неудаче в Эламе скоро станет известно всему обитаемому миру, и снова зашевелятся его враги, проверяя на прочность сшитую из лоскутов империю. А пока персы поглотят Элам, ведь только слепой и глухой не знал, что там творится. Они опустошат провинции Ассирии западнее Эллипи, а вероятнее всего, захватят все земли по левому берегу Тигра. И он, царь четырех сторон света, никак не сможет этому помешать, потому что должен удержать сердце своего государства- плодородные равнины Шумера, Вавилонию и Ассирию. Если снова не взбунтуется финикийский Сидон и Иудея, то он за пару лет восстановит утраченное войско, наймет западных киммерийцев и скифов, и опустошит Элам так, что там даже суслики в степи не посмеют выглядывать из своих нор. И да, что-то надо делать с Аррапхой и Замуа, где уже хозяйничала восточная ветвь народа гамирр, которая до этого исправно поставляла ему наемную конницу.
Двумя неделями позже. Город Сузы. Вторая сатрапия Персидского Царства.
Трясущийся Нарам-Суэн смотрел на своего нового повелителя и ждал приговора. То, что его просто не придушили по-тихому, удивило безмерно и давало робкую надежду, что жизнь ему все-таки оставят. Могучий перс с бычьей шеей смотрел на него в упор, с трудом скрывая брезгливость. Царь многозначительно молчал, а говорил вместо него мужчина лет тридцати с ярко-голубыми глазами и волосами невиданного тут белого цвета. Это и был тот жуткий пророк нового бога, которого Нарам-Суэн видел в кошмарных снах. Ведь это его воля превратила глухое захолустье в сильнейшую державу, и обрушила незыблемую доселе власть старых богов. Он злой демон, не под силу человеку такое совершить. И бывший царь гладил зажатый в руке амулет от сглаза, подаренный матерью еще в детстве.
— Мы предлагаем сделку, — услышал Нарам-Суэн, — мы оставляем тебе жизнь, поместье в Сузиане, все твое имущество и рабов. Будешь до конца жизни получать содержание, достаточное, чтобы жить так, как живешь сейчас. Но за это ты в присутствии горожан Суз вручишь власть великому царю Аншана и Персии. В том, что тебе ничего не грозит, и я, и великий царь поклянемся священным огнем. Я тебе больше скажу, твои дочери, когда войдут в брачный возраст, получат достойную партию из персидских князей, и соответствующее приданное. Сыновья, если ты захочешь, получат воинское воспитание и жен из знатнейших семей. Твой род не угаснет, царь, наоборот, он будет жить в веках.
— Согласен, — не раздумывая сказал уже официально бывший царь, — назначайте церемонию. Повелитель! — он склонился перед Ахеменом, — я могу удалиться в свои покои? — и, получив согласие, попятился в дверь. Он услышал главное, его не убьют и позволят вести тот приятный образ жизни, который ему всегда так нравился. Все остальное его интересовало мало. Да они и так за него правили, воевали, а тут еще его дочерей замуж выдадут. Счастье, да и только.
— Ты уверен, что его нужно было оставить в живых? — поинтересовался Ахемен.
 
— Да, брат. Он полное ничтожество и сам по себе не опасен. И если он официально отречется от власти в твою пользу, то ты станешь законным царем в глазах всего мира. А убить его мы всегда успеем.
— Тогда согласен, — сказал повеселевший царь, — не будем затягивать с церемонией, нам еще в поход идти.
Уже через неделю на деревянном возвышении, укрытым коврами, бывший Царь Нарам-Суэн, первый этим именем, в присутствии ошеломленных горожан снял с себя царскую тиару, золотое ожерелье, переходящее от царя к царю уже тысячи лет и склонился перед новым повелителем. Толпа ахнула, не веря своим глазам, но видно на то была воля нового бога, уже прочно обосновавшегося в столице. Стоящий рядом с великим царем Пророк в белоснежной тоге и высокой золоченой шапке, вызывал у людей священный ужас. Тот, с кем говорил сам бог, был перед ними во плоти, не каждый день такое увидишь. Стоявший в стороне сиятельный Хутран, прибывший из Аншана, вызывал просто ужас, потому что он уже начал наводить порядок в будущей столице царства, куда перебрался, предчувствуя большой объем работы. Тысячник Шума, которым в Сузах пугали непослушных детей, стоял сзади и довольно скалился. Ему, рисковавшему шкурой тридцать пять лет, надоели до блевотины хилые толстозадые царьки. Он, Шума, с удовольствием повоюет рядом с такими парнями, как Ахемен и Камбис. Вот уж вояки, так вояки. Он страшно жалел, что не слышал своими ушами, как его непосредственный начальник крыл по чем зря повелителя Ассирии, получая его слова в пересказе, который народная молва уже начала творчески перерабатывала и дополняла, превратив в фольклор. Эти слова уже перешагнули Тигр, разносясь по Ойкумене, и вызывали трусливые ухмылки у тех, кто еще недавно обильно потел при одном упоминании имени Синаххериба. И это для ассирийского царя было страшнее всего. Ведь как можно бояться того, кто смешон?
Месяцем позже. Марубишти. Бывшая Эллипи. Третья сатрапия Персидского царства.
— Мы предлагаем сделку, — произносил странный беловолосый человек в высокой золоченой шапке.
Царь Ишпараба сидел напротив и рассматривал нового царя Элама, который вновь пришел разорять его многострадальную землю. Зачем он пришел туда, где уже давно брать нечего? Население за десять лет сократилась впятеро. От бесчисленных стад остались одни воспоминания, а золота и серебра тут сроду не было. Звероподобные киммерийцы кочевали теперь совсем рядом, превратив пашни в свои пастбища, и у правителя Эллипи не было ни малейших иллюзий на тему, чьи земли они заберут следующими. Царю любезно показали персидское войско, и он уже попрощался с жизнью. Ему и десятой части этой силы не одолеть.
— Мы предлагаем сделку. Ты при всех жителях отрекаешься от царской власти и остаешься на этих же землях с титулом персидского князя, подчиняясь великому царю и его сатрапу на этих землях. В ближайшие пять лет от тебя не потребуют дани, а в ближайшие десять лет — воинов. Пусть вырастут новые мужчины и родятся новые стада. Все это время твой народ будет под нашей защитой. Киммерийцы сюда не пойдут, у нас с ними мир на тридцать лет. Твои дети уже взрослые, а потому твоим внукам будет предложена достойная партия из царского рода. — Макс имел просто неисчерпаемый запас невест, учитывая неописуемое количество родни у царя, а потому сватал всех направо и налево.
— Я согласен, — недолго раздумывал царь Эллипи, — выбор невелик, либо мертвый царь, либо живой князь. Да и породниться с царем Элама мне за честь будет. А ты чего на своей сестре не женишься?
— А ты коней от одной кобылы вяжешь? — спросил Ахемен. И Ишпараба задумался. Священный обычай сравнивали с разведением скота, необычно как-то. С другой стороны, эламские цари, по слухам, были один другого хуже, и множество их детей рождалось больными и умирало в младенчестве. Наверное, тут есть смысл. Вон новый царь сидит, просто дикий тур какой-то, а не человек. Он десяток эламских правителей пополам за ноги разорвет, и не поморщится.