Выбрать волю (СИ)

Вдруг Эсне пришла в голову мысль, от которой она рассмеялась.
Всё это время Грэхард завороженно следил за выражением её лица, с которым она разглядывала привычную для него картину. Он словно сам впервые видел всё то, что открывалось его взору каждый день и к чему он привык настолько, что разучился видеть в этом красоту. Наблюдая за Эсной, чья мимика красноречиво отражала её восхищение, он не мог бы определить, что кажется ему в этот момент прекраснее: её лицо или та картина, которая ложится на это лицо отпечатком восхищения.
— Что насмешило тебя, солнечная? — с улыбкой спросил он, разглядывая город так, словно никогда не видел его раньше.
— Я подумала, грозный повелитель, — повернулась она к нему, и та восхищённая радость, с которой она только что смотрела на открывавшийся ей вид, теперь полностью сосредоточилась на нём, словно это он вызвал в ней все эти яркие чувства, — что вам ведь отсюда видно почти всё, что происходит в городе, — она снова рассмеялась. — Здесь же всё как на ладони! Ничего не утаить!
Он жадно упивался этой обращённой к нему радостью. Отводить от неё глаза не хотелось, но он всё-таки сделал это, чтобы показать ей на Восточную башню внешнего контура:
— Отсюда далековато, солнечная, а вот с той точки, действительно, видно многое.
Эсна послушно повернула голову; лучи солнца заискрились на её ресницах, запутались золотыми отблесками в волосах, заставили очаровательно прижмуриться, как котёнка от ласки. Она прикрыла глаза козырьком ладошки и с любопытством устремила взгляд на Восточную башню. Конечно, она видела её не раз, её подножье находилось между храмом и городским кладбищем. Там эта мрачная махина из грубого булыжника казалась огромным давящим монстром; но отсюда, с крыши дворца владыки, она виделась соразмерной и даже стройной.
— А вот оттуда, — Грэхард осторожно, боясь спугнуть, приобнял её за плечи и немного повернул, показывая Южную башню, — виден весь порт.
Эсна с любопытством повернулась в указанном направлении. Обычно Южную башню она видела со стороны моря, и та совершенно терялась на фоне возвышающихся за ней слоёв Цитадели. Теперь же её цилиндрический неожиданно стройный силуэт выступал на фоне моря во всей своей красоте.
— Оттуда должно быть видно мой дом! — вдруг сообразила она, обращая восхищённый взгляд на Грэхарда.
Он хмыкнул, нежно поправил ей выбившийся локон и внёс коррективы:
— Если бы в порту и на верфи не стояло ни единого корабля, то, возможно, да.
— А оттуда? — оглянувшись, Эсна указала на Западную башню.
Цитадель была расположена на горном склоне, поэтому северо-западная часть укреплений теряла стройность и соразмерность, цепляясь за уступы и представляя собой почти хаотичное нагромождение встроенных в скалу укреплений и бастионов. Западная башня была самой высокой точкой среди них.
Грэхард послушно задрал голову и порассматривал предложенный его вниманию объект. По правде говоря, забраться туда было до такой степени трудно, что для гарнизона Западной башни оборудовали полноценную казарму прямо там, а провиант и вещи доставляли подъёмниками. Сам Грэхард вскарабкался туда лишь однажды, ещё в юности. От путешествия у него остались самые неприятные впечатления, и он был так вымотан трудоёмким подъёмом, что не очень-то и оценил открывшийся вид.
— Должно быть, видно, — хмуро признался он, пытаясь путём геометрических вычислений представить угол обзора. — Но вряд ли оттуда можно что-то различить даже с подзорной трубой.
Эсна вздохнула и перевела внимание на более близкие объекты. Несколько фруктовых деревьев, цветущие кусты и пара клумб — сад был скромен, но на фоне окружавших его строений и камней казался ей удивительно уютным местечком.
Пока она любовалась и устраивалась под специально возведённым тентом, который должен был защищать от дневного жаркого солнца, устроившийся в глуби этого тента Грэхард размышлял. Как положено себя вести на свиданиях, он представлял весьма смутно, и в голову лезли исключительно идиотские примеры из баллад и романов. Но петь романсы или читать пафосные монологи о своей любви ему казалось в крайней степени неуместным, переходить же сразу к этапу с поцелуями он не решался после полученного утром отпора, а как от любования видами перейти к этим самым поцелуям плавно — не знал.
 
Оставалось вступить в беседу и попытаться разжиться какими-то подробностями.
Владыка здраво рассудил, что для получения значимых для дела подробностей стоит раскручивать темы, которые Эсна обозначила как причины для вступления в брак с ним. Судьбу рода Кьеринов он тут же отбросил, про какую-то странную идею со школой опасался заговорить, чтобы не получить на свою голову занудные подробности, не имеющие отношения к интересующему его предмету, и, соответственно, оставалась третья причина.
Полюбовавшись выступающим на фоне утреннего света силуэтом жены, он начал свою игру:
— А что, солнечная, ты имела в виду, когда говорила, что надеешься понравиться мне как человек?
Она, слегка обернувшись, обожгла его смущённым и застенчивым взглядом, прикрыла ресницы, защищая глаза от яркого солнца, и поддержала тему:
— Понимаете ли, о грозный повелитель, есть одно обстоятельство, которое крайне меня расстраивает в этой жизни. С высоты своей силы и грозности мужчины обычно воспринимают женщин как несмышлёных детей, — она досадливо поморщилась, выдавая, что это положение и впрямь глубоко ей неприятно. — Мне... не хотелось бы, чтобы мой супруг так относился ко мне, — взглянула на него с нежной застенчивостью и продолжила: — Женщина тоже может быть умна, и мне бы хотелось... чтобы это моё качество было оценено по достоинству.
Он слегка наклонил голову набок и усмехнулся.
— Только безумец, — отметил он, — стал бы недооценивать ум женщин из твоего рода. Это не твоя ли прапрабабка проникла в Цитадель и прирезала всех детей моего двоюродного прадеда? — поддел он, вспомнив один весьма тяжёлый и кровавый эпизод ньонской истории.
Эсна досадливо зарделась; упомянутый факт не вызывал у неё восторга, хотя ловкости и хитрости далёкой родственницы, конечно, можно было только позавидовать.
— Подумать только! — продолжил веселиться владыка, который был скорее доволен этим историческим обстоятельством, потому что именно оно привело к власти его прадеда. — За те триста лет, что стоит Цитадель, в неё ни разу не смог проникнуть враг — а тут приходит женщина из рода Кьеринов и спокойно убивает десять человек!
Состроив чопорное выражение лица, Эсна обернулась на него и недовольно вернула шпильку:
— И как это только вы отважились, грозный повелитель, привести сюда ещё одну из нашего рода?
Картинно приложив руку к сердцу, Грэхард заверил:
— Три поколения мои предков в ужасе ворочаются в гробах, солнечная, но, как по мне, дело того стоит. Да и ты не похожа на воительницу, способную хладнокровно прирезать трёхлетнего ребёнка или пожилую женщину.
— По военной стезе пошла моя тётушка, — с достоинством согласилась Эсна. — Меня больше манят науки.
— В самом деле? — живо заинтересовался владыка, который редко встречал в женщинах подобную черту. — И какие же?
— История! — пылко принялась перечислять Эсна. — Философия, география, этнография! — глаза её разгорелись неподдельным пылом.
Он наблюдал за её оживлением с восхищением, потом потеребил бороду и грустно отметил:
— Если бы я был хорошим купцом, солнечная госпожа моя, я бы попытался сейчас выторговать у тебя поцелуй за доступ в мою библиотеку. Но, — с показным огорчением развёл он руками, — как мы уже выяснили, такого таланта я не имею. Поэтому просто пущу тебя туда, полагаю, ты найдёшь немало интересного по всем этим предметам.
 
Эсна с восторгом подскочила. Глаза её засияли самым ярким огнём: как ни хороша была библиотека в доме отца, книжное хранилище Раннидов наверняка превосходило её и по объёму, и по редкости доступных томов. До этой минуты Эсна как-то не думала о таком приятном бонусе к её новому браку — да, по правде говоря, не то чтобы пускать жён в библиотеку было в привычках ньонцев, так что рассчитывать на такой подарок было бы дерзко. Поэтому Грэхард, сам того не понимая, угодил ей так, что лучше и придумать было нельзя. Право, ему стоило с самого начала выставить эту библиотеку как основной довод «почему тебе стоит выйти замуж за меня» и дело, скорее всего, было бы тут же безоговорочно решено в его пользу.